Баран, которого не съели

Светлой памяти Вадима Ивановича Жибаровского Мое «кулинарное крещение» произошло на реке Черемош во время водного похода.

Было это в 80-е годы прошлого столетия, на майские праздники. Черемош называли водной Меккой для туристов — сюда съезжались команды со всей Европейской части Союза и даже с Урала.

Пройтись по бурному весеннему Черемошу на катамаранах и байдарках считалось хорошей тренировкой для будущих летних походов. Поэтому на Черемоше свои семинары и, как говорят сегодня, мастер-классы проводили многие водные клубы и секции. Так и мы, добравшись на автобусе до Коломыи (город в Ивано-Франковской области Украины. — Ред.), оказались в верховья Черемоша.

Погранзона ограничивала возможность пройти по всей реке, и поэтому около нее собиралось такое количество команд, что с трудом можно было найти место для лагеря. Это был всесоюзный слет туристов-водников — настоящий праздник для любителей «белой воды», праздник молодости и силы, умения и удачи. Всюду стояли палатки, собирались катамараны и байды, горели костры, звенели гитары, звучали песни.

Мы искали какой-нибудь свободный пятачок, чтобы обустроить свой лагерь. Вдруг к нам подошел неказистый мужичок и предложил стать у него на лугу, запросив за услугу всего 30 рублей. Мы с радостью отдали ему деньги и разбили лагерь на зеленой травке за изгородью. Потом за те же деньги рядом стала другая команда из Николаева. К вечеру мужичок привел на веревке барана и предложил его купить на шашлык за 100 рублей. Нам неудобно было отказать столь гостеприимному хозяину, и мы купили этого барана. Пока все занимались лагерем, собирали катамаран, наш баран, привязанный к забору, пасся на лужайке.

Наскоро поужинав и попив чаю, все уже хотели ложиться спать, но случилось «страшное». Наш капитан стал распределять дежурство по кухне, и в первый же день и на следующее утро выпало дежурить мне и Володе Капустину. Володя подошел ко мне с уже выданными пакетами риса и тушенкой и задумчиво спросил, готовил ли я когда-нибудь рисовую кашу. Кроме как поджарить пару кусков колбасы и разбить на сковородку несколько яиц, я ничего другого делать не умел. В советское общепитовское время студенческая кухня ограничивалась чайником кипятка с заваркой да бутербродами. А здесь предстояло варить кашу, да рисовую!

— О баране не может быть и речи! Какие шашлыки?! — воскликнул Капустин. — Есть тушенка, ее и забросим в котел.

Поутру, разведя костер, мы вскипятили воду и бросили в нее весь рис. Тихо тюкая топориком, чтобы не разбудить спящих, мы и не заметили, как из котла белой шубой стал вылезать рис, заливая костер.

— Ничего страшного, просто насыпали лишнего, — подумали мы и пошли к реке слить «лишний» рис. Но через пять минут он опять полез из котла.

— Наваждение, какое-то, — шептал Володя, — как в сказке Андерсена: «Горшочек, вари, горшочек, не вари!» — и вновь пошел к реке отливать рис. Но и в третий раз белая шапка появилась над котлом. Рис убежал, и посолить его мы забыли. Тушенку из банок вывалили большими кусками, не разогрев ее и не порезав в банке ножом. В итоге каша подгорела, а жир и мясо попадались в ней неравномерно большими кусками. Однако пора было стучать в миски и будить команду…

От насмешек друзей нас спасла тетка, прибежавшая с горы и закатившая скандал. Она кричала, что это ее луг, а мы его весь истоптали. Требовала, чтобы мы убирались отсюда прямо с утра. На наши доводы, что нам разрешил «хозяин» и мы ему заплатили деньги за место и постой, она закричала еще громче:

— Да это же Василий! Он больной на голову человек, он сумасшедший! Кого вы послушали? Луг мой, а он всем его продает.

Мы посмотрели на барана, он тихо стоял у забора.

— Он нам и барана продал за 100 рублей. Это не ваш баран?

— Баран не мой, я овец сроду не держала, — сказала в сердцах женщина, — даже не знаю, чей он. А вы убирайтесь отсюда, да побыстрей!

