Суп из рябчиков

27 июля этого года егерю Октябрьского городского общества охотников и рыболовов Республики Башкортостан и автору «Российской охотничьей газеты» Геннадию Степановичу Агапитову исполнилось 55 лет. Правление общества и редакция поздравляют юбиляра и предлагают читателям его новый очерк.

Если сейчас берусь вслух вспоминать, как много было в нашем охотхозяйстве рябчиков, охотники младше меня возрастом обычно начинают надо мной откровенно подсмеиваться. Понятно, дескать, известное дело, раньше и сахар был слаще, да и вода в разы мокрее…

Бог им судья. Я-то верно знаю. Вот девушек молодых сорок лет назад было меньше. Красивыми были все, как и сейчас, но меньше. Лет двадцать назад — да, девушек добавилось, но все одно гораздо меньше, чем сейчас, было. Нынче-то молодых красавиц вокруг эвон сколько — к вечеру шея болит, хоть криком кричи.
А рябчиков, наоборот, раньше было много. Очень много. Вставшие на крыло выводки в семь-восемь голов другой раз на просеке в видимости один от одного выпархивали. Поспевай только головой вертеть.

Мы шли по лесу втроем. Я и два моих напарника, егеря Володя Козлов и Сергей Епифанов. Да, с нами еще трусил Володин кобель русско-европейской лайки Мазай… Немного перефразируя классика — трое пешком, не считая собаки.

...Примечательный, надо сказать, пес. Во-первых, был у него один существенный недостаток: собака из тех, что умнее любого хозяина. Когда угодно мог принять какое-то свое решение, совершенно не совпадавшее с мнениями и пожеланиями своих спутников, при этом, сколько помню, никогда не удосуживался объяснить — зачем. Мол, что вам, бакланам, объяснять, несчастного глухаришку за какие-нибудь полверсты самостоятельно причуять не в состоянии, а туда же — «охотники», «егеря»… И делай с этим, что хочешь, посреди леса…
А оставить его дома не было никакой возможности. Вырвется отовсюду, найдет в лесу — и как тут и был. Правда, хозяйство наше — не какие-то дальние тайги, а вон, за околицей начинается, но все-таки.

…Но, во-вторых, было у Мазая и неоспоримое, несомненное достоинство: при высочайших рабочих качествах он каким-то невероятным, необъяснимым образом всегда безошибочно знал, на кого сегодня мы думаем охотиться, и работал только по этому виду. Но и знал, будем ли охотничать вообще. Если нет, то и за зверем зря не гонялся. Будет рядом с нами сыпать — и все. Одним словом, заниматься своими делами никому никогда не мешал.

Шли мы на Шумиловский кордон. То и дело выпугивали прочно вставших на крыло рябчиков. Шумиловский кордон тоже не дальняя даль. По прямой от города километров двенадцать, не больше, но по егерьским заботам — тут на барсучье городище заглянуть, там к солонцу завернуть, здесь просто симпатичную делянку обогнуть, авось зимний лось рог в подарок оставил, — набегает.
К концу дня, на подходе к месту, без труда добыли пару рябчиков. Суп сварим.

Несмотря на то что на кордоне в то время еще живы были две-три избушки, переночевать решили на воле, у костра. Погода очень уж позволяла.
Залили в казанок воды, запустили обработанных рябчиков, подвесили над костром. Сейчас вот почистим картошку, луку добавим, сухого вермишелевого концентрата звездочками из пакетиков засыплем — и готово.

Пока варилось мясо, как-то нечаянно наелись самым величайшим изобретением человечества для бродяг всех времен и народов — соленым салом с хлебом — и попадали спать. Казан с огня, разумеется, сняли, отставили в сторону. Завтра доварим.

С утра наскоро попили чаю. Суп? Да ну его. В обед сварим, и вновь пошли обходом. В какой-то момент Володя вдруг громко, как бы продолжая свои мысли, воскликнул:

— Да нет, пацаны, что-то тут не так! Я этого гада насквозь вижу. Что-то он похабное натворил.

Мазай тем временем демонстративно, прямо-таки театрально «работал»: уткнувшись мордой в землю, усердно челночил у нас перед глазами, как бы распутывая невидимые нам звериные наброды. Шумно пыхтел чуть ли не над каждой травинкой, как бы определяя имеющие значение запахи. Бросал на нас многозначительные взгляды. Кого, мол, тут, сейчас все сделаем. Я для общего блага завсегда.

— Не-ет, что-то он натворил…

 К обеду вернулись на кордон. Казан стоял, как стоял, крышка аккуратно ручкой кверху лежала рядом, рябчики из бульона исчезли.

— Ма-а-за-ай! — заорал Вовка на всю округу. — Я ж говорил, я ж говорил, что он что-то подгадил. Убью…

Мазай вне досягаемости первым пенделем или ударом палки смотрел на нас сквозь ближайший куст исподлобья. Не мигая и угрюмо-настороженно. И молчал. Как всегда, ничего не объясняя.
Вовка проклинал пса страшными словами, угрожал, материл и, прежде чем убить, обещал до смерти замучить.

Но Мазай-то каков, а? Стало быть, когда мы героически дрыхли вокруг костра во славу Отечества, этот блохастый джентльмен всю ночь напряженно думал. Мыслил. Злокозненно планировал, как говорится, чтобы у него все было, а ему бы за это ничего не было. Все продумал, все предусмотрел, все осуществил.

Инстинкты? Рефлексы? Не-ет, господа, это рассудочная деятельность высшего порядка. Умнее он любого «хозяина». Забегая вперед, скажу, Мазай потом еще дней пять-шесть домой не заходил. На улице у двора жил. Пока, так сказать, за истечением срока давности наказание за преступление вконец не утратило актуальностьи. Но нам-то что теперь с этим делать посреди леса? Почистили-порезали в казан картошку. Добавили луку и вермишелевого концентрата. Подвесили над костром.

Бульон-то ведь на рябчиках был? Значит, и суп из рябчиков. Сварили. Съели. Хорошо помню, вкусно было.

Я все отлично помню. Верно знаю. Молодых девушек раньше было меньше, а рябчиков много. И те и те красивые, как и сейчас.