Плотные утренние туманы и низкая густая облачность лишили меня всякой надежды добраться до Преображенки по воздуху.
Выручил местный охотник Андрей Ганжуров.
Встретив меня в Подволошино и погрузив все мое имущество в катер «Крым», оснащенный водометным двигателем, он сообщил, что путешествие наше займет около восьми часов и я успею в полной мере налюбоваться природой местного края и собственными глазами увижу скалу, описанную Шишковым в романе «Угрюм-река».
— А откуда ты знаешь, что это именно та скала? — поинтересовался я.
— А она тут одна-единственная! — рассмеялся Андрей. — Скоро сам убедишься.
Вырулив через узкую протоку, он разогнал катер, и мы понеслись по воде, едва касаясь ее днищем. Сначала Тунгуска была узкой и зажатой между двумя высокими, поросшими тайгой берегами, но потом, словно устав от тесноты, она приподнялась и открыла нашим взорам широкие длинные песчано-галечные косы.
Если бы это был не северный край, то, полагаю, пляжи быстро были бы облюбованы туристами, целыми днями валяющимися на лежаках.
Промчавшись по реке около 180 километров и решив немного поразмять ноги, мы причалили к длинной песчаной косе. Первое, что мне бросилось в глаза, — это обилие следов на влажном песке.
Естественно, как охотник и следопыт, я бросился рассматривать их, надеясь, что это следы крупного медведя. Каково же было мое изумление, когда вместо отпечатков медвежьих лап я увидел оттиски лошадиных копыт! Но откуда в глухой, почти безлюдной тайге домашние кони? Да еще целый табун!
МУСТАНГИ ТАЙГИ
Секрет появления лошадиных следов раскрыл мой перевозчик. Андрей рассказал, что прямо тут, на берегу, раньше стояла деревня Гаженка, из которой в 1995 году в связи с развалом коопзверопромхоза стали выселять людей в другие, более крупные деревни на берегах Нижней Тунгуски.
Свое имущество люди кое-как вывезли, а вот всех промхозовских лошадей не получилось. Так и остались они в опустевшей деревне. Думали, погибнут, а они вопреки всему выжили. Более того, приспособились к вольной жизни и стали приносить приплод. Живут они в основном в районе деревни.
Поначалу часто попадались на глаза, но как только геологи стали наведываться в Гаженку с целью заготовки конины, перешли на партизанское положение: при первом появлении людей прятались в тайге, а по ночам выходили на реку и отдыхали на песчаных косах, где и воздух свежее, и гнуса поменьше.
Сколько сейчас в гаженском табуне голов, не знает никто. Чем лошади питаются зимой, тоже загадка. Вероятнее всего, обгладывают, как лоси, макушечки тальниковых кустов, которых по берегам Тунгуски хватает.
По прибытии в Преображенку я узнал, что не только в Гаженке есть табунки одичавших лошадей. Один из местных старожилов поведал мне, что еще как минимум в паре брошенных тунгусских деревень периодически появляются следы конских копыт. Что это за кони, никому неизвестно.
НА ВОЛЬНОМ ВЫПАСЕ
В оторванной от цивилизации таежной деревне есть лишь одно место, в которое человек может съездить, не прибегая к общественному транспорту, — тайга. Больше тут ездить некуда. Вся жизнь закручена вокруг тайги. Она, родимая, и работой обеспечивает, и хлебом насущным.
При отсутствии дорог гужевой транспорт приобретает особое значение. Естественно, есть и снегоходы, и лодки с моторами, у кого-то и гусеничные вездеходы имеются, но все же, главным средством передвижения по тайге остается лошадь.
Удивительно, но летом лошадь практически не используется местными жителями. Вероятно, причиной тому огромное количество гнуса, который закрывает вход в тайгу надежнее непроходимых болот, непролазных чащоб и сопок с отвесными скалами.
Гнус жрет все живое — и человека, и зверя, и... лошадь. С весны до конца лета все преображенское конное поголовье находится на вольном выпасе, т.е. хозяином не кормится и во двор не загоняется. Лошади живут сами по себе: мотаются по деревне туда-сюда, то отдыхают на берегу реки, то, вдруг поднявшись, стремглав мчатся по улицам в направлении таежного озера.
В конце лета у человека появляется возможность съездить в тайгу за дровами, грибами, ягодами. Вот тогда-то хозяева и начинают отлавливать своих коняг и загонять их во дворы и денники.
Случается, что вместо одной лошади у хозяина оказываются две, а то и три, так как выпущенная по весне на волю кобылка принесла приплод, о котором хозяин даже и не подозревал.
ВСЯ ЖИЗНЬ В СЕДЛЕ
Взаимовыручка в тайге — дело обязательное. Еще находясь в Преображенке, мы получили наказ передать небольшую посылочку с лекарствами некоему Владимиру Сафьянникову, который к тому моменту уже был в тайге, а наш путь лежал через его базовое зимовье, стоящее в устье реки Чайки при впадении в Большую Ерему.
До Сафьянникова мы добрались на четвертый день пути, и были радушно встречены хозяином. Оказалось, что столь ранний заход охотника на участок был вызван необходимостью заготовки сена для коней.
Сначала я подумал, что накошенное и высушенное, оно будет вывозиться в деревню, и удивился столь неоправданной трудозатратности — ведь травы вокруг деревни хоть продавай. Однако удивление мое длилось недолго.
Оказалось, что сено заготавливается для коней, на которых Владимир Степанович будет охотиться, и никуда оно вывозиться не будет, а останется тут, на базовом зимовье. Более того, и у каждого проходного зимовья будет наметан свой отдельный стожок.
За вечерним чаепитием я узнал, что Владимир Степанович Сафьянников — потомок казачьего рода, а предки его поселились на берегах Нижней Тунгуски около двухсот лет назад, и все поколения его предков жили на сибирской земле бок о бок с лошадью.
Вот и он, несмотря на технический прогресс, уже более пятидесяти лет предпочитает передвигаться по таежным путикам не на «Буране», а на лошадке. Хоть ему уже 67 лет, он прекрасно держится в седле, легко управляется с конем, проводя его по узким и каменистым таежным тропам, выслеживает верхом сохатых и обрабатывает длинные путики с ловушками и капканами на соболей.
Вся его таежная жизнь связана с лошадью и переплетена с ней так, что не развяжет даже самый дотошный фокусник.
Комментарии (0)