Подсадной медведь и другие

Устроители такого вольера с точки зрения бизнеса, универсальности и так называемого «дальнейшего развития охотничьего собаководства» будут смотреть в будущее. Они эту площадь огородят крепкой и высокой сеткой, и тогда в вольер для испытаний всех видов охотничьих собак можно будет выпускать лося, оленя, косулю, рысь со страховкой по периметру на длинном тоненьком тросе и даже небольшого ручного медведя, кабана, барсука, лису, енота и др.

Испытания в таком вольере можно будет приравнять к испытаниям по вольным видам – площадь же большая, и собаке будет трудно найти зверя (как бы самой не потеряться!). Соответственно этому нужно будет разработать и правила испытаний по этим видам. Вот тогда и начнет «очень сильно» развиваться охотничье собаководство! Почему для всех видов охотничьих собак?

Ответ простой. Почему идет дискриминация пород? Представим, что кто-то охотится на медведя и лося с ягдтерьером или лабрадором, но ведь дипломы по этим видам он получить не может. Вот владельцу и обидно, что его знатный медвежатник остается без высокого диплома, а это в перспективе портит собачью жизнь. Вот вам и дискриминация! Думаете, это хорошая шутка? Да, пока шутка, но скоро она может стать реальностью.

Так каков же будет ответ большинства гончатников по поводу проведения испытаний по вольерному зайцу? Думаю, настоящие гончатники только посмеются, а эту идею воспримут как большое издевательство над породами гончих. Ведь гончатник – это образ жизни, напряженный, упорный труд по воспитанию и нагонке собаки, это незабываемые моменты яркого гона, его душераздирающая песня, доводящая некоторых аж до слез.

Вопрос о проведении испытаний по подсадной птице можно задать и легашатникам. Несложно придумать способы и правила проведения таких испытаний. Но возникает принципиальный вопрос: а нужны ли такие испытания для развития пород легавых или они им могут только навредить? Не сомневаюсь, что настоящие легашатники ответят примерно так же, как и настоящие гончатники.

Но самые мудрые, незаменимые и предприимчивые поначалу задумаются, а потом эту тему разовьют дальше. И пойдут массово дипломы по подсадной птице, и соответственно рабочие качества легавых возрастут, к сожалению, только лишь на бумаге, а охотиться и получать от этого удовольствие будет не с кем.

А чем же лайки лучше? Разве они не охотничьи собаки? Почему для них проводятся испытания по вольерным видам дичи? И почему большинство лайчатников соглашается с этим? Разве это дает действительное представление о полевых качествах лаек? Создается впечатление, что лайка стала бойцовской собакой в боях с подсадным и вольерным зверем. И тут же возникает вопрос: а почему законодательно бои между собаками запрещены, а между собаками и подсадными зверями разрешены?

Содержать сознательно зверей в неволе и постоянно травить их собаками – это преступление перед животным миром! Добыть вольного зверя на охоте и наблюдать за издевательством над диким зверем во время его травли – два абсолютно разных понятия для охотника. Но многие «новые лайчатники», считающие свою собаку членом семьи, а себя воспитанными и цивилизованными людьми, смотрят, как подсадного, обреченного зверя травят собаками, и получают от этого удовольствие. И это аморально!

Следовательно, нужно поднимать вопрос о закрытии притравочных станций, а испытания по подсадным и вольерным видам дичи для лаек отменить.

Уровень рабочих качеств лаек подтверждается статистикой использования их на промысле и периодических охотах. Например, каждый лайчатник-охотник с уверенностью скажет, что рабочие качества собак в 1970–1980 гг. были намного выше, чем в 1990–2000 гг. Я не беру во внимание наличие и степени дипломов, полученных на притравочных станциях за эти периоды, появившуюся у лаек чрезмерную злобу ко всему живому, а имею в виду лишь использование лаек на охоте.

Рабочее поголовье лаек всегда было и отчасти сохранилось в промысловых районах Европейского Севера и Сибири. Там до сих пор охотники ведут жесткий отбор по рабочим качествам и нерабочих собак отстреливают, не допуская их в племенное использование. До сих пор в тех краях бытует хорошая поговорка: «Лайка вывозится в тайгу на охоту, но при плохой работе – без обратного билета домой».

Понятно, что при таком подходе страдает экстерьер, но ведь с одним экстерьером соболя не добудешь, а в дальнейшем его можно поправить. Уничтожаются не только неработающие собаки, но и те, которые «неудобны» в быту и на охоте, чрезмерно злобны друг к другу и к человеку, шкодливые, блудливые, бросающие хозяина в лесу. Такой подход дал возможность сохранить рабочее поголовье. Большая ошибка совершается лишь тогда, когда для обновления поголовья завозятся собаки и их потомки из крупных кинологических центров.

Если судить по документам, то лучше лаек не найдешь, хотя в лесу их никто не видел, и возможности проверить нет. Собачьи барыги так грамотно умеют «залить» уши, что самый сомневающийся поверит в уникальные рабочие качества их питомцев.

Сегодня с лайками не столько охотятся, сколько «тусуются» на притравочных станциях, состязаниях всех рангов и выставках. Создается впечатление, что они скорее аксессуар «нового охотника», который должен быть, конечно же, с отличной родословной, только с отличной оценкой экстерьера и самыми высокими полевыми дипломами по всевозможным видам дичи.

А еще престижней, когда перед кличкой собаки стоит буква «Ч», или «ПЧ.». Вот тогда это настоящий, стоящий, сильный аксессуар! Тогда владелец утрет нос всем коллегам и расскажет пару баек о том, как он добывал матерых секачей и колол пикой свирепых медведей, и только тогда успокоится.

Вот такой путь развития пород лаек выбирает и всячески навязывает другим большинство. Но необходимо помнить главное: лайка выведена для охоты, добычи пушнины и зверя. Опираясь на это, и нужно вести племенную работу, соответственно обращая внимание и на экстерьерные качества.

ОТ РЕДАКЦИИ

Автор затрагивает очень важную проблему соотношения количества и ценности испытаний по вольным и подсадным видам. Хотелось бы услышать мнение ведущих кинологов по этому вопросу.