Друг русского леса

От редакции. 2 марта исполнилось 40 дней, как нет с нами Модеста Владимировича КАЛИНИНА, нашего постоянного автора, заслуженного работника охотничьего хозяйства России, охотничьего литератора и прекрасного человека. Семья Модеста Владимировича передала нам последний, еще неопубликованный очерк, подготовленный им специально для «РОГ».

19 апреля 1904 года. Лучезарное утро предвещало хороший день. Как всегда, точно в 9 часов утра у могилы Э.Л. Вольфа, создателя и главного садовника парка ЛТА, встретились двое седовласых стройных пожилых человека. Это были профессора Лесного института Дмитрий Никифорович Кайгородов (далее — Д.Н.) — фенолог с мировым именем и заведующий кафедрой лесной технологии и инженерного искусства Михаил Михайлович Орлов (дед автора очерка — Ред.), который возглавлял кафедру таксации и лесоустройства.

«Доброе утро, Михаил Михайлович», — поприветствовал Кайгородов Орлова. «Оно действительно доброе. Сегодня Божий Промысел ниспослал мне дочь, чему я безмерно счастлив. Не окажете ли мне честь быть восприемником, крестным отцом?» «С великой радостью, уважаемый. Почту за честь быть не только другом Вашим, но и родственником. А как собираетесь наречь новорожденную?» «Ириной. В память мученицы Ирины». «Ну что ж, превосходное христианское имя, не то что новомодные Изольды, Анжелики, Виолетты. Приветствую».
Впоследствии Ириной назвали внучку Дмитрия Никифоровича, дочь его младшего сына Анатолия. «Вот и соловушка меня поддерживает», — сказал он, прислушиваясь. Внизу, у Иорданского пруда, запел соловей.

Многие годы два заслуженных профессора совершали утренние прогулки по парку ЛТА. В результате этих прогулок и методичных наблюдений Д.Н. Кайгородов издал «Дневники петербургской природы». Превосходный итог своих систематических фенологических наблюдений.

Оба профессора были глубоко верующими людьми. Кайгородов долгие годы был старостой Владимирской церкви, которая была взорвана в 1932 году. В ней венчалась его крестная дочь, моя мать — Ирина Михайловна Орлова. Монастырские здания вокруг церкви сохранились до сих пор. Они вошли в мою биографию как пункты отдохновения и спасения в трагическую блокадную зиму 1941–1942 гг. Об этом мой рассказ «Девятый выстрел».

Послереволюционное лихолетье было кошмарным для многих ученых. Они мерзли и умирали от недоедания и болезней в своих нетопленных квартирах. Г.Ф. Морозов уехал к Г.Н. Высоцкому в Киев. М.М. Орлов вынужден был отправить жену с малолетними детьми в специально купленную усадьбу Аринкино в Орловской губернии. Известный знаток дубрав, вице-инспектор Корпуса лесничих А.П. Молчанов, спасаясь от холода и голода, уехал из Петрограда и умер в деревушке под Липецком. Умер в нетопленой квартире замечательный ученый-охотовед А.А. Силантьев. Он жил на первом этаже и часто запросто заходил к Орловым на обед или просто попить чайку. Та же участь постигла умницу профессора частного лесоводства В.Д. Ольшевского. Застрелился лисинский лесничий — Дмитрий Михайлович Кравчинский. Покончил с собой его помощник. От потрясения скончалась жена Д.Н.

Крепкий духом Д.Н. пережил все ужасы революционного безумства, пытки и убийства своих любимых учеников, сыновей великого князя Константина Константиновича (К.Р.) Иоанна, Константина и Игоря. И все это творилось руками русских людей, о которых с такой гордостью писал поэт К.Р.

Быстро крылатое время
Час неизбежный пробьет.
Примешь ты тяжкое бремя
Горя, труда и забот.
С верою твердой, слепою
Честно живи ты свой век,
Сердцем, умом и душою,
Русский ты будь человек.

Спасительной отдушиной явилась командировка в Эстонию. У Кайгородова почти была закончена карта перелета птиц европейской части страны. Белым пятном светилась лишь отколовшаяся от России Прибалтика. По постановлению коллегии Наркомзема от 15 сентября 1922 года Кайгородов командируется на шесть месяцев с женой в Эстонию, получив на расходы 500 золотых рублей. Цель поездки — научное исследование движения и расселения птиц в Европейской России по линии их возвращения из Южной Европы и Африки вдоль эстонского побережья Финского залива и для установления связи с птиценаблюдательными станциями морского побережья Эстонии. Командировка принесла реальную пользу: Кайгородов восстановил прерванные фенологические исследования по перелету птиц и наладил научные контакты с Эстонией — страной, связанной научными контактами с Западной Европой. Перед отъездом позвонил Иогансен, старый поклонник и друг Кайгородова и В. Бианки по алтайской жизни, и предложил место смотрителя на станции на побережье. Дмитрий Никифорович не отказался, сказав: дома нас ждут, мы там нужны. Не можем же мы бросить дом и тех, кто помогал нам в ужасные годы революции.

