Карат

— Приехали! Приехали! — повторил Василий Андреевич, остановив «газельку», заглушив мотор и посмотрев на мое удивленное лицо. Было непонятно: метрах в пятистах небольшой водоем — рукав канала, но, взяв ружья, все почему-то пошли по перепаханному полю с редкими кустами кукурузы и окруженному с двух сторон сосняком.

— Когда-то здесь было озерцо, кто знает, может генетическая память зовет утьву садиться именно сюда, — наконец развеял мои сомнения Василий Андреевич. — Не переживай, лет будет.
Василий Андреевич — знакомый охотник, более того, продолжатель охотничьей династии, азы по полеванию получил от деда. Живет он в городе, занимается бизнесом, имея небольшой автопарк, в деревне же остался отчий дом. «Здесь корни моего рода, здесь я по-настоящему понял, что такое охота», — говорит он. Потому и наезжает в село часто, а помимо охоты занимается еще выращиванием на своем огороде картошки, лука, помидоров и других овощей.

С водоемами у местных охотников не ахти как. Надежда на заросшие деревьями, камышом, рогозом, наполненные кое-где водой траншеи бывшей ирригационной системы. Но мелиорация земель, как и везде, давно канула в Лету, а то, что осталось от нее, — пожалуй, единственное место обитания диких уток, где есть еще возможность по-охотиться. Вот и на прошлом открытии местные охотники все удивлялись, мол, давно не видели столько пернатой дичи. Но прошла неделя, другая, и картина резко поменялась.

«Неужели крыжни будет летать и садиться сюда на чистое поле? — все еще не верил я, когда все стали расходиться по периметру пара, занимая удобные места. Я расположился под густой кроной веток сосны, поваленной ветром, присел на тяжелый ствол. Густо пахло еще свежей хвоей, при порывах ветра вразнобой шелестели стебли кукурузы. Зарядил ружье, предупредил соседа слева, чтобы дал команду на случай появившихся из-за спины уток, и стал ждать. Прошло с полчаса. Вечерняя зорька занялась. Со стороны мелио-ративных канав стайками потянули крыжни, и все в нашу сторону. Но на границе парового поля птицы натыкались на дружную ружейную канонаду, резко брали вверх, уходя за спасительный лес. Двум «лаптям», не смущаясь выстрелов, удалось упасть невредимыми в самый центр поля. Явно кто-то из охотников зевнул. Настроение стало портиться, хотя надежда еще оставалась. И не напрасно. Вот на большой высоте над водоемом показался крякаш-одиночка, там бухнули несколько раз, птица потянула к лесу, но вдруг изменила курс в мою сторону, при этом неожиданно снизилась на расстояние выстрела. Не вставая с насиженного места, я выцелил, нажав на курок, селезень болтнулся, на миг задержав полет, и начал терять высоту. Прогремевший вслед второй выстрел оказался хуже.

Я вскочил из скрадка, не отрывая глаз от падающего по горизонтали крыжня, а ноги уже несли в игольчатую смоляную многорядь.

Кому из охотников не знакомо это досадное, раздирающее душу чувство, когда ищешь подранка, а он, падая на землю, будто проваливается сквозь нее. Нечто подобное переживал и я.
Несколько раз я возвращался к исходному месту, начиная все сначала, прочесывал, словно гребенкой, под кронами больших и малых сосенок густо заросший богар. Но тщетно… Время шло. На небосклоне молодой месяц уже огранил свои контуры, зажглись звезды, засеребрились макушки сосен. Лет прекратился. Я по-плелся к центру поля, откуда доносились голоса собирающихся охотников, продолжая внимательно смотреть по сторонам, изредка останавливаясь для прослушки, ожидая, что птица нечаянно подшумит.
— Ну что, нашел? — встретил меня Василий Андреевич.
— Увы…
— На то он и крыжень… Подожди, Карат сейчас найдет. Место хорошо запомнил, где упал?
— Куда уж лучше, — пробурчал я, подумав, при чем тут Карат?

