Общий котел

Охота, охота! Ты, как исповедь, как чистилище, выворачиваешь человека наизнанку, будто шкурку, мездрой наружу, и обнажаешь все его изъяны, пороки, червоточины, тщательно скрываемые в обыденной жизни.

Запах гари встревожил подсознание Ивана Колесова и оформился в мысль: «Не мог я так быстро прийти к зимовью».

Иван свернул с профиля и направился в сторону запаха. Тайга в этом квартале была густая, непродуваемая ветрами, и клочья дыма, запутавшись в лапах вековых елей, долго еще будут напоминать о произошедшем событии. «Но откуда дым? Похоже, опять кто-то чужой без ведома хозяев шастает по участку?» — раздраженно думал Иван, заряжая стволы пулевыми патронами. К сожалению, это не было редкостью на закрепленных за охотниками угодьях. Случалось, залетный гастролер проскакивал транзитом по малоснежью с хорошими собаками, собирал соболей и — поминай как звали.

Сезонный охотник Иван Колесов происходил из местного рода коренных сибиряков, старообрядцев с Кеть-Касской копи или, другими словами, с Обь-Енисейского канала — так громко называлось это гидротехническое сооружение. Построен он был еще при Екатерине II вольнонаемными и каторжанами. Колчаковцы уходили по нему от большевиков на Восток. Во время Великой Отечественной войны караван пароходов однократно провели по большой воде из Енисея в Обь, а потом все заглохло и стало разрушаться.

С заимки у Водораздельного озера семья Нестора Колесова перебралась в поселок лесозаготовителей, где и проживала обособленным двором, на окраине. От истовой веры кержаки Колесовы отошли, однако по привычке сторонились мирской суеты. Но уважением односельчан пользовались, как добропорядочные и трудолюбивые люди.

Сына их, Ивана, потянуло к городской жизни. Парень не был обделен внешностью, умом и смекалкой. Окончил политехнический институт, устроился на работу, обзавелся семьей. А корнями все одно остался в тайге, которую с детства исходил с отцом, пока тот не пропал бесследно на промысле. Разные предположения строились односельчанами, но ничего конкретного не прояснилось. Поговорили, посочувствовали, на том все и закончилось — забыли. Жизнь человека как камень, брошенный в заболоченное озеро: на мгновение расступится ряска, покажется чистая вода и тут же сомкнется, будто ничего и не было.

Иван любил тайгу и не мыслил себя без нее. В межсезонье тосковал по таежной глуши, свисту ветра в заснеженных хвойниках, внутреннему душевному покою, который обретал в одиночестве, по любимому занятию, каковым была для него охота. К тому же была у Ивана тайная мечта — найти останки отца и похоронить по-человечески, рядом с матерью на поселковом кладбище.
Но прошлым сезоном насытился Иван одиночеством «по самое не хочу».

Оказался он в банальной, на первый взгляд, ситуации: его нога попала меж двух лежащих осин (каждую осень в тайге ослабевшие деревья падают поперек визирок, но не носить же с собой бензопилу!). И узнал Иван тогда, как натягивается лук печенежский тетивой, сплетенной из бараньих кишок. Начали сгибаться кости правой голени, вот-вот хрустнут. Невероятным усилием воли Иван освободился от пятидесятикилограммового рюкзака, бросил тело вдоль осиновых стволов и несколько минут лежал в испарине, борясь с болью и тошнотой. Если бы сломал ногу — сезону конец.

А ведь всего лишь рюкзак надо было снять, перебраться через валежины и снова надеть лямки или обойти это место. Иван положил горсть снега на разгоряченный лоб, закрыл глаза, и перед внутренним взором предстал образ отца. Эх батя, батя! Как хорошо и спокойно было с тобой! И задумался Иван о том, что, наверное, хватит одному бродить по тайге. Компаньона надо искать. И дров напилить в две руки легче, и в случае чего он поможет. Хотя кто знает, что за человек окажется рядом! Вдруг ткнешься где-нибудь носом в снег от пули в затылок, и мыши будут щекотать в животе?