В начале XX века имя Д.Н. Кайгородова знал весь Петербург, особенно его знали в Лесном, где он жил и работал. Оно было так же широко известно, как фамилии певицы Вяльцевой, антрепренера Дягилева, балерины Павловой, тибетского врача Бадмаева, дипломата Витте. Этому способствовали общественные лекции Д.Н., его постоянные выступления в газетах, книги, его учительская популярность в качестве наставника — учителя порфироносных детей: Ольги Александровны, родной сестры Николая II, и Михаила Александровича. А также детей великого князя Константина Романовича: трех его сыновей Иоанна, Константина, Игоря и дочери. Дмитрия Никифоровича Кайгородова знали, ценили и любили многие жители не только Петербурга, но и всей страны.

С природой одной он жизнью дышал,
Ручья разумел лепетание,
И говор древесных листов понимал,
И чувствовал трав прозябанье.

Дмитрий Никифорович был из семьи военных. Его отец Никифор Иванович Кайгородов происходил из дворян Санкт-Петербургской губернии, воспитывался в I Петербургском кадетcком корпусе, воевал в Польше под командованием генерала фон Фрикена. В 1834 году был направлен в распоряжение вновь организуемого кадетского корпуса в Полоцке.

У Никифора Ивановича было четыре сына: Дмитрий, Нестор, Михаил и Иван. Все они обучались в Полоцком кадетском корпусе и впоследствии стали генералами. Д.Н. писал: «Детство и отрочество мое (до 16-летнего возраста) протекало при почти сельской обстановке — на окраине небольшого белорусского городка. С ранних лет принимал деятельное участие в работах отцовского сада. В качестве страстного рыболова — удильщика в детские и отроческие годы провел большой ряд утренних и вечерних зорь на берегах сельской речки (Полоти — притоке Западной Двины), а в последние годы жизни — и на многих других водоемах, как российских, так и иностранных.

С 8 и до 16 лет проводил летние ночи (с мая по сентябрь) на балконе отцовского дома, выходившего в сад, нередко прислушиваясь в часы пробуждения и засыпания к голосам птиц.
С 13-летнего возраста начал охотиться с ружьем и в течение 17 лет охотился довольно много. Леса под Полоцком изобиловали дичью». По окончании Полоцкого кадетского корпуса, в 1863 г., заканчивает обучение в Михайловском артиллерийском училище и получает назначение в конно-артиллерийский полк в Динабурге.

С юных лет в нем пробудился интерес к природе, лесу: «Я страстно полюбил лес, и с тех пор, как узнал его поближе, и чем больше узнаю его, тем больше люблю. И это всегда так бывает, чтобы полюбить, надо знать — не зная, нельзя полюбить». «Кто полюбит лес, тот будет его беречь». «Мы охотно бережем и охраняем только то, что любим, а наш лес очень нуждается в друзьях — русских охотниках». Любовь к естественным наукам побудила Д.Н. поступить в Лесной институт. С 1867 по 1872 г. он — студент Лесного института. В 1873 году в числе лучших послан в заграничную командировку. На протяжении двух лет изучает лесное дело в Германии, Австрии, Швеции, Франции. По возвращении на родину 19 июля 1882 года был утвержден в должности профессора на вновь образованную кафедру лесной технологии и инженерного искусства, на которой проработал 30 лет.

В России на одного жителя приходилось 3,0 га лесной площади, в США — 0,8, в Швеции — 2,9, в Финляндии — 4,1 и только в Канаде — 10,5 гектара лесной площади. Леса много. Что же он давал? В 1855 году десятина леса давала 1 копейку дохода, в 1878 — 8,6 копеек, чуть больше в центральных губерниях, Московской, Орловской, Тульской, Рязанской и других. В 1893 году доход от казенного леса 22,3 млн рублей. В 1903 г. уже 51,2 млн рублей. Чистый же доход с десятины казенных лесов в среднем по европейским странам составлял в 1903 году 1 рубль 15 копеек, а в России менее 10 копеек.

Вот как использовалось наше лесное достояние. Древесина почти не перерабатывалась. Лесной промышленности не было. Острейше встал вопрос о новейшем, технологичном, современном использовании древесины. Лес продавался кругляком. Даже доски тесались топором. Большая часть бревна шла в щепу. Полученные из-под топора доски и назывались поэтому — тес. Петр I начал ввозить пилы в 1701 году. Он издал приказ «О приручении дровосеков к распиловке дров». Тем не менее доски в России 200 лет готовили топором. Кололи бревна вдоль и тесали. Сподвижник Петра I, светлейший князь Меньшиков, приступая к строительству новой столицы, заложил на Васильевском острове, на месте зданий Академии наук, десять лесопильных мельниц.

(Окончание в следующем номере «РОГ»).