Баргузинский слив

Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Слышатся грома раскаты…

Трудно в это поверить, но в ХХI веке, в канун празднования векового юбилея заповедной системы страна потеряла своего заповедного первенца. 14 сентября 2011 года Министерство природных ресурсов и экологии РФ выпустило приказ № 743 «О реорганизации подведомственных МПР и Экологии РФ государственных учреждений», согласно которому был «реорганизован в форме слияния», а по сути «слит», первый российский государственный заповедник «Баргузинский», давно ставший признанным во всем мире брендом и положительным примером сохранения редких и исчезающих видов животных.

Наверное, в таком решении возникла острая государственная необходимость? Или Баргузинский заповедник уже выполнил поставленную перед ним задачу? Ведь почти исчезнувший к началу XX века знаменитый соболь уже не редок и является объектом охоты, а шкурки самого ценного из всех кряжей соболей — баргузинского, как и прежде, бьют ценовые рекорды на пушно-меховом аукционе в Санкт-Петербурге.

Давайте попробуем разобраться, что же на самом деле произошло на заповедных байкальских берегах, и только ли там, и для начала совершим экскурс в историю.
29 декабря 1916 года министр земледелия представил Правительствующему сенату доклад об установлении Баргузинского заповедника. Заметьте: сенату! Пришедшие к власти большевики не просто пощадили только что родившегося заповедного младенца, более того, в 1920 году Лениным был подписан декрет о предоставлении Наркомпросу права учреждать заповедники. И они начали появляться по все стране так же быстро, как грибы после дождя. А вместе с ними рос и наш баргузинский первенец. В том числе и для того, чтобы вырученные от продажи соболиных шкурок средства шли в фонд обороны страны в годы Великой Отечественной войны.

Уцелел Баргузинский заповедник и в 1951 году, когда по решению Правительства СССР в стране было значительно уменьшено число заповедников и урезаны площади оставшихся, хотя к тому времени на территории Восточной Сибири уже было выпущено около 2500 баргузинских соболей в тех местах, где раньше они были истреблены. Уже тогда заповедник блестяще справился с главной своей задачей по сохранению и увеличению численности этого ценного зверька.

Пережил Баргузинский и лихие 90-е, сохранив коллектив, территорию, материально-техническую базу, уникальный музей и научную библиотеку. И все это в одном из самых живописнейших мест на Байкале, в заросшей вековыми кедрами центральной усадьбе заповедника, в поселке Давша. В 1986 году Баргузинский заповедник получил статус биосферного, а уже через десять лет вся его территория вошла в состав объекта Всемирного природного наследия «Озеро Байкал». Все это время знаменитый заповедник был ведущим научно-исследовательским учреждением, подарившим российской науке выдающихся ученых и исследователей, таких как Г.Г. Доппельмаир, З.Ф. Сватош, К.А. Забелин и др.

Исходя из вышесказанного, можно предположить, что у инициаторов приказа МПР о реорганизации и слиянии «Баргузинского государственного природного биосферного заповедника» и «Забайкальского национального парка» — двух совершенно разных по статусу ООПТ — действительно должны были быть очень веские и понятные общественности аргументы. Цитирую приказ министра природных ресурсов (2004-2012) Ю.П. Трутнева: «В целях оптимизации структуры, состава и размещения федеральных государственных бюджетных учреждений… приказываю 1) реорганизовать…» — и дальше: «права и обязанности реорганизуемых… переходят к вновь возникшему в результате реорганизации федеральному государственному бюджетному учреждению ФГБУ «Объединенная дирекция Баргузинского заповедника и Забайкальского национального парка», которая в настоящее время носит название ФГБУ «Заповедное Подлеморье». Позвольте, подождите! Почему? Разве это основания? И почему такие узкие «цели» при масштабном реформировании заповедной системы такой огромной страны, как Россия?
Во-первых, с каких пор первый государственный заповедник, имевший на тот момент международный статус и образованный на основании решения Российского императора и Сената, в одночасье стал простым, пусть даже и федеральным государственным бюджетным учреждением, подведомственным министру? Это что, извините, за каламбур? Очередная министерская «прачечная», что ли?

Во-вторых, почему в одну объединяются две (а как оказалось позднее, и более) структуры, совершенно разные по статусу и предназначению ООПТ — заповедник и национальный парк?
И все это не в результате широкой общественной дискуссии и горячих научных споров в рамках принятой и действующей «Национальной стратегии сохранения биоразнообразия России», а опять же росчерком пера министра.

