Меня, областного охотоведа, пусть и с маленьким стажем работы, озадачили два посетителя. Оба заядлые охотники. Это было видно по загорелым, обветренным лицам; аккуратным и удобным рюкзакам; по тому, что эти люди уже сейчас, в пятницу, готовы были отправиться в угодья и провести там трое суток. Начал разговор более молодой. Лучше владея разговорной речью (как позже выяснилось, дипломированный филолог), он расспросил меня о возрасте, образовании, пристрастии к тем или иным охотам. Вступил в разговор и второй, более старший по возрасту охотник. Его специфический говор выдавал кавказское происхождение. Представился он просто: дядя Саша. Так состоялось мое знакомство с Хусейном Омарджановичем Гусейновым, отличным охотником и просто хорошим человеком. Чувствовалось, что его охотничьи интересы так или иначе связаны с горами. Это и понятно – горец! Вот тогда-то и прозвучал вопрос, озадачивший меня: знакома ли мне охота на дикобраза? Услышав в ответ слово «нет», он сделал заключение: тогда горные охоты вам полностью неизвестны! Я этого и не отрицал.
Расставаясь, дядя Саша пообещал организовать выход на дикобраза в самое ближайшее время, охота на этого зверя вот-вот должна была открыться. Но получилось так, что встретились мы только через месяц. Обязанности охотоведа, с четырьмя хозяйствами на балансе, оставляли не так много свободного времени, особенно в охотничий сезон. Конечно, сходить на дикобраза хотелось. Это животное было «не профильным» в наших приписных угодьях. Главными объектами являлись, так сказать, массовые виды: кеклик, заяц, утки, гуси. К лицензионным относились ондатра, куница, барсук, кабан. Лисица добывалась по договорам с потребительской кооперацией, а вот дикобраз… Если коротко: имеешь желание поохотиться, ищи нору, карауль в саду, либо на бахче. Только где все это искать? Я перебирал в памяти все, что мне было известно об этом звере, включая и рассказы заслуживающих доверия очевидцев. Вспомнилось самое свежее: повествование отца моего товарища, водителя-дальнобойщика, задавившего дикобраза на одном из поворотов «серпантина» дороги с перевала Тахта кара арча. Животное, перебегавшее дорогу перед радиатором, попав под машину, повредило покрышку и камеру. Столкновение отняло затем более часа ночного времени, затраченного на смену колеса. Но, по-моему, дядя Миша остался не в убытке.
Припомнилась другая история, рассказанная бывшим одноклассником и подкрепленная шашлыком из мяса колючего грызуна. Он, водитель автомашины ЗИЛ-130, ездил в предгорную зону Нуратау, чтобы вывести оттуда на базар созревшие дыни. По прибытии на место оказался не только очевидцем погрузки ароматной продукции в кузов, но и получил свою долю в виде мяса после ночного происшествия со стрельбой, когда хозяин огромной бахчи приволок на полевой стан десятикилограммового дикобраза. Подобные истории мне приходилось слышать неоднократно.
Вся полученная информация говорила о ночном образе жизни колючего грызуна. Литература подтверждала, что дневное время зверь проводит в убежище. Укрытием может быть нора, вырытая им самим, а также брошенные норы других животных, которые он перестраивает под себя. В других источниках информации говорилось об убежищах среди камней, в гротах и пещерах, в брошенных каменоломнях. Что же мы можем иметь там, в среднегорье, где влияние человека минимально? Скорее всего, нору, отрытую самим животным. Но последнее слово за Хусейном Омарджановичем.
Итак, мы встретились через месяц. В выполнении функциональных обязанностей охотоведа образовалось «окно». На городской остановке, где мы ждали автобус, направлявшийся в горы, я с интересом присматривался к своему новому товарищу. Бросалась в глаза его экипировка. То, что сейчас большинство путешествующих людей пользуются чехлами, рюкзаками из синтетических материалов, ясно каждому. Изделия из них легче, крепче, быстрее сушатся, имеют и другие положительные качества. Совсем не так обстояло дело с туристическим инвентарем и снаряжением в шестидесятые-семидесятые годы прошлого века. Основная масса советских охотников обходились брезентовыми изделиями, которые, надо отметить, были разных фасонов и разной вместимости. Так я, к примеру, тащил на своей спине рюкзак солидных размеров. В нем было питание на двое суток, ватный спальный мешок, ветровка, теплое трико, котелок, ружье, патроны и прочие мелкие охотничьи принадлежности. Все познается в сравнении. Дядя Саша, как опытный горный охотник, громоздкую ношу с собой не нес. Весь его груз уместился в стандартном армейском заплечном мешке. Правда, мешочек был уложен весьма плотно. Его ружье в первые минуты встречи я даже не обнаружил. Оказалось, колодка, приклад в рюкзаке. Стволы отдельно, в аккуратно сшитом чехле, на узком ремешке, предварительно упакованные во фланелевый вкладыш. На этого человека приятно было смотреть в любой обстановке: на улице города, на горном склоне… Всегда подтянутый, в ладно сидящей на нем неяркой, чистой одежде. Как позже выяснилось, часть экипировки этот умелец на все руки, заядлый ходок и охотник, изготавливал для себя сам. В горах он легко двигался как по тропе, так и по бездорожью, предпочитая спортивные тапочки с парусиновым верхом и резиновой подошвой глубокого рельефа любой другой обуви. Конечно, это относилось только к сухому времени года.
