Незакрытая лицензия

"Древний лес… Он есть почти в каждой старой сказке, легенде или вымышленной саге… Но все же корнями волшебные леса уходят в человека. Вся магия оттуда. Из души." - Надея Ясминска

У добротного деревенского дома, украшенного бело-зелеными наличниками с замысловатой резьбой, на лавке сидели трое. Лучи встающего из-за леса солнца отражались на лицах мужчин, заставляя их прищуриваться и улыбаться солнечному приветствию. Со стороны казалось, что они сидят молча, — столь тихой и неспешной была их беседа. Начинающийся апрельский день располагал к несуетности и созерцанию. Тот, что сидел посередине, обращаясь к соседу справа, сказал:

 — Кириллыч, я тебя прошу, давай сделаем Алексею подарок. Все ж юбилей у него!
— Вон в кармане у тебя лицензия на глухаря, — усмехнулся Кириллыч. — Какой тебе еще подарок надо? Отдай ему!
— Так я для него и старался. Мало того что покупал, так и на ЗМУ за нее отработал наравне с молодежью.
— Ну, ты самый молодой из нас. Кому ж еще отрабатывать? Нам с Лешкой, что ли? Леш, а тебе когда шестьдесят-то стукнуло?

Алексей впервые с начала разговора отвел взгляд от вершин леса:
— Зимой еще, как раз в январе, когда вы тут на учете по буеракам лыжи ломали.
— Кириллыч! Помоги, говорю, подарок твоему тезке сделать. Охотовед ты или где?
— Вот ты нудный какой, Антон! Ну чего вам надо — говори!
…На маленькой, очень уютной поляне, окруженной соснами, остановились два уазика. Из первого вышел Кириллыч, из второго — Антон с Алексеем.
— Вставайте тут, — сказал охотовед. — Здесь и сухо, и до тока почти два километра. Ток вон за той пустошью.
— Я эту пустошь помню. Мы тут прошлой весной на тяге стреляли. Знали бы про ток, не стали бы лес тревожить.

Кириллыч одобрительно глянул на охотников.
— Ладно, разводите костер, пообедаем. Вечером я вас на подслух свожу да и поеду. А вы часа в три выдвигайтесь опять. Крепкий здесь ток. И старый петух тут есть.
Алексей спал в машине. Кроме его похрапывания, доносящегося из приоткрытого окна задней двери, и потрескивания костра, других звуков не было. Охотовед час как уехал, и Антон в одиночестве сидел у огня, укладывая в уголки памяти колдовство этой ночи и прислушиваясь к своим мыслям. Сидел, вороша палкой угольки, и жалел глухаря, пока только подслушанного, но еще не добытого, того, который под утро запоет первым. К птице нужно было подойти бесшумно, потом разглядеть ее в еловой кроне, показать Алексею, да чтобы тот не промахнулся… Слух у друга начал садиться, вальдшнепиного хорканья он уже не слышал, а ток лишь вблизи, вплотную. Да, трудно ему будет на подходе. Но Антон как будто уже видел падающего роскошного трофейного глухаря, которого они выпросили сегодня у охотоведа. Ему пора было уступить место лидера другому мошнику, тоже сильному и уже не первый год оспаривающему первенство.

Антон, представляя желанную картину, немного грустил. Каждый раз, когда дичь падала после удачного броска ружья к плечу, восторг и счастье от охотничьей удачи разбавлялись у него печалью. Он немного растерянно и благодарно брал в руки вальдшнепов с поникшими длинными клювами и черными, смотрящими на него глазами, селезней, только что страстно жвякавших на подлете к подсадной утке, а теперь упавших на воду под дробовой осыпью… Он не хотел избавляться от этой грустинки, не гнал ее. Чувствовал, что связан ею со всем живым, что она и есть для него та черта, которая отделяет рачительного охотника от бездушного алчного стрелка по живым мишеням…

Открылась дверка машины. Вылез Алексей, позевывая со сна, подошел к костру, сел на свой походный стульчик.
— Чего проснулся?
— Да жалко спать в такую ночь. Закроем завтра сезон — отоспимся. Чайку поставь, что ли.

Взбадривать слабый, только для души горящий костер не хотелось. Антон повернулся к стоящей позади газовой плитке, водрузил на нее котелок с водой, щелкнул ручкой. Распрямился и в недоумении замер: вся линия горизонта над лесом была залита ярким, неестественно белым светом.
— Леш, как думаешь, что это такое?
— Ты про что?
— Да вон про тот свет. В пойме речки вершины деревьев как будто ярким светом
освещены.
— Не вижу ничего. Пойди поспи, а то мерещится уже. Что там может светить? Железная дорога в той стороне.
— До нее километров десять, а это много ближе, да и свет такой… не электрический какой-то. И даже не галоген, а белее и по всему горизонту.
— Ну, машина по урочищу идет, фарами светит.

