И лед, и вода...

Наша городская речка в начале зимы местами не замерзает. Сказывается близость жилого тепла. Для малой реки здесь довольно много крупной рыбы. Нередко из-под куста ивняка вывернется такой хвостище, что и на Волге не всегда увидишь!..

Словом, в одно ясное морозное утро мы с приятелем решили расчехлить испытанные «телескопы» и взглянуть на гладь реки. Более того, предполагались: ночь на берегу, треск костра, бульканье ухи в закопченном котелке и плавающая в морозной дымке Луна…
Ночь на берегу у костра – это нам знакомо… Если попытаться представить, то так, наверное, себя чувствует карась на сковороде, поочередно переворачиваемый с бока на бок. Если спина чуть ли не тлеет от жара раскаленных углей, то ресницы бахромятся седым инеем. Поэтому было решено взять с собой печку и палатку. Дырявить под трубу нейлоновую – жалко, как и старую брезентовую палатку, хоть и выгоревшую до белизны, но еще крепкую. Решили склеить жилище из полиэтилена. (Потом мы пожалели о таком решении. Несмотря на вклеенное под потолком вентиляционное окошко, на нас постоянно падали холодные капли. Полиэтилен, как известно, не «дышит»…)
Из миниатюрных печек имелась в наличии лишь походная «нержавейка», годная разве что лишь для приготовления похлебки из концентрата… Это выяснилось при испытании во дворе. Печка раскалилась докрасна, наполнив палатку благодатным теплом, но и только… Через пять минут в палатке было так же холодно, как и на улице. Печка остывала столь же быстро, как и накалялась. Пришлось снабдить ее «карманом» для песка или щебенки. (Рядом с речкой высилась насыпь железнодорожной линии, где мы и намеревались повторить подвиг чеховского «злоумышленника», не откручивая, впрочем, гаек, а лишь ограничиться ведерком щебенки…).

Закидушки на снегу
Итак, вскоре мы были уже на реке. Вот она – гладь!.. Ничего, что нет «ольхи, тихо трепещущей своими листьями в светлом зеркале воды…» Точнее, ольха-то была, но без листьев… Главное, открытая вода!
Из снастей у нас – поплавочные удочки и закидушки-донки с колокольчиками. Насадка – мотыль. В резерве имеются две зимние удочки и десяток жерлиц-треног, на всякий случай.
Устраиваемся с удочками у большого ивового куста, у заводи, где вода ходит кругом. Поверху раздаются всплески. Это, по всей видимости, верхоплавка-верховка, называемая еще у нас «чикой». Нахальные рыбки толкают поплавки и блещут боками, словно множество искорок. Ловим в полводы. Вот и первая поклевка! Из воды, трепеща на крючке, выплескивается небольшая серебристая рыбка. Но это не верховка, а уклейка… Как-то необычно видеть эту нежную летнюю рыбку на снегу.
Поймав еще несколько некрупных уклеек, опускаю насадку на дно. Долгое время мотылем никто не интересуется, но затем поплавок уверенно уходит под воду и на леске виснет шестеренка-не шестеренка, комок сопливых колючек ли?.. В общем, ерш, Хозяин… Это наживка на закидушки, для налима.
На берегу трещит и отстреливается угольками кострище из дубового сушняка. До вечера, пока прогревается место под палатку, мы ловим ершей. Едва заходящее солнце подернулось морозной дымкой, мы устанавливаем свое прозрачное «иглу» на проталину от костра, отбросив угли в сторону, где и будет ночной костер. Пока я чистил картошку под ершовую уху, приятель наскреб мешок песка из обрывистого берега. Это лучше, чем щебенка, да и не нужно совершать диверсионный набег на железнодорожную насыпь… Песок мы закладываем в «карман» печки и поджигаем ольховые щепки в топке. Над палаткой закурился дымок из жестяной трубы, а вскоре в жилище стало так тепло, что не хотелось выходить на студеный к вечеру воздух. Но я нехотя иду на берег и забрасываю несколько донок-закидушек, наживив их ершами. Втыкаю в снег ивовые прутья и вставляю в расщепы леску, вешаю колокольчики. Пару донок просто привязываю к тальниковым кустам.
Ночь навалилась темной стеной, дышащей горьковатой морозной дымкой. Раскатисто в мерзлом лесу отстучал на стыках вечерний поезд, и снова все замерло в чутком оцепенении.
Лежим у печки на вязанках сушняка и щуримся на открытую топку, в которой млеют угли. Тепло. Мурлычит приемник в изголовье. Часам к восьми вечера палатка вдруг осветилась неоновым светом. «Фонари включили», – мелькает сонное и нелепое. Усмехнувшись над собой, вылезаю из палатки. Приятель спит, пригревшись у печки.
Над старыми дубами взошла полная Луна, отразилась в бегущей воде бликами-искорками, осветила черный молчаливый лес. Словно по сигналу, где-то затрещала сорока, хрустнул сучок под чьими-то ногами. И тут вдруг осторожное – дзинь-дзинь… Пауза. Еще звонок.
Толкаю в бок приятеля и мы бежим к донкам, скользя по инею. Леска закидушки то натягивается, то опадает. На ней испуганно бренькает колокольчик. Подсечка… В свете Луны на воде забелело брюхо здоровенного налима. Выдернутый сгоряча на берег, он сорвался с крючка, согнулся в тугое кольцо и бойко пополз по снегу к воде, извиваясь как змея. Пришлось отлавливать его вторично, настолько быстры были его движения.
Пришла, вернулась неожиданно в начале ледового сезона ловля налима на донки с колокольчиками!.. За ночь мы поймали шесть налимов, два из которых можно было назвать «головастиками», но остальные вполне увесисты.