Она пошла ругаться с другой командой, а мы, быстро съев горелую кашу, решили сплавляться, пока не объявился настоящий хозяин барана. Что с ним делать, мы не знали. Но оставлять его было жалко: деньги «сумасшедший» все равно не вернет, да и на шашлык с сухим вином мы все еще надеялись. Так что баран был введен на «палубу» катамарана, сделанную из старой дверки от чьего-то погреба. Теперь на понтонах, по краям, сидело по пять человек, а посередине стоял привязанный в дверной ручке и запасным веслам баран. По технике безопасности на воде ему полагался оранжевый надувной спасжилет, а кто-то ради смеха надел на него еще и хоккейный шлем-каску, в каких мы обычно ходим в походах.

Большой черный катамаран несся по пенной воде Черемоша, а с берега проснувшиеся туристы кричали: «Смотрите, кто у них капитан!» Надо сказать, что баран все время молчал. По-видимому, смирился со своей участью быть предательски съеденным как «живые консервы» путешествия.

Но оказалось, что никто не умеет ни резать баранов, ни их разделывать. Поэтому и на следующий день баран стоял на палубе, лупил глаза на воду и молчал.

Он даже попал с нами в аварийную ситуацию и чуть не погиб. При прохождении двух мостов мы сходу налетели на бетонную опору. Народ на катамаране еле удержался на местах, а вот баран свалился в воду. Пока мы разворачивались кормой вокруг «быка», пока проходили под мостом, баран молча барахтался в воде — благо был в спасжилете. От удара каска свалилась с головы и плыла рядом. Наконец сильные молодые руки вытащили несчастное животное из воды и поставили на палубу. В экстремальной ситуации баран даже не испугался, не заблеял. И, как оказалось, довольно сносно плавал. Впрочем, ему помогли спасжилет и каска.

— Да в нем всего-то 30 кг живого веса, а мяса на 20! — кричали спасатели с правого борта. — Обманул Вася, тут и есть-то нечего!

Не зарезали мы барана ни на второй, ни на третий день — он стал не только полноправным членом нашей команды, но и ее любимцем. Он уже лихо прыгал с берега на палубу. Кто-то предложил записать его в маршрутную книжку под фамилией Баранов, но наш капитан по фамилии Суворов делать это категорически отказался, мотивировав отказ тем, что контрольно-спасательная служба, насчитав 10 человек, записанных на маршруте, спросит про одиннадцатого Баранова и, не досчитавшись его, «повесит на него, Суворова, труп».

На берегу нас каждый раз встречали ребятишки из местных сел и предлагали чем-нибудь меняться. Они почему-то всегда просили изоляционную ленту, клей «Момент», различные значки и инструменты — пассатижи, топоры, молотки. Взамен предлагали красивые пасхальные яйца-«писанки». Отдав ребятам последнюю изоленту, мы подарили им еще волейбольный мяч, подобранный на реке. За это мы попросили ребят узнать у взрослых, не нужен ли им баран. Мы хотели отдать его даром, но непременно, как говорят сегодня, «в хорошие руки».

Ребятишки побежали в деревню, и не успели мы подкачать второй понтон, как на берег к нам пришел мужчина и сказал, что ему нужен баран для овец, но денег нет. Взамен будущий хозяин предложил нам три ведра копченого чернослива, два шмата копченого сала по 2–3 кг каждый и три каравая свежеиспеченного хлеба. Мы очень обрадовались такому нежданному обмену, но поставили условие, что барану будут дарованы жизнь и достойное проживание. Мужчина со смехом пообещал нам все это и махнул рукой ребятам. Они подбежали к нам с хлебом, салом и черносливом. Все продукты оказались такими свежими и вкусными, что перекус на берегу продолжился.

Затем мы сняли с нашего дорогого «Баранова» спасжилет и попрощались с ним. Мы трепали его по шерсти, трясли за рога и чуть не целовали в морду. Баран молчал, в его глазах была грусть, но он безропотно пошел за новым хозяином, а мы продолжили сплав уже без него.

Как давно это было! Да, если бы мы, двадцатилетняя молодежь, умели готовить, баран не прожил бы и дня. Но путем «проб и ошибок» мужчины уже к зрелым годам могут приготовить в походе не только обыденные каши с тушенкой, но и много других вкусных блюд — вкуснейшую уху, жареную дичь, копченую рыбу и… шашлык из баранины.

Мужики, учитесь готовить!