И правда, за вечер, втроем с егерем, который взял с собой собаку, они добыли по две (!) птицы на брата. Тяга была удивительной, охота удалась, Вронский уехал под впечатлением...
Стех благословенных времен прошло более 100 лет, и дичи, увы, в окрестностях столицы не прибавилось. От этого добыть вальдшнепа, птицу сторожкую и незаметную, вне весеннего буйства гормонов стало более престижно, чем утку, гуся, бекаса.
Охота на вальдшнепа, лесного кулика, если буквально переводить с немецкого языка, на вечерней заре — одна из самых захватывающих. Представьте: в апреле, когда еще не стаяли пласты снега, по-над кромкой леса летит огромная «бабочка». Ее полет бесшумен, но быстр; вы уже привыкаете к тому, что она несется бесплотной тенью, сливаясь с гранью леса или выделяясь контрастным пятном на темнеющем небе, как вдруг это эфемерное создание начинает... почти хрюкать, а точнее, хоркать, как пытаются сымитировать этот звук очевидцы. Голос птицы бьет по ушам диссонансом, вы даже вздрагиваете — настолько картина полета не соответствует звукоряду, — но потом привыкаете и уже ждете этого хорканья. И тут почти из-под ваших ног взвивается молчаливая тень еще одной птицы, которую самец-зазывала приветствует новым звуком — тонким пронзительным цвиканьем. Вы опять вздрагиваете, не ожидая эдакого изыска от лесного вокалиста, а по границе леса и опушки в стремительном полете исполняют танец любви уже две «бабочки»...
К зданию военно-охотничьего общества подгоняли автобус, в который набивалось от 20 до 40 охотников с ружьями, рюкзаками, в болотных сапогах, зимних теплых куртках и брюках (заморозки и резкие перемены погоды никто не отменял). Среди охотников я был самым молодым — мне едва стукнуло 18 лет; почти все кучковались по компаниям из 4–5 человек, и только один пассажир был как бы сам по себе — молодой парень лет 25. Мы устроились рядом на заднем сидении, перекинулись парой ничего не значащих фраз, потом молчали всю дорогу, каждый о своем. Добирались до места где-то под Истрой около трех часов. Егерь, встретивший нас, быстренько показал мне полянку, где я должен был стоять, и ретировался поближе к старшим охотникам: там уже накрывали импровизированные столы, слышался смех, задорная похвальба — в общем, было весело и сытно.
Оставшись один, я любовался закатом над просекой, наслаждался тишиной весеннего леса. Звуки гульбы моих соседей доносились приглушенно, ажиотаж встречи прошел, все готовились к главному действу — тяге.
Но полтора часа ожидания — и ничего: ни птицы, ни зверя. Лес был по-весеннему пуст. Наконец за деревьями, на самой грани слышимости, захоркал первый летун. Он шел со стороны более опытных охотников, и я, грешным делом, расслабился: ну куда мне до них! Прозвучал первый дуплет, второй, третий — птица, видать, летела вдоль цепочки стрелков. От шума выстрелов вальдшнеп умолк. И снова ожидание без надежды на успех: до сумерек, когда птица совершает брачный танец, еще далеко.
Сзади хрустнула ветка. Я оглянулся, думая, что это егерь вернулся проверить, как я устроился. Но вокруг никого не было. Я начал поворачиваться к просеке, когда почти над ухом раздалось сердитое цвиканье и из-за плеча на поляну спланировал вальдшнеп. Медленно, даже лениво помахивая крыльями, он пересекал открытое пространство, а я судорожно сдергивал с плеча ружье, щелкал непослушным предохранителем, наводил мушку на цель и все никак не мог решиться выстрелить. А вдруг это самочка? Может, она тоже цвикает? Но убить вальдшнепиху, а потом выслушивать все, что о тебе думает егерь, терпеть издевки старших охотников — нет, от позора не отмоешься!
Птица медленно удалялась и наконец резко свернула вправо к лесному массиву, захоркала.
Да-дах! — от неожиданности я почти подряд выжал оба курка. Ружье ткнулось в плечо весьма ощутимо, но я только потом обратил на это внимание (синячок побаливал дней пять). Вальдшнеп кувыркнулся в воздухе и упал на спину, подмяв под себя крыло. О, это было счастье! Я бежал к нему — нет, летел!— не чуя ног, схватил и только после этого поверил, что я добыл королевскую дичь.
