Изображение Два дня на охоте
Изображение Два дня на охоте

Два дня на охоте

Последние метры асфальта пролетели под колесами, и машина, поскрипывая рессорами на ухабах, попылила по разбитому грейдеру. Позади остаются три часа дороги, Москва с её проблемами и заботами, работа, семья, - по сути, вся жизнь городского человека

Из этой жизни сейчас я взял с собой лишь верную двустволку, нехитрый охотничий скарб и курцхаара, что дрыхнет, вальяжно растянувшись на заднем сиденье. Ловя последнюю «палочку» мобильного, на пригорке дозваниваюсь домой, чтобы сказать, что до места добрался и на связь выйду теперь только послезавтра. С сотовой связью в этих местах совсем плохо…

Ну, вот и всё, с городской жизнью на время покончено. Забудьте обо мне на два дня. Автомобиль, меся колейную жижу, сворачивает с грейдера на лесную дорогу, что петляя, тянется к колышущейся на ветру пойме реки, позолоченной лучами заходящего солнца. Ещё успеем часок походить по коростелю...

Изображение
 

Цуна проснулась и, поняв, что наше путешествие подходит к концу, смотрит в окно, тихо поскуливая. Знает, что охота уже скоро начнётся...

Оставляю машину у края леса и, подпоясавшись патронташем, выпускаю изнывшуюся собаку на свободу. Легавая с места пошла на быстром аллюре ровным, широким челноком. Её крапчатое мускулистое тело с грациозной легкостью плывёт по зеленому морю травы, приковывая взор. Уж месяц, как идёт сезон, и, благодаря нашим частым выездам на охоту, курцхаар пришёл в отличную форму. Смотреть на него сейчас одно удовольствие...

Изображение
 

Чуть помедлив, я ненадолго закрываю глаза. Подставив лицо легкому ветерку, с наслаждением вдыхаю полной грудью свежий, прохладный воздух августовского вечера. Ну, здравствуй, родной край!

Легавая неожиданно обрывает свой бег, словно кто-то невидимый резко одернул её за поводок, и, развернувшись на ветер, застывает в напряженной короткой стойке, чуть припав на передние лапы и оттопырив вверх обрубок хвоста.

Изображение
 

Спешно подхожу к собаке, помня о любви дергачей побегать. Уже собираюсь послать курцхаара подать птицу под выстрел, как краем глаза замечаю пару кряковых, спикировавших куда-то в высокую траву недалеко от нас. Вспоминаю, что по весне видел в тех местах несколько бочажков. Не иначе, как в них и сели утки. Негромко командую: «Вперед!», и буровато-рыжий коростель, трепеща крылышками, поднимается около куста чертополоха. Цуна провожает жадным взглядом дергача, лениво тянущего низко над травой. В её взгляде читается удивление и непонимание: “Хозяин, почему не стреляешь?!” Ничего, Цуна, подожди, скоро тебе все станет ясно. Сменив « бекасинник» в стволах на 7-ку, командую шепотом собаке: «Рядом!», и мы, как два заговорщика, крадёмся к раскидистой группе плакучих ив, около которых сели утки. Каждый раз, когда пожухлый дербенник предательски хрустит под ногами, я вздрагиваю, боясь, что утки услышат нас. Но ровный ветерок уносит от птиц шум нашего подхода, а, может, они просто заняты своими делами и не замечают опасности. Вскоре высокий травостой перед нами обрывается вниз полоской воды. Вот он, наш бочажок! Ну, Цунка, давай вперёд!

Изображение
 

Собака исчезает в зарослях, откуда с испуганным кряканьем тут же врассыпную поднимаются кряквы! Да их тут притаилась целая стая! Бью первую попавшуюся на глаза крупную утку, тяжело поднимающуюся из камышей. Есть! Перебрасываю стволы на соседнего крякаша, и второй трофей тряпкой падает вниз. Неплохое начало!

Цуна, нырнув в высокую траву вслед за упавшими утками, выносит их мне одну за другой. Закинув на спину заметно потяжелевший рюкзак, я с легавой отправляюсь искать коростелей...