И в-третьих, ради чего? Ради «оптимизации структуры, состава и размещения». Волшебные слова, не правда ли? Но вряд ли они применимы к нашей современной заповедной системе. И ниже мы попробуем разобраться почему.

Если этот факт не что иное, как попытка замаскировать отсутствие у МПР желания или финансовых возможностей по содержанию отдельных заповедных территорий, тогда понятно, откуда уши растут. А если речь идет об изменении общей концепции существования и развития заповедного дела по всей стране, то тогда вопросов к инициаторам еще больше. И риски возможных негативных последствий от грубого вмешательства в такую хрупкую и уязвимую сферу, как дикая природа и экологическая безопасность России, значительно выше.
Со дня выхода министерского приказа минуло пять лет. Можно подвести предварительные итоги этой «оптимизации». В данном случае они неутешительны, и в канун своего 100-летнего юбилея сам юбиляр скорее мертв, чем жив.

Баргузинский государственный природный биосферный заповедник существует сегодня только на бумаге и на географических картах. А еще в страшных ежедневных сводках о новых очагах таежных пожаров Центральная усадьба заповедника постепенно превращается в еще один заброшенный безлюдный сибирский поселок. После того как работники заповедника были уволены, их вместе с другими жителями вывезли в другие населенные пункты за пределами ООПТ. Несколько пустующих домов уже сгорело, другие ждут своей очереди. От развитой когда-то инфраструктуры остались только три егерских кордона: в бывшей усадьбе, в устье реки Сосновки и временный — в устье реки Кабаньей. «Охрану» заповедника-призрака несут пять-шесть человек, теперь уже сотрудников ФГБУ «Заповедное Подлеморье». Половина из них пенсионеры. До нового начальства и дирекции ФГБУ в поселке Усть-Баргузин около 140 километров, причем при полном отсутствии дорог, только по воде или по льду. Для передвижения по территории имеются лодка и резиновые сапоги.

А ведь совсем недавно поселок Давша, являясь центральной усадьбой Баргузинского заповедника, жил насыщенной жизнью. Коллектив единомышленников и энтузиастов полноценно выполнял свои профессиональные обязанности по охране и изучению уникальной природы Байкала на протяжении ста лет. Для сообщения с Большой землей использовались малая авиация и судно, названное в честь Зенона Францевича Сватоша, одного из основателей заповедника, посвятившего баргузинской земле всю свою жизнь. Сегодня от знаменитого первого государственного заповедника осталась по существу обезличенная территория и вывеска. Нет руководителя, нет штата, нет научных исследований. Постоянное присутствие сотрудников и инспекторов охраны на территории не обеспечено. Бывшая когда-то одной из лучших в стране инфраструктура, позволявшая жить и работать в автономном режиме большому поселку, постепенно разрушается. И все это происходит в Восточной Сибири, где территории заповедников и национальных парков сопоставимы с территориями некоторых европейских государств. Судите сами: после приказа о реорганизации и слияния площадь ФГБУ «Заповедное Подлеморье» составила 752 532 га. В том числе 38,8 тыс. га — это водная акватория Байкала. В нее входят территория бывшего Баргузинского заповедника — 374 332 га и территория Фролихинского государственного природного заказника — 109 200 га. При этом, если канун своего 90-летия сотрудники Баргузинского заповедника встречали коллективом из 80 человек, то теперь весь штат ФБГУ «Заповедное Подлеморье», куда вошли три ООПТ, составляет всего 120 человек. Большинство из них живут и работают в Усть-Баргузине и его окрестностях, а в заповедную зону выезжают только в рейды.

Надо сказать, что внешне все выглядит очень даже пристойно. На официальном сайте ФГБУ «Заповедное Подлеморье» вы найдете всю информацию о Баргузинском заповеднике, его истории, героической судьбе основателей и сотрудников, но только не о текущей ситуации. Вы поймете, что попасть на его территорию можно только с личного разрешения директора ФГБУ. При этом в штате ФБГУ нет ни одного специалиста, отвечающего персонально за 374 332 га биосферного резервата. Почти как у Гоголя: одна мертвая заповедная душа.
Но одна ли? Конечно же нет! На территорию всего Дальнего Востока и Сибири обрушилось цунами реорганизации «в целях оптимизации» огромных по размерам и совершенно разных по статусу и перечню охраняемых объектов заповедных территорий.

