Последний лёд на озере

Лед на Унже в тот год стал ненадежным уже в начале апреля. Я позвонил моему старому товарищу в Мантурово Смирнову Валерию Константиновичу, спросил о возможности половить рыбку со льда
в этом сезоне. Ответ был неожиданным:
— Порыбачим на озере Домовитое, там лед еще держит рыбачков. Правда, на другой берег Унжи придется перебираться. Пойдешь?
— Конечно.

В пятницу вечером я был в Мантурово. Утром, еще в темноте, выехали на уазике к озеру, расположенному среди лесов на противоположном берегу Унжи. Ночью подморозило, и мы решили переходить реку по зимнику. Константинович резво пошел впереди. Я знал, что весенний лед не трещит, как осенью, и принять холодную ванну можно, так сказать, без предупреждения. Под руководством Константиновича мы благополучно перебрались на противоположный берег Унжи, пошли по ее лесистому бережку. Вскоре показалось озеро. В длину оно было километра два, а в ширину — метров сто. На берегу Константинович рассказал мне, что это и есть озеро Домовитое, глубина которого достигает местами шести метров и в половодье озеро подтопляется. По словам Константиновича, рыба в Домовитом, как и в любом озере, клюет неровно. То как из пулемета рыбка бьет, то бесклевье мучает рыбачков. В заключение он обнадеживающе поведал, что в последние дни клев на озере был хороший.

После непродолжительной беседы мы сошли на лед. На ходу Константинович сказал, что идем к устью ручья, впадающего в озеро, куда на богатую кислородом воду устремляется рыбка. Вскоре у кромки леса замаячили неширокое русло ручья и окно открытой воды. Не доходя до окна метров пятнадцать, Константинович остановился, стал бурить лунку. Я последовал его примеру. Рыбака может понять лишь рыбак, когда сверлится первая лунка и предчувствуется первая поклевка. Через пять минут мы уже сидели на ящиках. Вскоре мотыль и моя желтая мормышка были опущены в лунку. Глубина оказалась полтора метра. Я несколько раз пошевелил мормышку легким вскидыванием руки. Кивок резко дернулся, я подсек и вытащил на лед матросика. Поправив мотыля на крючке, вновь опустил в лунку мормышку. Поклевка последовала незамедлительно, и на льду оказался еще один небольшой окушок. Через полчаса я уже наловил на приличную уху красноперых. Константинович тоже одного за другим таскал окушков.

Вскоре мы решили искать рыбу покрупнее и пошли к темнеющему вдали на берегу озера ельнику, где, по словам напарника, должна быть солидная рыба. Мимо нас пролетел черный ворон, огласив округу глухим карканьем, взгромоздился на сосну, росшую на крутом берегу озера. Пройдя с километр, Константинович остановился, сказал, что прошлый год он поймал в этом месте несколько приличных окуней. Сверлим лунки и ждем поклевок на глубине четырех метров. Поклевок нет. Я стал активней играть мормышкой — безрезультатно. Вдруг Константинович вытащил густерку. Я позавидовал белой завистью, почувствовав поклевку, подсек, вытащил на лед ерша. И пошло-поехало. Ерш забил все и клевал, как говорится, «с одного». У меня устала рука таскать с четырехметровой глубины колючих «пучеглазиков». Глянув в сторону, увидел у лунки напарника горку ершей. Я подошел к нему. Вытащив очередного ерша, он сказал: «Как из пулемета ерш бьет». Я молча кивнул.

Вытащив мормышку, Константинович заменил ее блесной. Я вернулся к своей лунке, достал удочку с блесной. Вскоре блесна ушла на дно. Через четверть часа у лунки Константиновича запрыгали два окуня-сковордника. Я же сидел, насупившись, поскольку мучило бесклевье. Решил напарника обсверлить. Вскоре сидел в пяти метрах от напарника. Однако мои старания были тщетны. Увидев очередного фунтового окуня, которого выволок Константинович, от зависти я чуть не упал с ящика. Однако удержался, решил отойти в сторону, чтобы не рвать рыбацкую душу. Хуже всего для рыбака, когда у напарника клюет, а у тебя нет. Неприятная ситуация…

Хоть завидовать и плохо, но что поделаешь. Такова природа рыбацкая. Волей неволей соревнуются рыбачки в своем промысле. Ежели не клюет — значит, ты рыбак никудышный. Дома сиди, голубок. Отойдя метров на сто в сторону, я пробурил лунку, вновь стал блеснить. Глубина была метра два. Я сидел, молча наслаждался природой. Вдруг последовал рывок, я подсек и, почувствовав приятную тяжесть, стал тащить рыбу наверх. Торопился, словно предчувствуя, что надо спешить, и действительно — из лунки показалась щучья голова. Не раздумывая, схватил за жабры не успевшего перекусить леску щуренка, выволок его на лед. Весом щуренок был около килограмма и поднял мое рыбацкое настроение на приличную высоту, повысил рыбацкий престиж. Я поднял щуренка над головой, показал напарнику. Тот одобрительно поздравил с удачей. Больше поклевок в данной лунке не наблюдалось. «Всю рыбу распугал, зубастый разбойник», — прошептал сам себе, стал сматывать удочку. Константинович также собирал пойманную рыбу. Мы попили из термоса чая, двинулись дальше. Солнце сверкало вовсю, озаряя и лед, и лес, и воду, показавшуюся местами на льду. Все сверкало и искрилось. С лесного берега ветерок нанес запах прелой листвы и хвои. Приправленный весенним ароматом воздух будоражил рыбацкую душу. Мы молча стояли, любуясь весенним пейзажем. Хорошо!

Однако вспомнив, что мы рыбаки, пошли к маячившей вдали сухой сосне, вновь приступили к лову. У меня теребила мотыля мелкая рыбешка. Стала такая рыбалка надоедать, и я подумывал уже сменить место. Вдруг последовал рывок, я подсек, вытащил сковородника-окуня. Вскоре на льду полыхнули плавниками еще три красавца окуня. Константинович вытащил также несколько приличных окуней. Через полчаса клев прекратился так же неожиданно, как и начался. Солнце покатилось к горизонту, мы стали собираться домой.

Подойдя к зимнику, увидели у берега Унжи окно воды. Константинович почесал за ухом, сказал: «Надо к мелководью двигать». Пройдя метров триста, он остановился, поставил ящик, скрылся в ершистом ельнике. Вскоре появился с двумя широкими досками, деловито сказал: «Припрятал три дня назад». Мы перекрыли досками открытую воду, забрались на лед. Взяли каждый по доске, медленно пошли по раскисшему льду. В лучах заходящего солнца неподалеку сверкнула полынья. По спине прошел неприятный холодок, но я, поотстав от напарника метров на десять, молча шел следом. Константинович двигался медленно, выверял каждое движение. Наконец добрались до кромки льда, вышли на противоположный берег Унжи вновь по доскам, пожали друг другу руки. Настроение у нас было приподнятое.