А их тут оказалось великое множество. Птица, склонная побегать от собаки, на этот раз охотно поднималась на крыло. Цуна радовала красивыми работами, стрельба шла, и не прошло и сорока минут, как на тороках уже болталось полдюжины дергачей.

Быстро темнело. На горизонте догорал алым закатом уходящий день, и ветер, радовавший нас с собакой и после захода солнца, стих. Над поймой легла легкая полупрозрачная дымка тумана. Пора было заканчивать охоту, и я повернул к машине.

Но собака была явно другого мнения. Стойка следовала за стойкой, и коростели, не выдерживая решительной и быстрой подводки, выпархивали под верный выстрел и тут же таяли в сгущающихся сумерках. Уже не видя мушки ружья, я мазал по одной птице за другой...

Изображение
 

А тем временем стайки уток поднимались на вечерний лет с заросших стариц. В основном, они шли вдоль реки, но нет-нет, а одна-другая стайка срезала её извилистый поворот напрямки через пойму. Я на всякий случай вложил в верхний ствол патрон 7-ки. И не прошло и пяти минут, как из-за темной стены береговых деревьев на нас с Цункой стремительно налетела двойка. Немного опешив от неожиданности, я пропустил птиц над головой и выстрелил на пределе в угон - в чёткий, на фоне догорающей зари, силуэт одной из птиц. Утка, послушно сложив крылья камнем, упала в заросли, а вторая, летевшая рядом, шарахнувшись в сторону. Собака, радостно повиливая сигаркой хвоста, быстро подала дичь и снова скрылась в высокой траве. На этот раз нам попался упитанный чирок-свистунок. Убрав добычу в рюкзак, я переломил ружьё, меняя стрелянный патрон. Каково же было моё удивление, когда в верхнем стволе я увидел целехонький заряд «семёрки», а на дымящейся гильзе, со звяканьем выплюнутой экстракторами, красовалась цифра 9! Но это был не последний сюрприз в тот вечер. Рядом зашуршала трава и Цуна, победоносно подняв голову вверх, вынесла вторую утку – белобрюхого свиязя! Чего же только ни случается на охоте...

Ночь была ясной. Яркий серп месяца повис над спящей деревней. Небо перемигивалось миллиардами звёзд, мерцало дымкой млечного пути, который был виден так чётко, как бывает только в августе. Всё в округе притихло, замерло, словно внимая величию обнажившегося космоса. И сверху, из этой бесконечности, сквозь кристально чистый воздух, на землю ложился первый заморозок…

Утром всё вокруг окутала плотная пелена тумана. Видимость была не более нескольких метров. Словно в облаке, я нащупываю в полумраке путь к реке. Вот из дымки выплыл покосившийся шалашик, слепленный из бурого пожухлого лапника, где весной я караулил с подсадной селезней. А вот вдалеке, за бугорком, замаячили макушки двух раскидистых берез, что растут на берегу прудка, так притягивающего на днёвку уток. Надо будет туда обязательно заглянуть на обратном пути... Господи, как же тут всё родно и знакомо!

Мы у излучины реки. Над тёплой водой клубится плотной стеною пар. Всё вокруг – трава, кусты, прибрежная осока - посеребрены инеем. Ни дуновения ветерка, ни шороха. Цунка села у воды - слушает тишину, ждёт уток.

Изображение
 

Но их нет. Погода сегодня выдалась совсем «нелётная». Вот и солнце взошло, пробиваясь сквозь завесу тумана расплывчатым желтым пятном, а ни одна утка мимо не пролетела. Подождав ещё немного, решаю проверять знакомые канавы и бочажки, хоть и не люблю я это место, заросшее высокой осокой, что в кровь режет, сечёт собачий нос. Посылаю собаку в поиск. Тут же рядом, на краю мочажины, Цунка встала. Короткая подводка, и, недовольно крякнув, бекасик, мелькнув белым брюшком, пошёл «зигзагами», набирая скорость. Выстрел, и куличок пестрым комком падает в море острой как бритва осоки. Командую подать, и, покопавшись в зарослях, Цуна возвращается с птицей в пасти. На коричневом носу курцхаара большими красными капельками выступила кровь. Мне жалко собаку, и, прекратив охоту, мы уезжаем подальше от реки на поле - искать коростелей...