«Какая там машина?» — подумал Антон. — Как машину ни обвешай фарами и люстрами, такого эффекта не будет. И неподвижен этот свет совершенно, не колеблется, не смещается. Чудеса!» Спорить не стал. О чем спорить, коли друг не видит того, что видит он? Повернулся за поспевшим котелком, вновь глянул на горизонт — темнота. Как включилось нечто, так и выключилось разом. Антон решил махнуть на непонятное явление рукой, однако недоумение и настороженность остались…

Они не стали заходить далеко за условную границу тока, которую показал им Кириллыч. Уселись лицом к обширной пустоши, отделявшей глухариные владения от места их стоянки. Распевавшихся глухарей вечером было слышно уже отсюда. Справа начинался роскошный хвойный лес: верхний ярус сосновый, второй — еловый, а внизу — можжевельник и редкий лиственный кустарник. Густой лес, но чистый. Сказочный. Он стоял черной стеной, но верхушки сосен уже были видны на фоне светлеющего неба. А в направлении пустоши стволы разбегались, открывая широкие прогалы. В какой-то момент Антон глянул туда и вскочил на ноги: верхняя линия леса по ту сторону пустоши вдруг снова высветилась белым светом, да таким ярким, что теперь и Алексей его, кажется, разглядел. Судя по расстоянию, новый световой эффект находился примерно над той самой дорогой, по которой они вчера приехали с охотоведом. Он был тот же, что и раньше: неподвижный и нереально белый. Однако теперь Антон заставил себя мыслить реалистично: скорей всего, это свет мощных люстр на крыше джипа. У машины было достаточно времени, чтобы проехать по урочищу, в низовьях пересечь речку по мостику и подняться вновь по лесным дорогам уже сюда, к токам. Ни у кого из егерей машины с таким мощным светом не было, значит, это городские. И лицензий у них точно нет. Двигаясь по дороге, они сейчас упрутся в сосняк, в котором стоит уазик. От залетных браконьеров можно ожидать всего: они могли уехать от греха подальше, увидев машину и приняв ее за инспекторскую, но могли и порезать колеса, разбить стекла. Да что угодно!

Свет над лесом погас так же внезапно, как и в первый раз. Погасили фары?
— Твоя лицензия, Леш, тебе и решать. Либо охотимся с риском вернуться к раскуроченной машине, либо идем назад с риском не успеть вернуться на ток.
— Обратно нам не успеть.

Алексей неохотно поднялся, постоял в раздумье.
— Ладно, пошли, — сказал он.

К месту своей стоянки они подходили осторожно, прислушиваясь и вглядываясь в утренние сумерки. Однако их уазик стоял в полном одиночестве. Мирно помигивал синий диод охранной сигнализации. Все было цело, включая оставленные около остывшего костра стульчики. Антон вышел на песчаную дорогу, выползающую из густого ельника, на которой любой след печатался очень четко. Включил фонарик, сел на корточки. Плотный, укатанный песок сохранил перекрывающие друг друга следы протекторов двух машин — их и Кириллыча. После них не проехал никто!

Антон услышал, как сзади подошел Алексей.
— Никого?
— Никого. Ну что? Пойдем на ток?
— Нет, не пойдем. Светает уже, пока дотопаем, станем видны как на ладони. Да и настрой теперь не тот, мысли и нервы не те — подшумим. И слетать петухи уже начнут. Что Кириллычу-то скажем? Что инопланетян испугались? Засмеет ведь!
— Скажем, что молчуна подняли.

Они пошли к машине. Антон оглянулся и посмотрел в черноту дороги, словно ожидая увидеть мертвенно-белый отблеск, предупреждающий его о чем-то. На одной из верхних веток пел глухарь-токовик. Отрешившись от всего, он выдавал точение — кульминацию своего брачного зова. Делал паузу, возвращаясь из магической песни в этот мир, прислушивался. Левый бок его вдруг осветился лучом, но не безжизненно-белым, а розовато-желтым, греющим. Петух помолчал, потоптался на ветке и с удивительной легкостью слетел вниз на собранный им ток.
Над лесом, сберегшим своего старого мошника, вставало апрельское солнце.