Со льда
Утром сматываем удочки и, собравшись, идем по берегу вдоль реки. Пройдя несколько поворотов, останавливаемся у плотины и смотрим на падающую воду. Внизу, в плотинном омуте, кипит, словно в кастрюле. Клубится пар и ходит кругами взбитая пена. По берегам сидят рыболовы. Они ловят сорожку, уклейку и мелких окунишек. Потом взбираются на плотину и ставят с нее живцовые снасти. Чаще это спиннинги, оснащенные большими пенопластовыми поплавками, подгруженными «оливками». Грузило ограничивается вертлюжком, к которому крепится металлический поводок с тройником № 8. Живец осторожно опускается вниз, уносится течением до поворота реки и снова подтягивается обратно. Иногда поплавок ныряет и леска натягивается под яростной тяжестью хищника. Тогда рыболову приходится спускаться со спиннингом с плотины и вываживать рыбу уже на берег. На плотину ее не поднять. Живца хватают чаще щучки-«карандаши» граммов на восемьсот, но, случается, из-под старого дуба, лежащего в омуте, вдруг вывернется и солидная ямная щука. На этом ветвистом дубу висит, наверное, не одна оборванная снасть. Но завсегдатаи омута знают про топляк и, виртуозно управляя снастью, проводят живца или блесну впритирку с дубом, где всегда больше хваток.
Выше плотины река скована довольно толстым льдом. Мы спускаемся на него. Вскоре перед нами открывается копаное земснарядом водохранилище. У небольшого островка бурим лунки. Бросив в них по горсти прикормки, садимся на стульчики и сосредоточенно смотрим на кивки. Триньк-тук-тук! – теребит неожиданно сильно и часто… А на леске упирается плотвичка-сорожка с ладонь. Потом заклевали уже рыбки помельче. Эта субординация и очередность соблюдается почти всегда со свежей лунки. Но нам сейчас нужна именно мелкая сорожка, как раз на живца. Поклевки чаще следуют на опускании мелкой вольфрамовой мормышки ко дну и большей частью приходятся на крючок-«заглотыш», подвязанный выше мормышки.
Крупной рыбы здесь ждать не приходится, и мы, наловив с десяток сорожек, расставляем на выходе из ямы жерлицы-треноги. По всей видимости, здесь проходит старое русло реки, и мы нащупываем отцепом этот перепад глубин. Жерлицы выставляем зигзагообразно, по предполагаемому берегу затопленного русла. Потом опять садимся у лунок и ловим некрупных сорожек. Изредка кивок вместо ожидаемого плавного подъема или мелких толчков вдруг резко сгибается и на леске бьется окунишка. Тоже не велика добыча, но эта резкая поклевка заставляет замирать сердце: а вдруг да и чудо-рыбина?.. Здесь, на малой речке?.. Но окунишки тоже ровные, не больше ладони, светлые и вытянутые в теле.
В однообразии поклевок некрупной рыбешки мы заскучали. Пошел хлопьями снежок. Сквозь падающую неторопливую пелену проглядывало неяркое солнце. Было тихо. Лишь в стороне мерно шумел город. Неожиданно удочка, задрав рукоятку, качнулась и нырнула в лунку. Хватаю ее и чувствую в руке живую тяжесть, но леска тут же ослабла… Вынимаю из лунки лишь ее обрывок. Похоже на щучий выход… И тут же вскидываются два флажка в веренице треног!.. Бежим туда. Катушки обеих жерлиц быстро вращаются. Делаю подсечку. Приятель возится у другой жерлицы. Я вываживаю упирающуюся рыбину, уже готовясь самоуверенно-небрежно выбросить ее без багорика на лед, но у самой лунки рыба сходит, сорвав живца… Приятелю везет больше. Он, быстро взмахивая руками, выдергивает из лунки килограммовую щучку. И она взяла неверно. Извернувшись на снегу у лунки, щука срывается с крючка. Из ее пасти выпадает придавленная, измочаленная сорожка. Но приятель уже отбрасывает бьющуюся рыбину от лунки. Теперь не уйдет.
Не часто случается вот так побывать одновременно на условно летней и зимней рыбалке. Увидеть тающий закат в тихой реке, белый снег, сверкающий лед, поплавок в расходящихся кругах, трепетание кивка, вскид алых флажков. И это все сразу!