На поле ещё стоит туман. Урывками сплю в машине, пока взошедшее высоко над лесом солнце не разбудило ветер, что разогнал, разметал в клочья надоевшую хмарь. Наконец-то можно охотиться. Дергач легко поднимается из мокрой от росы травы. Охота ладится. Кроме рыже-бурых коростелей, встречается и другая дичь...

Прихватив будоражащий запах, легавая, слегка присев на лапах, «стелится» по земле, крадётся через траву, словно хищник, выслеживающий жертву. Обрубок хвоста мелко виляет, тело бьёт лёгкая дрожь, а зубы выбивают «чечётку»

Изображение
 

Всё ясно, это тетерев. Осторожно протянув с десяток метров, курцхаар встал, уперся в невидимую стену. Дальше нельзя, дичь уже близко! С выпрыгивающим из груди сердцем, я подхожу к собаке. «Вперед!» Из зарослей бурьяна, тревожно квохтая, взлетает большая пестрая птица. Вскинув было к плечу двустволку, отпускаю старку без выстрела. И тут жё всё вокруг взрывается грохотом поднявшегося разом выводка. Глаза разбегаются, и не знаешь, в какую птицу стрелять. Всё же успеваю вовремя приметить чернеющего молодого петушка, и, перечеркнув стволами птицу, нажимаю на курок. Тетерев комом валится в траву, оставив в воздухе облачко пуха, медленно оседающее на землю. Обрадовавшись удаче, не целясь, стреляю во второго черныша и, конечно же, мажу. Но мне не обидно за промах. Увесистый трофей, принесённый собакой, уже на тороках!

Изображение
 

Переходя с одного поля на другое, иду краем молодого березняка. Цунка привычно шныряет среди деревьев, не выпуская меня из вида. Вдруг в мелятнике раздаётся мягкий шорох крыльев взлетевшего рябчика, и птица садится где-то среди густой листвы. Рябчик начинает стрекотать, ругаться на собаку. Успеваю заметить лишь примерное место, куда он сел, и, положившись на удачу, дуплечу в крону деревьев. С берёз дождём посыпалась выбитая дробью листва, но характерного для куриных трепыхания на земле я не слышу. Попал или нет? Мои сомнения развеивает Цуна, вернувшаяся ко мне с маленьким, но дорогим трофеем. Вот он, первый рябчик этого сезона!

Изображение
 

Походив с несколько часов по полям, решаю снова перебраться поближе к реке, проверить прудики, где должна отдыхать днём утка. Ноги уже порядочно ломит от усталости, но охотничий азарт гонит и гонит вперёд. Во сколько перспективных мест и укромных уголков ещё можно успеть заглянуть... Вместо планируемого часа охоты мотаемся с Цункой по крепям все три. Солнце уже в зените, и жарко припекает.

Изображение
 

Без сил, но с потяжелевшим рюкзаком, я вваливаюсь в прохладные сени деревенского дома, где остановился на постой. В такие моменты, когда физическое изнеможение смешивается с переполняющей радостью от удачной охоты и гордости за добытые трофеи, наверное, нет ничего лучше на свете, чем холодная бутылка пива, что ждёт тебя в холодильнике. Позавтракав и покормив собаку, я падаю на кровать и тут же отключаюсь...

Проснулся я только вечером, когда лучи заходящего солнца, заглянув в избу через пыльное стекло, разлились по комнате мягким золотистым светом. Позевывая, я посмотрел на часы и тут же вскочил, словно получил удар током. Семь часов вечера!!! Цуна, скорее к реке, мы чуть не проспали охоту!

О том, чтобы походить немного по птичьей мелочи, не могло и быть речи, и мы, продираясь через плотные заросли борщевика и дербенника, вымахавшего в пойме выше человеческого роста, поспешили к большому пруду, тянущемуся вдоль реки. На месте были, когда солнце уже закатилось за горизонт и по чистому, вечернему небу разлился багряно-алый закат. Ветер стих, и повеяло прохладой. На землю опускались сумерки.

