Иностранное охотничье обозрение

Во Франции весь охотничий мир находится в настоящее время в сильнейшем волнении. Дело в том, что там... охота обложена налогом, и всякий, желающий охотиться, обязан купить право охоты, т.е. охотничий билет стоимостью 28 франков.

В настоящее время некто Шавуа представил на рассмотрение комиссии проект, в котором предлагает для увеличения государственных доходов отменить налог в виде охотничьих билетов и взамен этого обложить налогом от одного до двух франков каждое охотничье ружье.

Комиссия вопреки ожиданиям отнеслась к проекту вполне сочувственно, но, конечно, встретила сильную оппозицию в лице всех здравомыслящих охотников. И в самом деле, мыслимо ли допустить такую меру в стране, где дичь осталась почти в одних заповедниках? Еще у нас в России такой налог, пожалуй, мог быть применен с пользой для средних губерний, в которых охота не есть предмет промысла, но там, где дичь почти наперечет, облегчение налога может повести к полнейшему и повсеместному истреблению дичи и к совершенному упадку охоты. Поэтому неудивительно, что охотники собираются сами противодействовать гибельному влиянию такой меры, если последняя пройдет в парламенте. Во французском охотничьем журнале (Chasse illustree) появилось нечто вроде воззвания к охотникам. «Мы надеемся, — пишут там, — что проект Шавуа будет отвергнут палатой в видах сохранения дичи и соблюдения общественных интересов, но если проекту суждено сделаться законом, мы, истинные охотники, сами сумеем отстоять свои права и оградить дичь от грозящего ей уничтожения. Мы соберемся в общества, образуем кружки, поставим сторожей, сделаемся бдительнее жандармов и не пропустим в свои владения ни одного чужого человека. Пусть тогда шайки беспощадных истребителей дичи, которым проект Шавуа открывает возможность вытоптать все места и перебить всю дичь поголовно, — пусть они идут тогда и на проезжие дороги и считают, много ли там осталось еще воробьев!»

Сильные толки идут во Франции и о волках. Оказывается, не у нас одних они хозяйничают, но и у цивилизованных французов деревенские жители часто видят в своих хлевах и даже жилищах этих непрошеных гостей. Разница только в том, что... мы, кажется, более и более сживаемся с выходками хищников, и толки, возникшие было об их истреблении, в настоящее время совершенно затихли. Совсем не то видим у решительных, подвижных и деятельных иностранцев. Впрочем, об этом мы поговорим поподробнее в следующий раз, а теперь скажем несколько слов об охотах.
Во Франции за последнее время прибавилось очень много псовых охотников-дам благодаря некоему доктору Б., изобретшему новый способ лечения — охотой... От всех болезней, которыми могут только страдать наши деликатные дамы, у него теперь одно целительное средство: дама жалуется на полноту — прописана охота, от худобы — охота, от полнокровия — охота, от малокровия — охота. И это новое лечение действует изумительно на нежных, прекрасных пациенток, и доктор Б. день ото дня все больше входит в моду.

Вообще угасавшая было псовая охота, как и у нас, вступает во Франции в свои прежние права. Нечего и говорить, с каким сочувствием встречается это возрождение охотниками. «Грустно было нам, — пишет один из них, — смотреть на заспанную, вялую молодежь, прогуливающую свои бессильные, дряблые телеса по городским бульварам, — молодежь, все радости которой исчерпываются удачно сшитым и ловко сидящим платьем, вся гордость которой заключается в победе над жалкими будуарными героинями. Как же не порадоваться нам, что наконец молодые люди стали все более и более пристращаться к здоровым, полезным упражнениям и утрачивать свою женоподобность?! Теперешняя молодежь уж много свежее и крепче, чем десять лет тому назад, и потому нельзя не поблагодарить дельных псовых и ружейных охотников, сумевших-таки увлечь наших юношей прелестями охоты...»

С., живущий на улице Бурбон, в воскресенье 1 сентября, усталый, измученный, рассерженный, голодный, с двумя какими-то жалкими пташками в печально болтавшемся ягдташе, возвращался вечером домой, забыв себя и все на свете. Не менее плачевный вид имел и Медор. Понуря голову и вытянув язык, он еле волочил ноги за своим хозяином. Вдруг С. остановился за кустом и, отправив ту секретную обязанность, которая не чужда ни одному из смертных, начиная от короля и кончая последним из его подданных, мирно продолжил свой путь. Не успел он отойти и сотни шагов от куста, послужившего ему «местом уединения», как навстречу ему попался жандарм и потребовал охотничий билет. Нимало не смутившись таким законным требованием, С. вынул свою бумагу и... остолбенел при виде лоскутка билета. А жандарм пришел в сильнейшее негодование. Напрасно доказывал С. строгому блюстителю порядка все резоны, напрасно убеждал его дойти до рокового куста и убедиться лично в бывшей полной исправности охотничьего билета — жандарм остался непреклонен и составил протокол, руководствуясь тем, что половинка билета не составляет целого и не может, следовательно, заменить его.

Таким вот несчастьем кончается список несчастных случаев на охоте. Везде видна беззаботная, живая, веселая натура француза, не могущего надолго останавливать свое внимание на печальных фактах, не умеющего тянуть длинную, заунывную, тоску нагоняющую песню.

Приведенный анекдотический рассказ ясно свидетельствует о том, как придирчивы иногда бывают французские лесные и полевые сторожа. Зато и охотники не пропускают случая подшутить над своими строптивыми надсмотрщиками. Так, например, недавно в ландах (низменность на юго-западе Франции. — Ред.) пять охотников-приятелей усердно старались наполнить свои охотничьи сумки. Вдруг видят они вдалеке сторожей и вмиг бросаются бежать что есть мочи. Один отстал от товарищей и, ища убежища, как белка, вскарабкался на верхушку самого высокого дерева на виду у жандармов. Те с хохотом стали под деревом.

— Ну-ка, приятель, слезай с своего насеста! Попался, как кур во щи!
Охотник, преспокойно и удобно усевшись на суку, не обращал никакого внимания на это нелюбезное приглашениe, как будто оно не к нему относилось.
— Послушайте, вам говорят: слезайте! — кричали жандармы. — Не уйти вам, не надей­тесь!
Охотник глух и нем. Не двигаясь с места, вынул он из своей сумки кусок хлеба и начал преаппетитно его кушать; затем из того же вместилища вытащил заветную флягу, отпил из нее, по-прежнему ничего не видя и не слыша, что происходило внизу.
Блюстители перестали смеяться. Один из них в порыве гнева полез на дерево, не щадя ни рук, ни своего новешенького, с иголочки, мундира. Добравшись кое-как до верхушки, он резко и повелительно произнес:
— Ваше имя?
— Для чего это? — вежливо и смиренно спрашивает охотник.
— Для составления протокола о нарушении законов об охоте.
— Да я и не думал нарушать их, вот вам моя бумага! — и показывает охотничий билет.
Жандарм совершенно уничтожен.
— Он по билету! — крикнул он своим товарищам.
— Так зачем вы там сидите? — обратился к «осажденному» сторож.
— А это уж моя привычка: я каждый день так отдыхаю.
— А имена ваших товарищей?
— Ни одного из них не знаю.
— Есть ли у них билеты?
— И это мне совершенно неизвестно.

Сторож, весьма недовольный, слез с дерева и принялся осматривать свое платье, изрядно-таки поврежденное непривычной гимнастикой.
Такими-то «штучками» разнообразят французы-охотники свою жизнь, оставаясь вечно юными, вечно шалящими школьниками.