Решение взять с собой напарника зрело долго и мучительно. По натуре молчаливый и основательный, как большинство таежных людей, Иван к любому делу относился серьезно, обдумывая все детали. Будет ли вклад напарника соизмерим с его опытом, или окажется компаньон нахлебником, обузой — предугадать трудно.

Но об иной охоте, как только в общий котел, Иван и не помышлял. Приняв решение, охотник стал перебирать в памяти людей, с кем сводила его жизнь. И остановился на старом товарище Тимофее Заворуеве, с кем еще в студенческих отрядах месил бетон. У него недавно родился ребенок, и необходимость в дополнительных деньгах была остра. А в тайге при хорошем раскладе за месяц-два можно хорошо заработать…

***

Бутылки, которые периодически выносил Тимофей в пакетах из квартиры, звякали и уже месяц оповещали соседей, что он пьет. Алкоголь будто переместил Тимофея в иное измерение. Потеряв интерес к жизни, Заворуев постоянно пребывал в состоянии необъяснимого страха и тревоги. Ему казалось, что это сон и жена с ребенком еще вернутся, поэтому на каждый звук шагов по лестнице он шел в прихожую и ждал звонка. И звонок раздался. Тимофей распахнул дверь, надеясь увидеть Галю с сыном. Но перед ним стоял Иван Колесов, его старинный приятель по прозвищу Кержак.

Иван переступил порог и первым делом увидел батарею бутылок. Вот те на! А ведь Тимофей был самым трезвым парнем в отряде. Впрочем, Иван уже ничему не удивлялся, вдоволь насмотревшись, как перемены в стране ломали людей, коверкали судьбы. У русского человека, как известно, водка — универсальная микстура от душевных мук и телесных недугов. Все ясно: Тимофею срочно надо было сменить обстановку, чтобы обрести смысл жизни. Сработало извечное таежное правило как можно скорее помочь человеку, и секундная растерянность Ивана прошла: он еще больше укрепился в желании взять Тимофея на сезон.

***

Сквозь ветви Иван увидел длинный осиновый пень, развалившийся на несколько частей (перегорел у основания). Сейчас его фрагменты дымились, распространяя горьковатый запах тлеющих осиновых гнилушек. Рядом никого не было. Снег был утоптан, кое-где в крови. Иван определил: соболя коптили. Постояв немного, он пошел по кругу, но вскоре наткнулся на отпечатки обуви и успокоился: соболя выкуривал Тимофей. Что ж, хорошо: еще один соболек в общий котел.

Охотились они уже больше месяца. В таежный быт и промысел Тимофей вжился быстро. Тайга была и его стихией. Каждое утро он спешил, обжигаясь, проглотить завтрак, экипироваться, отвязать собаку и уйти на охоту. Возвращался поздно. Иван понимал, что товарищ интуитивно стремился к одиночеству, чтобы ему никто не мешал думу думать, и тихо радовался обретению напарника.

Случались, конечно, у него огрехи. Однажды, уже по снегу, он пришел с охоты и бодрым голосом сообщил, что нашел свежевыкопанную, пустую берлогу. Иван вместо восторгов попросил его ружье, открыл замок, осмотрел патроны. В стволах была беличья дробь. Отругал напарника за беспечность и лихачество. А в целом Тимофей был хорошим компаньоном и без напоминаний делал все, что необходимо...

Мешать охоте Тимофея Иван не стал и вернулся на профиль, ожидая вечером рассказа о подробностях добычи соболя. Но Тимофей молчал, спокойно помешивал кашу для собак и попутно обдирал белочек. Вел себя так, как будто ничего не произошло. И заползло черной змеей в душу Ивана сомнение в честности напарника. Неужели тырит потихоньку соболей напарничек? Как, интересно, он хочет их сохранить и где прячет?

На следующее утро под предлогом ремонта поняги Иван задержался в зимовье и проверил имущество. В тайге все должно быть учтено. Охотнику нужно знать до мелочей, где, что и сколько у него лежит. Так учил Ивана отец. И сын хорошо усвоил его уроки, для подстраховки записывая в общую тетрадь все изменения. Он рисовал схемы путиков, отмечая места, где в капканы попадались соболя. Посчитаны были даже пустые банки из-под тушенки и сгущенки. Они хранились на случай, если труба у буржуйки прохудится. И даже обертки от конфет аккуратно складывались отдельно и при необходимости использовались как пыжовый материал.

