Ну что, рискнем?

Сейчас, в разгар зимы хочется вновь вспомнить прошедший летне-осенний сезон охоты на уток в Тверской области. Ну и дожди! Все плавает. Интересуюсь у бежецких охотников, как у них с погодой. Успокаивают: сухо, не то что у вас в Москве заливает. К выезду все подготовлено, и 14 августа я отправляюсь в путь.

Приехав, я первым делом осведомился о наличии уток. Меня успокоили: тебе хватит. Проблем с приобретением путевок и разрешений не было. Тем более что у меня было разрешение, подписанное министром природных ресурсов и экологии Тверской области на добычу охотничьих ресурсов (гусеобразных, вальдшнепов и курообразных) в целях научно-исследовательской деятельности. Лодку мои друзья проконопатили и выкрасили. Времени до открытия у меня оставалось предостаточно, и я отправился на озеро Верестово подготовить себе шалаш для охоты. Место было выбрано давно, и на него из местных и приезжих охотников никто не претендовал. Озеро Верестово изменилось до неузнаваемости, заросло, стало мелким, лишь кое-где голубели блюдца открытой воды, окруженной высоченной осокой и камышом. Плавать можно было только по протокам. Это мне не понравилось.

Погода стояла сухая. День 17 августа выдался тихим и благостным. Счастливейший момент! Еще задолго до рассвета, высадив чучела, я и мой товарищ Геннадий Павлович (мы его величаем Палычем) заняли свои места. Пространство между небом и землей постепенно заполнилось светом, и уже просматривались отдельные кусты. Иногда слышались покрякивания уток и волнующий посвист утиных крыльев. Со стороны Палыча раздался первый дуплет. И пошла потеха. На небольших высотах и в разных направлениях метались потревоженные утки. Вот и на меня налетела довольно крупная птица. Определил ее: кряква. Это тебе не чирок! Такой трофей упускать жалко. Вскинул ружье. Короткая поводка, выстрел — и грузная птица, поднимая фонтан брызг, упала метрах в двадцати на чистую воду. Как всегда, поздравил себя любимого с метким выстрелом и началом 64-го охотничьего сезона в моей жизни. А затем спокойно стал ожидать подлета других птиц. С разных сторон слышались выстрелы охотников, и я радовался: не одному мне везло. Солнце медленно поднималось из-за горизонта, над водою курился легкий туман. Тепло, светло, кругом утки. Красотища! Что еще нужно человеку, чтобы почувствовать себя самым счастливым на свете!

На меня несколько раз налетали утки, и мне удалось подстрелить еще двух. Вот слева раздался быстрый дуплет. Повернув голову на выстрелы, я увидел, как, перекладываясь с крыла на крыло, в мою сторону несся перепуганный чирок. Загадал: вот если возьму его, то охоту прекращу. Чирок был метрах в тридцати, когда ружье привычно легло в плечо, раздался выстрел и птица, вращаясь, словно юла, упала на воду, делая на ней «блинчики», как удачно брошенный камень-голыш.

К девяти часам утра стрельба над озером постепенно стихла, да и солнце уже вовсю пригревало. Я выбрался из шалаша, отыскал уток. И снова мне повезло: я нашел всех. Вырезал у них языки и опустил в пробирки со спиртом, тут же наклеил ярлычки с названием птицы, местом и датой добычи — таково было требование ученых. Вместе со своим напарником, оповестив товарищей, мы поплыли к берегу.

Через некоторое время к стоянке подтянулись и наши друзья. Все были с трофеями. Накрыли стол, разложили на нем снедь, налили по чарке и поздравили друг друга с праздником — открытием охоты. И потекли привычные разговоры с разбором полетов... уток, с оправданием своих промахов (больше для успокоения души), с неиссякаемыми вопросами о состоянии охоты и охотхозяйств в нашей многострадальной стране. Мне и моим друзьям было непонятно, за какие грехи областные власти отобрали лицензию у Бежецкого районного общества охотников и почему они не хотят с ним заключать охотхозяйственное соглашение. Многие продолжают платить членские взносы, и я в том числе, в надежде, что председателю Н. Филипповичу удастся выиграть все судебные тяжбы с властью. Ведь охотники добросовестно трудились в своих угодьях, занимались биотехнией, охраняли охотничьих животных, а к ним такое отношение. Вот уже два года как им перестали выделять лицензии на копытных. Я пытался их успокоить, говорил, мол, со временем все устаканится, но они отмахивались от моих слов: знаем, кому это нужно.

