С крупным лещом у меня всегда проблемы. Потрошу, удаляю жабры, взрезаю спину перед засолом и солю с королевской щедростью. Потом три дня томлю под гнетом, тщательно промываю в воде с добавлением уксуса и развешиваю в герметичной вялке на крыше хозблока. На ночь заношу в дом с противомоскиткой на окнах и неделю жду, радостно потирая руки, а в результате – опарыш!
Вполне приличная наживка на карася, которого не ловлю уже лет тридцать, и не потому, что зажрался, а просто не хочу, да еще для ловли на опарыша брезглив не в меру, но таким уж уродился.
Крупными, называю лещей весом более двух килограммов – бронзовых, неторопливо-молчаливых, губастых красавцев. Зная конечный результат моих усилий, их, крупных лещей, стоило бы отпускать, но возможность похвастать таким трофеем затмевает разум и здравый смысл. Поэтому, чтобы не превращать лещей в сырье для производства наживки, которая так же легко получается из паршивой дохлой кошки, стал досушивать их над русской печью после первого дня пребывания на солнце. Вкус несколько хуже ожидаемого, но опарышем точно не пахнет.
Однажды осенью, по еще не осветленной воде, за бутылкой кефира и пачкой хрустящих хлебцев мы с Толей Воробьевым чинно восседали на высоком берегу Мологи, обсуждая проблему глобального потепления и его влияние на клев рыбы. Беседа журчала хорошо, как и кефир, которому мы по очереди оказывали внимание. Проблема почти рассеялась, но неожиданно кончился кефир. Пришлось сбегать в деревню за простоквашей. Она у бабы Мани такая ядреная – дух захватывает! Еще бы куриного помета не подмешивала – цены бы ей не было!
Любуясь отражением заката, увидели мощную рябь, клином поднимающуюся против течения, при полном отсутствии ветра. После недолгого совещания пришли к выводу, что это косяк проходного леща.
Оставив недопитую простоквашу, срочно рванули в деревню: накачали лодки, с фонариком копнули червей и разошлись по домам, готовя снасти. Утром, еще до рассвета, прокрались с лодками на головах по берегу, метрах в двухстах от косяка спустились к воде, без единого шумка сплавились, став на якоря метрах в пятидесяти от головы косяка, продолжавшего сильно рябить. Еще до рассвета напластали по поллодки крупного леща! Крупного и очень крупного – до «фанеры» дело не дошло.
Спрашивается, к чему все эти шпионские страсти? Сейчас, узнаете. Как и большинство интеллигентов, лещ весьма молчалив, застенчив и слегка трусоват. Но, разговорившись и потеряв бдительность, может «молотить» бесконечно. Очень пуглив и весьма раздражителен. Морально устойчив. В связях, порочащих его, замечен редко. До конца мая обычно пирует, потребляя червей, мотыля и прочие мясные прелести. С июня садится на жесткую диету и признает только кашки, зерна и тому подобное, лучше, если в пропаренном виде. Как всякий гурман, приветствует ароматические добавки: чесночные, анисовые и прочие. С середины августа расслабляется чуть прожаренным салом, а далее вновь налегает на мясо.
Признает только рыбаков, применяющих тонкие и сверхтонкие снасти, рыбаков же с грубыми снастями игнорирует, считая их поведение просто оскорбительным. Крючки презирает любые, но мелкие, острые, импортные – гораздо меньше. Керосин и карбид кальция на дух не переносит и, обидевшись, покидает насиженные места почти навсегда! Очень уважает мелкий дождичек, радуя рыбаков активным клевом. При длительных переходах строго соблюдает субординацию и точность построения колонны до конца пути. По прибытии довольно быстро разбредается в поисках корма и других развлечений.
Обладая даже более глубокими сведениями, поймать леща совсем непросто, так как возможности интеллекта ничем не ограничены. И он нет-нет, да и порадует таким фокусом, что сердце замирает. Но и у него случаются проколы, и тогда он становится долгожданным трофеем.
Комментарии (0)