Так вот почему Тимофей так подробно расспрашивал о способах консервации шкур! Сушить в тайге их негде, поэтому самое надежное сохранение сырой шкурки — соление. А хранить их можно в банках из-под консервов, куда мыши не доберутся. Интересно, сколько шкурок входит в банку? Сегодня же надо будет проверить… Выходит, меняет жизнь людей. Припекло, видно, парня. Или любовь к Галине, о которой он постоянно упоминал, заставила уснуть его совесть?

С этого дня Колесов стал внимательно следить за поведением напарника. А охота шла своим чередом, выносились тугие связки беличьих шкурок и добавлялись в пузатые мешки, подвешенные на двухметровую высоту под елкой. Шкурки соболей накапливались в алюминиевом котелке с крышкой. И каждый раз после добавления шкурок они вдвоем перепрятывали котелок. Уходили от избушки и бросали его в снег подальше от тропы, запоминая место. Тимофей при этом всегда подсчитывал свою долю. Она была немалая, но уговор дороже денег. Перед заездом на сезон напарники ударили по рукам, что всех соболей Иван продаст знакомому скорняку, а деньги поделят пополам.

Соболевка сродни золотой лихорадке: пошел фарт — обо всем забываешь, одержимый единственным желанием добывать, добывать и добывать. Иван это знал. Многим матерым таежникам мутило разум от вида вороха пушнины. Собакам тоже передается состояние охотника. Они понимают, что важнее всего Его превосходительство соболь. А как у заготовителя при приеме пушнины нервно сучатся пальцы, закатываются глаза и алчность в зрачках огоньком светится! Он уже подсчитывает, сколько себе наварит от занижения приемной цены.

Горбатиться в тайге ума много не надо. А вот выгодно оценить, оставив себе на хлебушек с маслицем, приемщики мастера. И вот уже речь, как елей, льется, и боеприпасы, и водка тут же из-под прилавка достаются — все к услугам охотника, только соболей подавай…

Вот и вся недолга с напарником. Сколько же собольков он может пустить мимо общего котла за оставшееся время? Пяток, не больше. Одна шапка-ушанка, но ведь их надо еще подобрать по цвету. А этих тонкостей Тимофей не знал. В тайге кажется, что все соболя одного цвета, а после стирки и выделки диву даешься, как шкурки различаются между собой. Поэтому после промысла собираются несколько знакомых охотников, раскладывают шкурки при дневном свете на белые простыни и подбирают пары. Потом за чаркой обсуждают особенности прошедшего сезона.

***

Прочистив мозги таежным воздухом, Тимофей воспрянул духом, и в нем забрезжила надежда на восстановление семьи. Он мечтал, как приедет к Галине, бросит к ее ногам связку соболей и все наладится. Он добыл меньше Ивана, но по размеру и качеству шкурок его соболя были лучше, так как охотился он в основном на материков. Как-то незаметно для себя самого Тимофей забыл, что и участок, и собаки, и зимовье принадлежат Ивану, а он, по сути, примак. «Тайга есть тайга, — оправдывал свои действия Тимофей, — это не огород, а Иван свою долю доберет капканами».

Шкурки соболей он солил, плотно укладывал в банки из-под полукилограммовой тушенки, которые ставил крышками друг к другу, чтобы внутрь не проникли мыши, и прятал в полой сухостоине с дуплом. Однако на душе скребли кошки. А если Иван догадается? А если найдет тайник? Что тогда? Тимофей гнал от себя эти мысли, так как желание восстановить семью было сильнее мук совести...

Впервые за всю жизнь Иван ждал окончания сезона, хотя виду не подавал. Итак, пропала третья банка. Если в банку можно положить две шкурки, значит, уже шесть соболей ушло мимо общего котла. Да, дела! Вот уж действительно: не делай добра — не наживешь врага. Но что предпринять в данной ситуации, Иван не знал. Он даже не знал, с чего начать разговор на эту тему, хотя уже принял решение: Тимофея больше в тайгу не брать!

Окончание следует.