На одной лестничной площадке со мной проживал сосед Толик с женой Машей, красивой темноволосой женщиной, и двумя детьми. Анатолий любил выпить, а поскольку я человек непьющий, то Маша положительно относилась к нашей дружбе. Надо сказать, ее муж был заядлым охотником. И вот в один прекрасный день он предложил мне съездить в места, где его одноклассник Володя по договору добывал сурков. Эту идею я с восторгом поддержал.
В выходные мы уже мчались по дороге на старом, но бодром «Юпитере» следом за Володиным мотоциклом. Вокруг громоздились горы с зарослями акации и дикой смородины. И всюду по склонам и падям было несметное количество сурков, которые, завидев нас, со всех ног неслись к своим подземным жилищам. Подбежав к норе, они не спешили скрываться, а смешно задрав хвосты, громко свистели, предупреждая другие семьи о появлении чужаков. Как оказалось, сурки живут очень дружно, часто ходят друг к другу в гости, и между сурчинами протоптано множество желобков-тропинок.
Наш Иж был хорошим скакуном только на ровных дорогах, в гору же везти седоков отказывался. Приходилось то и дело спрыгивать на ходу и толкать его в пропыленный зад. А вскоре он совсем отказался участвовать в альпинизме. Спешившись, мы решили отдохнуть. Не успев раскинуть придорожный достархан, увидели, что метрах в сорока от нашего бивака земля веером летит из норы, выдавая намерение ее хозяина скорей удалиться в спасительно прохладную тишину подземелья. Володя вскочил первым и, на ходу заряжая ружье, понесся к землерою. Следом за ним бойко побежал мой новый друг и наставник.
Охота началась. Покосившись на обещанное мне ружье, бесполезное своим беспатроньем, я прихватил столовый нож и ринулся вслед за товарищами. Следующий эпизод заставил меня на минуту усомниться в правильности решения стать охотником. Упав на живот, Володя сунул в нору ружье и выстрелил. Оттуда взметнулось облако дыма вперемешку с камнями. Откатившись от норы, повернув посеченное камнями лицо в мою сторону, Володя крикнул, чтобы я принес проволочный крючок. Пошуровав им в норе, как кочергой в печке, он выудил зверька с желто-красноватым мехом. Так я впервые увидел аборигена алтайских гор и казахстанских степей. Уже потом, отмыв лицо родниковой водой, стрелок сказал, что случившееся было исключением из правил, и я облегченно вздохнул.
Наши стальные кони, отдохнув, резво понесли нас дальше. В ущельях путь часто пересекали горные ручьи, в которых мы утоляли жажду. Дорогу все сильнее сжимали скалы, и вскоре от нее осталась лишь тропа-ведунья. Я предложил Толику поменяться местами и повел мотоцикл. За перевалом на спуске я заглушил двигатель на включенной первой скорости, и так мы добрались до самого крутого участка. Тормозная лапка мотоцикла под тяжестью нажима на нее опускалась все ниже и ниже, и вдруг, сухо щелкнув, уперлась в подножку. Наш «Юпитер», взревев, рванулся под откос, не сдерживаемый ничем.
— Толя! Тормоза! — орал я, отчаянно выписывая кренделя колесом, стараясь не потерять тропинку.
— А-а-а-а! — вопил мне в затылок Толик, вцепившись ручищами в мои ребра.
Мы летели, все увеличивая скорость. Вдруг впереди показалась заросшая акацией полянка. «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла», — мелькнула в голове фраза, и я рванул руль, направляя мотоцикл в спасительную зелень кустов. Притаившийся в траве камень прервал поэтическое течение моих мыслей и все-таки вышиб из седла. Весь исхлестанный ветками, оборванный, но живой, я лежал на спине. А из кустов неслись стоны Толика вперемешку с проклятиями.
Помогая другу выбраться из зарослей, я сконфуженно молчал, боясь взглянуть на его израненное лицо. Наш скакун, пострадавший не меньше, казалось, укоризненно смотрел на меня разбитой фарой.
— Ты зачем в кусты свернул, дурило? Тропинку не видел?
— Толь, тормозов-то нет, ведь насмерть разбиться могли!
— Тормозил бы ногой.
— Сам бы тормозил ногой, а не орал, как недорезанный верблюд! Ну ладно, не сердись, поехали дальше!
Володя, поджидавший нас внизу, рассматривал что-то в бинокль. Обернувшись, он начал так смеяться над нашим видом, что заразил и нас. Сурки, наверное, никогда не видели столь оборванной, но веселой компании. Дальнейший путь я уже продолжал с Володей на его мотоцикле. Толик решил отдохнуть от меня.