С чувством выполненного долга я стоял, лениво посматривая по сторонам, периодически слыша хлесткие выстрелы других охотников и радуясь их возможным успехам. Мне тогда хотелось, чтобы и остальные ощутили то неописуемое чувство, охватившее меня, когда я положил птицу в ягдташ.
Уже смеркалось, когда я услышал, шаги егеря, который пришел меня забирать.
Каждого входящего в автобус встречал взрыв смеха и шуток. Оказывается, никто птицу даже не видел — так, на звук популяли. Я заходил последним под фразу одного из «опытных» добытчиков «А у этого уж тем более ничего!». Другой, тоже «тепленький», пристал ко мне: «Ну, покажи добычу, пацан! Небось орла подстрелил?» Юности свойственно обижаться на всякие пустяки. Видит Бог, я не хотел хвастаться, но после такого пренебрежения не удержался: «Орла не орла, а кулика какого-то прищучил» — и вытащил тушку на всеобщее обозрение. «Вальдшнеп!» — восхищенно прошептал один охотник. — Парень, это ж вальдшнеп!» В спину меня пихал егерь, которому нужно было войти в автобус, чтобы пересчитать всех по головам: вдруг кого-то забыли в лесу (были прецеденты, и не раз). Но охотничий люд сгрудился в проходе, рассматривая мою птицу.
— Ну-ка, сели все по местам. Ехать пора!» Я пробирался к своему сидению у заднего окна, сопровождаемый вздохами, ахами и поощрительными похлопываниями, гордо неся трофей перед собой.
Не успели мы отъехать несколько километров, как я услышали горячий шепот: «Продай мне его! Я тебе все свои деньги отдам!» Конечно, я сначала вскинулся, резко обернулся к молодому соседу-охотнику, чтобы высказать все, что думаю об этом неприличном предложении, но наткнулся на умоляющий отчаянный взгляд и вместо отповеди спросил: «Зачем тебе?» «Понимаешь, я 5 лет езжу охотиться и ни разу не вернулся домой с добычей. Жена и теща отпустили в последний раз: если и сегодня ничего не принесу, больше не поохочусь. Даже ружье заставят продать. Я уж и егерю приплатил, чтобы на самое лучшее место поставил, но... — стал объяснять сосед и вдруг резко остановился: — Ладно, я все понимаю: королевская дичь и все такое». Он тяжело вздохнул и отвернулся. «Я тебе птичку так отдам, без денег, но с одним условием», — сказал я. Он радостно обнял меня: «Все, что скажешь!» Я объяснил, что мне хотелось бы показать трофей отцу — не зря же он отпустил меня одного на охоту. А если я приду с пустыми руками и начну рассказывать, что отдал вальдшнепа незнакомому лейтенанту, чтобы того жена с тещей отпускали на охоту, мне вряд ли поверят. «Вот донесу до дома, похвастаюсь — и отдам тебе» — пообещал я.
Автобус тормознул на площади Белорусского вокзала около полуночи, и мы пешком, нагруженные ружьями, патронташами, рюкзаками, бухтя резиновыми болотниками по асфальту, почапали на Новослободскую улицу, где я тогда обитал. Разбудили отца, устроились на кухне. Старшие товарищи тяпнули за знакомство, и лейтенант остался общаться с отцом до шести утра, когда откроется метро, а я пошел спать.
Через два дня меня позвали к телефону: звонил лейтенант. Я спросил, как там супруга и теща, не поутихли? Он замялся: «По этому поводу и тревожу. На моих женщин вальдшнеп произвел такое сильное впечатление, что они расхвастались о моих подвигах всем женам комсостава. Ты ведь собираешься послезавтра на охоту?» Получив мои заверения в непременном участии в следующем выезде на вальдшнепа, лейтенант попросил: «Ты, пожалуйста, там не трепись по поводу нашей договоренности, а то все мое начальство будет в автобусе. Больше 15 человек собираются на охоту. Считают, что если уж у меня получилось, то они-то и подавно королевской дичи наколотят с рюкзак каждый».