Когда впервые увидел пса по кличке Карат, был крайне удивлен: «Да он ведь не похож на гончака! Помесь!» Передо мной предстало жалкое животное на цепи, напоминающее собой скелет, обтянутый кожей, с невыносимой тоской в карих глазах. И только висячие углом уши да светло-чепрачный окрас с подпалинами, присущий русской гончей, относили пса к охотничьей породе. Как подтверждение тому, прозвучали и слова Василия Андреевича: «Деньги за него не платил».
Надо сказать, на выставки, соревнования многие деревенские охотники собак своих не возят — одни считают, что это накладно, у других нет времени, хотя по своему житейскому опыту знаю: и держать просто так тоже не будут.

Как оказался на утиной охоте Карат, я не знал, в машине собаки не было. Оказывается, еще днем взял его с собой сосед Василия Андреевича — Андрей, такой же страстный охотник. И тут пришло время удивляться мне. Я видел другого Карата. С хорошо развитым мощным костяком, хорошо поставленной головой. Тем не менее скептически отнесся к затее: утка — не тот профиль гончей собаки.
Быстрым шагом мы шли к месту, где упал крыжень. «Думали уж крест на него ставить, — торопливо делился Сашка, приятель Василия, — а он заработал. Да как! Сейчас сам увидишь». Запах крыжня гончак причуял сразу и пустился чуть не в галоп в сторону соснового массива. «Каков шельмец, селезень! Значит, силы не израсходованы, возможно, зацепило одной дробиной», — думал я, едва поспевая за Василием и Сашкой.

Прошли, вернее пробежали, приличное расстояние, и тут Карат подал голос, да какой! Представьте, ночь, сосновый лес и азартно работающий выжлец.
Я уже отстал. «Какой к черту крыжень, натек на кабаний след, — думаю про себя. — Ну а мужики-то, мужики чего?..»

Вдруг слышу:
— Поднес Карат? И что?
— Выпустил.
— Кто выпустил, Карат?
— Да я выпустил крыжня из рук, Карат мне подал, — это уже раздраженно говорит Василий Андреевич.

И снова слышу: «Ищи, ищи, Картушка!»
Собака умолкла, но ненадолго, снова натекла на след птицы, и вновь слышу его сильный звучный голос. Тяжелым грузом спадает напряжение, чувство облегчения овладевает мною.

— Есть! — радостно сообщает Василий Андреевич. Через минуту-другую он протягивает мне увесистого крупного селезня: «Старый… повидал на своем веку». А Сашка треплет рукой, поглаживает еще не пришедшего в себя Карата.

О том, что некоторые охотники с успехом применяют русскую гончую для розыска и подачи птицы на утиных охотах, я не знал. А тут, как говорится, увидел воочию, помог случай. Не вникая в тонкости кинологии (это удел специалистов), скажу: теория теорией, а результаты практической работы охотничьей собаки говорят за себя: проявленные ею чутье, нестомчивость, полазистость выше всяких похвал. Опять же, кто из охотников, в большей степени сельских, не мечтает об универсальном помощнике? Все спрашивал Василия Андреевича, как ему это удалось, но тот лишь улыбался: причем, мол, тут я, с подобными вопросами обращайся к Карату.

Что касается использования на охоте «непрофильных» собак, расскажу о другом случае.

Несколько лет назад я охотился под Павлоградом. Болотистые участки с жирной ряской, густо заросшие рогозом, камышом, облюбовали крыжни, прилетающие сюда глубоко за полночь, поэтому утренние охоты нередко были успешными. Как-то познакомился с немолодым уже охотником. Разговорились. Мое внимание привлекла его немецкая овчарка, снующая по зарослям.
— Находит уток, — поделился мой знакомец. Честно говоря, к его утверждению я отнесся скептически.

А уже через полчаса Джек сновал по луговине, куда после выстрела, казалось, тряпкой упала утка. Искали долго, нашли, насколько это было заслугой собаки, сейчас уже и не припомню, во всяком случае падение крыжня овчарка указала точно и челночила именно там. А ведь считается, что у них полностью отсутствует охотничий инстинкт.
О подобных случаях, полагаю, могут рассказать многие охотники.