Но наш первый выход получился не трофейным. Стволы ружей остались холодными, дикобраза не взяли. С восьми вечера до двенадцати ночи ждали зверя в лощине, поросшей боярышником понтийским и обильно усыпанной его плодами. То, что грызун посещает здешнюю столовую, подтвердили найденные иглы у ближайшего склона и экскременты у одного из камней. К десяти часам из-за вершины Кемкутана выплыла растущая луна. Наш распадок, освещенный ее светом, волшебно искрился. Но дикобраз не пришел. Возможно, полуночный слабый ветерок с востока «набросил» на него наш запах. За ранним утренним чаем решились на вторую попытку, через неделю. Хусейн Омарджанович вспомнил о крепком, малозаметном убежище еще одного грызуна, расположенном в этом же урочище. По его словам выходило, что на следующий раз удача обязательно будет с нами.
Медленно, минута за минутой, мы поднимались от кишлака на хребет, разделяющий урочища Охалик и Миронкул. Нам было не до разговоров, хотя тропа была хорошая, набитая по склону не одним поколением местных жителей и стадами овец и коз. Первые две-три сотни метров надо было втянуться в темп ходьбы, наладить ритм дыхания. Октябрь приносит ощущение комфорта в странствиях по предгорным и горным тропам. Жара не донимает, как месяц назад, а чистейший, охлажденный ночью воздух без надоевшей пыли дает возможность с удвоенной энергией преодолевать километр за километром. Тень от светлеющей кроны дерева или от крупного камня несет прохладу, которая проберет до дрожи, если расположиться в ней надолго. Но совсем рядом, на солнечной стороне, можно разомлеть до дремоты от избытка тепла.
Одолев первую, низкую гряду, мы делаем короткую остановку. Ветровки сняты, уложены в рюкзаки, ружья собраны, патронташи заняли свои места на поясах. К девяти часам мы поднялись до водораздельной ложбины, от которой основная тропа уходила по хребту вверх, на юг. Наша же едва заметная дорожка вела на восток, на Охаликские склоны. Именно там, вдалеке, подсвеченный солнцем великолепно открывался Кемкутан. Его вершина, с отвесами по правую и левую стороны, с нашей позиции казалась рифом, о который «разбивались» первые волны жиденьких осенних облаков. В ближайших окрестностях это одна из наиболее высоких точек рельефа, с отметкой 2204 метра над уровнем моря. Нижние склоны этого горного узла были изрезаны многочисленными ложбинами и тремя крупными саями, которые несли воду родничков, ручьев к речушке Акдарье. С юга, откуда за Кемкутан держится вся его каменистая и обрывистая «родня», сплошной скальный гранит, изредка рассеченный узкими распадками. Но самые крутые стенки вершина имела с севера, там, где под ней берут начало два небольших урочища: Окбуйра и Илонсай. По прямой линии нас разделяло не более четырех километров.
Панорама гор впечатляла, хотя я это вижу не в первый раз. Перед нами вправо и влево уходили склоны урочища Охалик. Тени вдоль далеких ложбин не позволяли увидеть детали рельефа, но разглядывать эти серые, желтоватые, коричневые, бежевые складки можно было бесконечно, выискивая тропы прежних маршрутов. Но нас торопило время и поднимавшееся выше солнце. Мысль о том, что через тридцать минут хода можно попасть в места запланированной дневки и ночевки, побуждало к движению. И мы идем вниз по козьей тропе почти навстречу солнцу. Тени между камнями, кустами миндаля и редкими деревцами боярышника на глазах становятся меньше, компактнее, и панорама склонов обретает отчетливость. Утро незаметно переходит в день…
продолжение следует...
Комментарии (0)