Комментарии (4)
Игорь Железников
Здорово. В марте этого года почти, такая же история была. Ловил я рыбку на озере Сорито, за день натягал с килограмма три небольших черешек и плотвичек. Выхожу на дорогу, жду автобус, тут рядом со мной останавливается джип и из него высовывается морда лица. "Пацан, рыба есть?" Отвечаю, что есть мелочишка. "Слушай, продай, хотябы по полкило на брата, а то мы с друганом женкам сказали, что на рыбалку, а сами без рыбы." Говорю, что продать не продам, а до Великих Лук подкинете, то отсыплю. Говорит: - "Залезай." Открываю дверь, а там на заднем сиденье две дивицы, ну совсем облегченного поведения (по одежде и манерам видать). Залез, прижался ближе к дверце, обеспечив зазор между собой и данными особями женского пола, так и ехал. Ехал и думал - "Здоровые мужики, женатые, по машине видать, что с достатком, а таким безобразием занимаются при живых женах. Бардак." Но, как обещал, при прибытии в Луки, рыбки отсыпал, и пожелал, чтоб на следующей рыбалке рыбу, а не "черех" ловили. В ответ был послан по широко известному адресу.
С.Ю.
Обидно, что автор не знает классическое описание тяги Л.Н. Толстым в романе Анна Каренина, тем не менее начинает с этого статью. Но это-классика и охотник должен знать этот отрывок наизусть. Итак, Вронского здесь и в помине не было. К Константину Левину в деревню приехал Степан Аркадьевич Облонский, и они вдвоем пошли на тягу. Никакого егеря с ними не было. На тягу Левин взял с собой свою собаку- сеттера Ласку. Взяли они не 4, а 5 вальдшнепов и одного не нашли. Впрочем, вот этот отрывок в подлиннике...
«Место тяги было недалеко над речкой в мелком осиннике. Подъехав к лесу, Левин слез и провел Облонского на угол мшистой и топкой полянки, уже освободившейся от снега. Сам он вернулся на другой край к двойняшке-березе и, прислонив ружье к развилине сухого нижнего сучка, снял кафтан, перепоясался и попробовал свободу движений рук.
Старая, седая Ласка, ходившая за ними следом, села осторожно против него и насторожила уши. Солнце спускалось за крупный лес; и на свете зари березки, рассыпанные по осиннику, отчетливо рисовались своими висящими ветвями с надутыми, готовыми лопнуть почками.
Из частого лесу, где оставался еще снег, чуть слышно текла еще извилистыми узкими ручейками вода. Мелкие птицы щебетали и изредка пролетали с дерева на дерево.
В промежутках совершенной тишины слышен был шорох прошлогодних листьев, шевелившихся от таянья земли и от росту трав.
«Каково! Слышно и видно, как трава растет!»— сказал себе Левин, заметив двинувшийся грифельного цвета мокрый осиновый лист подле иглы молодой травы. Он стоял, слушал и глядел вниз, то на мокрую мшистую землю, то на прислушивающуюся Ласку, то на расстилавшееся пред ним под горою море оголенных макуш леса, то на подернутое белыми полосками туч тускневшее небо. Ястреб, неспешно махая крыльями, пролетел высоко над дальним лесом; другой точно так же пролетел в том же направлении и скрылся. Птицы все громче и хлопотливее щебетали в чаще. Недалеко заухал филин, и Ласка, вздрогнув, переступила осторожно несколько шагов и, склонив набок голову, стала прислушиваться. Из-за речки послышалась кукушка. Она два раза прокуковала обычным криком, а потом захрипела, заторопилась и запуталась.
— Каково! уж кукушка!—сказал Степан Аркадьич, выходя из-за куста.
— Да, я слышу,— отвечал Левин, с неудовольствием нарушая тишину леса своим неприятным самому себе голосом.— Теперь скоро.
Фигура Степана Аркадьича опять зашла за куст, и Левин видел только яркий огонек спички, вслед затем заменившийся красным углем папиросы и синим дымком.
Чик! чик! щелкнули взводимые Степаном Аркадьичем курки.
— А это что кричит?—спросил Облонский, обращая внимание Левина на протяжное гуканье, как будто тонким голоском, шаля, ржал жеребенок.
— А, это не знаешь? Это заяц-самец. Да будет говорить! Слушай, летит!— почти вскрикнул Левин, взводя курки.