Слиты заповедник «Кедровая Падь» в Приморье, заповедники «Комсомольский», «Болоньский», «Большехехцирский», «Анюйский национальный парк», объединены заповедник «Байкало-Ленский» и «Прибайкальский национальный парк» и многие другие ООПТ. Есть даже своего рода рекорды: во вновь образованное в результате «реформы» МПР ФГБУ Объединенная дирекция заповедников и национальных парков Хабаровского края «Заповедное Приамурье» вошло аж девять (!) бывших когда то самостоятельными ООПТ. И опять все с разным статусом. Только цели, как под копирку, одни: «оптимизация структуры, состава и размещения»…

Но какая же это оптимизация? Сто лет существовал Баргузинский заповедник, а после оптимизации исчез. Или, говоря деловым языком, было юридическое лицо, да сплыло. Вывод напрашивается один: все сделано ради очередной галочки о реорганизации и реализации чьих то туманных целей. Почему-то МПР не оптимизировал структуру небольших заповедников, национальных парков и федеральных заказников в центральной части России, где как раз есть, в отличие от сибирских просторов, инфраструктура, население, коммуникации.... Может быть, масштабы не те? Или население юридически более грамотное?

Трудно ответить за хранящее молчание МПР. Но все же давайте еще раз вернемся к приказу № 743 и его целям.

Оптимизирована ли структура реорганизуемых ООПТ, достигнуты ли цели по составу ФГБУ? Однозначно нет, потому что страна и заповедная система потеряли не только целый коллектив профессионалов высочайшего уровня, но и сам Баргузинский заповедник. Потому как ни одна ООПТ не может осуществлять свою деятельность, будучи ликвидированной как юридическое лицо. И я больше чем уверен, что сама по себе вывеска «Баргузинский» нужна сегодня МПР только для сохранения «хорошей мины» при праздновании 100-летия заповедной системы. После юбилея останется только ФБГУ «Заповедное Подлеморье».

Теперь о «размещении». До известной реорганизации дирекция «Забайкальского национального парка» находилась в п. Усть-Баргузин Баргузинского района Республики Бурятия. Контора заповедника, как мы уже знаем, находится непосредственно на его территории, в поселке Давша. Что получилось после объединения и слияния? Территории самих ООПТ остались в тех же границах, что и до реорганизации, во всяком случае на бумаге. То есть никто ничего в результате не объединил. Дирекции и коллектива Баргузинского заповедника теперь не существует. Объединенная же дирекция нового ФГБУ «Заповедное Подлеморье», а по сути та же дирекция Забайкальского национального парка, по-прежнему находится в поселке Усть-Баргузин. При этом дирекция Фролихинского федерального заказника размещается в городе Нижнеангарске Северо-Байкальского района, то есть там же, где и была до реорганизации. Понимаете, о чем речь? Получается, что в результате реорганизации и оптимизации мы потеряли первый российский заповедник, а все остальное осталось на своих местах. Изменились только вывески.
Молчит научная и заповедная общественность. Молчат наши спасающие всех и вся телезвезды, то и дело поднимающие вой при очередной попытке властей хоть как-то обуздать беспредел бродячих кошек и собак. А в это время с карты нашей родины под надуманными предлогами исчезают один за другим целые заповедники. При этом мы все чаще встречаем на нашем пути к родной дикой природе запрещающие знаки и шлагбаумы.

Не хочется верить, что реорганизация заповедной системы происходит по установке сверху. Ведь в последние годы руководством страны сделано для этой системы гораздо больше, чем за предыдущие десятки лет. Созданы новые ООПТ (значит, есть средства); заметно увеличилось материально-техническое снабжение и финансирование заповедников; закрытые прежде заповедники и национальные парки стали разворачиваться «к лесу задом», а к отечественному и зарубежному туристу передом; медленно, но меняется сама концепция ведения заповедного дела в России. Но это не значит, что МПР может своими решениями лишать нас общенациональных культовых заповедных территорий — настоящих российских брендов. Ведь в конце концов оно их не создавало. А для того чтобы развивать экологический туризм в сегодняшней России, достаточно национальных парков с более мягким режимом, чем в заповедниках, и с возможностью рекреации.

Наверное, пришло время обратиться к президенту страны с просьбой остановить беспредел и, пока еще не поздно, спасти сливаемые МПР российские государственные заповедники, в том числе первый из них — Баргузинский. Без него предстоящий столетний юбилей российской заповедной системы будет больше похож на поминки, а не на заслуженный праздник тех, кто посвятил и посвящает свою жизнь одному из самых благородных дел на нашей земле — защите родной природы.