— Слава Богу, прибыли! Здесь мои угодья! — прокричал Володя, подъезжая к вагончику с пустыми глазницами давно выбитых окон. После короткого техминимума мне выдали ружье. Охотничий инструктаж, который был еще короче, призывал тихо лежать позади норы и ее владельца, стрелять только в голову, если оная покажется. Три расположенные неподалеку сурчины нашли быстро. Хозяева, не подпустив на верный выстрел и тревожно посвистев, нырнули в норы. Расположившись с другой стороны от выхода, мы легли и замерли в ожидании. Комары, загнусавив, сразу приступили к своей охоте. Постепенно настроение и охотничий запал угасли. Надежды, что осторожный байбак высунет голову под выстрел, почти растаяли.
Я боролся с дремотой. Положив на бок ружье, решил уже было вздремнуть назло комарам и суркам, как вдруг мне показалось, что из норы кто-то выглянул и исчез. Да так быстро, что я не поверил своим глазам. Азарт враз прогнал сонную одурь. И следующее появление зверька я не проспал. Грохот выстрела подбросил моих сотоварищей и многократно победоносным эхом прокатился по спящим горам.
— В кого стрелял? — прокричал раздраженно Толик, видя, что я по-барски безмятежно продолжаю нежиться на боку.
— Да кажется, кто-то выглядывал, — благодушно ответствовал я.
— Так беги скорей! — подпрыгнув, в два горла завопили товарищи. — Уйдет, уйдет!
Отбрасывая зверька от норы, в сторону которой он, смертельно раненный, все жеумудрился развернуться, я с удивлением и уважением рассматривал освою первую добычу.
Как известно, новичку всегда везет. Не прошло и получаса, как второй хозяин подземелья заставил меня нажать курок. Подбежав к добыче, я затанцевал в нерешительности: здоровенный сурок медленно заползал в нору.
— Хватай! Держи! — кричали подбежавшие ребята.
Отбросив ружье, я схватил сурка за мускулистые задние ноги и стал тащить из норы, но как ни старался, вытянуть не мог: он как будто врос в землю. И тут сурок применил запрещенный прием. Раздался легкий треск рвущейся по швам материи, и меня с головой обдало зловонной желто-зеленой массой.
— Чуть отпусти, дерни и отбрасывай! — летели советы.
Отпустил, выдернул да отбросил. Прямо на Толика. Сурок ударился о его грудь, окрасив рубаху желтым, и вцепился в щеку.
— А–а-а-а! — очумело взревел невезучий охотник, а зверек оттолкнулся от его груди и шмыгнул в нору.
— Хорошей охоты без передряг не бывает! — глубокомысленно, но не вовремя изрек я, счищая пучком травы сурчиную военную хитрость.
— Убью! — доведенный до крайности Толик, размахивая пудовыми кулаками, бросился на меня, и я, петляя из стороны в сторону, помчался, пока не попал ногой в нору.
У страха глаза велики! Никто не гнался за мной. Володя привязывал подорожник к опухшей щеке Толика. Я издали сочувственно наблюдал за ними, но подойти не решался. Вскоре Володя сам подрулил ко мне.
— Ну ты бегаешь! Где служил? Не в заячьих ли войсках? И зачем только в такого засранца стрелял? Рубашки, поди, не отстираются. Подожди, тебе еще Маша на хвост соли насыплет! — смеялся он.
— Да-а… — задумчиво глядя на меня, изрек опечаленный Толик, весь в царапинах, с привязанным к щеке подорожником. — Кривое дерево на ложки не годится, в крайности только забор подпирать. Зачем же ты его на меня кинул?
— Да не специально, Толь! Инстинктивно.
— Да от твоих инстинктов вся морда опухла, будто сто кошаков драли. На работу выйду — никто не поверит, что на охоте ободрался: тигров в наших местах не водится.
— Зато медведей вдоволь. Скажешь, медведь заломил, — предложил я, со смехом глядя на Толика, похожего с перевязанной щекой на пленного фрица под Сталинградом.
— Медведь, говоришь, заломил? — сам как медведь, зарычал Анатолий.
И быть бы беде, не вмешайся Володя:
— Мужики, хватит собачиться! Пойдемте обдирать добычу, да и постираться надо — больно дух тяжелый от вас идет.
Освежевав у родника дичь, постирав, как могли, свою несчастную амуницию, мы двинулись в обратный путь, в мокрых рубахах, но довольные, что день прожит не зря. Охота удалась, мыслил я, трясясь за спиной Володи, опасливо улавливая рокот второго мотоцикла сзади.
Недели две Анатолий не здоровался со мной, но после мировой, с которой я пришел к нему после получки, наша дружба стала еще крепче. При встрече со мной Маша не обмолвилась ни одним кривым словом о том приключении. Только весело поблескивали ее глаза-смородинки, да подрагивали уголки губ, готовые разбежаться в улыбке.
Так богиня охоты Диана, посмеявшись вместе с нами, помогла и молчаливо приняла меня в свое неугомонное братство.
Комментарии (0)