Послышался дальний, тонкий свисток и, ровно в тот обычный такт, столь знакомый охотнику, через две секунды — другой, третий, и за третьим свистком уже слышно стало хорканье.
Левин кинул глазами направо, налево, и вот перед ним на мутно-голубом небе, над сливающимися нежными побегами макушек осин показалась летящая птица. Она летела прямо на него: близкие звуки хорканья, похожие на равномерное наддирание тугой ткани, раздались над самым ухом; уже виден был длинный нос и шея птицы, и в ту минуту, как Левин приложился, из-за куста, где стоял Облонский, блеснула красная молния; птица, как стрела, спустилась и взмыла опять кверху. Опять блеснула молния, и послышался удар; и, трепля крыльями, как бы стараясь удержаться на воздухе, птица остановилась, постояла мгновенье и тяжело шлепнулась о топкую землю.
— Неужели промах?—крикнул Степан Аркадьич, которому из-за дыму не видно было.
— Вот он!— сказал Левин, указывая на Ласку, которая, подняв одно ухо и высоко махая кончиком пушистого хвоста, тихим шагом, как бы желая продлить удовольствие и как бы улыбаясь, подносила убитую птицу к хозяину.— Ну, я рад, что тебе удалось,— сказал Левин, вместе с тем уже испытывая чувство зависти, что не ему удалось убить этого вальдшнепа.
— Скверный промах из правого ствола,—отвечал Степан Аркадьич, заряжая ружье.— Шш... летит.
Действительно, послышались пронзительные, быстро следовавшие один за другим свистки. Два вальдшнепа, играя и догоняя друг друга и только свистя, а не хоркая, налетели на самые головы охотников. Раздались четыре выстрела, и, как ласточки, вальдшнепы дали быстрый заворот и исчезли из виду...
... Тяга была прекрасная. Степан Аркадьич убил еще две штуки и Левин двух, из которых одного не нашел. Стало темнеть. Ясная серебряная Венера низко на западе уже сияла из-за березок своим нежным блеском, и высоко на востоке уже переливался своими красными огнями мрачный Арктурус. Над головой у себя Левин ловил и терял звезды Медведицы. Вальдшнепы уже перестали летать; но Левин решил подождать еще, пока видная ему ниже сучка березы Венера перейдет выше его и когда ясны будут везде звезды Медведицы. Венера перешла уже выше сучка, колесница Медведицы с своим дышлом была уже вся видна на темносинем небе, но он все еще ждал.
— Не пора ли? — сказал Степан Аркадьич.
В лесу уже было тихо, и ни одна птичка не шевелилась.
— Постоим еще,— отвечал Левин.
— Как хочешь.
Они стояли теперь шагах в пятнадцати друг от друга...
... В то время, как они говорили это, Ласка, насторожив уши, оглядывалась вверх на небо и укоризненно на них.
«Вот нашли время разговаривать, — думала она.— А он летит... Вот он, так и есть. Прозевают...» думала Ласка.
Но в это самое мгновенье оба вдруг услыхали пронзительный свист, который как будто стегнул их по уху, и оба вдруг схватились за ружья, и две молнии блеснули, и два удара раздались в одно и то же мгновенье. Высоко летевший вальдшнеп мгновенно сложил крылья и упал в чащу, пригибая тонкие побеги.
— Вот отлично! Общий! — вскрикнул Левин и побежал с Лаской в чащу отыскивать вальдшнепа...»
2 ответа
Борис Катковский
Слава Богу, что Вы откликнулись. Осенью 2012 года у меня вышел достаточно жёсткий спор с редактором этого издания - он утверждал, что охотничьи и рыболовные журналы читают очень внимательно, в чём я, признаться, не был уверен. Что и высказал ему - мол, даже если перепутать фамилии героев Льва Толстого, а то и намеренно исказить текст произведения - никто внимания не обратит... Спор я проиграл по всем статьям, о чём отнюдь не жалею. Спасибо.
Филипп Стогов
Комментарий С.Ю. от 17 июня 2013 года: "Обидно, что автор..."
Комментарий-ответ на него от 14 октября 2014 года: "Слава Богу, что Вы откликнулись...". Борис, тут уместнее - Слава Богу, что Вы комментарий С.Ю. нашли спустя столько времени.