Густая растительность, окружавшая пруд, позволила мне легко замаскироваться, но вот собака никак не хотела оставаться в кустах, предпочтя стоять на страже у самого уреза воды.

Быстро темнело, но лёта почему-то снова не было. Единственная стайка уток протянула стороной лишь только мы пришли. Поняв, что рассчитывать на богатую вечёрку не придётся, я достал манок и крякнул пару раз, обозначив своё присутствие на пруду. «Может, какая-нибудь из местных уток, отдыхающих поблизости, и соблазнится на мои призывы?»,- подумалось мне. И, действительно, где-то с противоположного берега речки мне ответила крякуха. Надеясь её подманить, я повернулся в сторону реки и дал несколько квачек, которые закончил короткой негромкой осадкой. Утка ответила мне вновь, но подлетать, судя по всему, не собиралась. Подождав немного, я хрипло крякнул в манок ещё несколько раз, добавив на этот раз потрескивание кормящейся стайки. Реакция моего оппонента была такой же. Лететь ко мне крякуха явно не собиралась. Мне же не оставалось ничего, как слёзно её об этом умолять, и следующую длинную, растянутую, квачку я закончил страстной осадкой, что дают весной утки, завидев пролетающего селезня. Неожиданно совсем рядом со мной зашипела волна, и я, обернувшись, увидел стайку чирков, подсевших метрах в двадцати от берега, прямо напротив собаки. Цунка, опешив от такой наглости, замерла, впившись взглядом в вожделенную добычу. Заряд дроби хлестнул по водной глади словно удар кнутом и перечеркнул одну из птиц. Чирки дружно взмыли вверх. Ухнул, раскатился эхом над поймой второй выстрел, и чисто битая уточка шлёпнулась в воду. Курцхаар быстро подал мне битую дичь. В наступившей паузе «моя» крякуха с реки снова подала голос. Я, не питая особых иллюзий, продолжил ей отвечать. Однако наши «переговоры» не были безрезультатными: над головой засвистели крылья, и ещё одна стайка уток плюхнулась в пруд рядом со мной. Я резко вскинул ружьё, и сторожкие птицы, уловив движение, стремительно поднялись на крыло. Однако и на этот раз мой дуплет был удачлив. Кто бы мог подумать, что в конце августа утиный манок может оказаться таким эффективным?

Густые сумерки ложились на пойму, но я продолжал манить, пока хоть что-то было видно. Вот низко над прудом пронеслись неясные тени, и, разрезав водную гладь, превратились в трёх уток, хорошо видных в отражении догорающей зори. Я изготовился к стрельбе, но утки, подплыв к берегу, растворились в тени свисающей над водой ивы. Я выстрелил наугад. Испуганное кряканье, шум крыльев и ... тишина. Посылаю собаку проверить. Её шлёпанье по воде удаляется, зашуршали камыши, и снова всё вокруг окутала тишь... Как же медленно в такие моменты тянется время! Но наконец раздалось приближающееся шлёпанье, и легавая, повиливая от удовольствия хвостом, вернулась с трепыхающейся кряквой в пасти.

Изображение
 

Совсем стемнело, и мы собрались в обратный путь. Тут, похлопывав себя по карманам, я вспомнил, что забыл фонарик дома. Чертыхаясь, я долго плутал в зарослях в темноте, пока наконец не выбрался на дорожку, пробитую рыбаками, что тянулась вдоль реки. Река уже спала. Замолкла «моя» крякуха, смолкли в лесу неспокойные пичуги, перестал гонять малька на перекатах жерех. Только одинокий кузнечик негромко стрекотал в придорожных кустах. Звёздное небо над головой беззвучно мерцало россыпями звёзд так же, как и вчера. Цуна трусила где-то впереди, я шел за ней пружинистой походкой, улыбаясь хорошо прошедшему дню и тому, что завтра утром мы снова вернёмся сюда...

Изображение
 

 

Что еще почитать