Мы еще немного посидели, и мои друзья засобирались по домам. На вечернюю зорьку из нашей компании пошли не все. Вечерний лёт был уже не таким интенсивным как утренний. В воскресенье утренняя зорька была заметно слабее, чем на открытии. В последующие дни добыча становилась все скромнее. Причин тому было несколько. Шныряющие лодки охотников, рыбаков и отдыхающих распугали уток, и они, особенно кряква, забились в гари, разлетелись по маленьким водоемам и другим укромным и крепким местам и никак не хотели летать над озером. Да и линька началась. На кочках можно было увидеть перья и пух. В общем, птица получила первые уроки на выживание. Плавая по реке, я неоднократно «наезжал» на выводки кряковых утят. Меня это удивляло: конец августа и — хлопунцы. Беседуя с охотниками и егерями Дубакинского охотхозяйства, я выяснил, что они тоже обратили на это внимание. На их взгляд, это были выводки из повторных кладок. В начале сентября в трофеях были в основном чирки, серая утка и широконоски, кряква же встречалась редко. А в некоторые зори я вообще оставался без выстрела. Что поделаешь! На то она и охота.

Мои друзья из местных охотников прекратили ходить на охоту, занявшись своими домашними делами. На приглашения постоять на зорьке, отговаривались: подождем, когда пойдет северная. Глядя на них, я тоже прекратил охоту и уехал домой в надежде с началом пролета водоплавающих наведаться в полюбившиеся края.

28 сентября я снова приехал на озеро Верестово, мечтая поохотиться на пролетных уток и гусей. Но, к сожалению, картина почти не изменилась. Утки было мало. Мы сошлись во мнении, что она от интенсивного преследования ушла с озера. Я поделился с егерем Вячеславом этими мыслями. Он посмеялся: «Вот если бы вы поучаствовали с егерями в снятии бочек, то увидели бы табуны крякв и других уток. Они при нашем появлении отлетают на сотню метров в сторону, но не вылетают туда, где вы все истоптали. Мы уходим — они снова возвращаются в эти непроходимые для вас места». Я передал Палычу свой разговор с егерем. Он, подумав, предложил поохотиться под деревней Шалиха, из которой родом. Там у его знакомого была лодка.

И вот мы на берегу. Воды 10–15 см. Сплошные заросли высоченной осоки и камыша, лишь кое-где видны (в прямом смысле этого слова) щели. О плавании на лодке не может быть и речи. Решаем, что я стою в лодке, Палыч — за кормой. Он толкает лодку. Я, слабак, веслом-пропешкой ему всячески помогаю. Вокруг нас носится его дратхаар Анчар. Утки стайками и в одиночку от нашего шума и разговоров поднимаются вблизи, радуя глаза и сердце. Приблизительно через час упорных трудов мы останавливаемся на луже диаметром не более 10–12 м. Я остаюсь в лодке, а Палыч отходит от меня метров на сто и устраивается на кочке. Друг друга мы не видим. Времени около шести вечера. И тут начинается!
Утки, в основном кряква, налетают на меня. Первый выстрел — первый трофей. Птица падает у меня за спиной. Ну разве можно ее оставить! Кряхтя и охая, я сползаю за корму и с веслом в руках отправляюсь на поиски. С первым же шагом погружаюсь выше колен в засасывающую жижу. Липкая грязь стаскивает с меня сапоги. Воробьиными шажками пробираюсь к месту падения добычи. Вот он, красавец селезень! Сердце заходится — нет, не от радости — от напряжения. Проносится тревожная мысль: тут ведь можно и остаться! Я вижу селезня. До него не более трех метров, и я пытаюсь его поддеть веслом. Мне это удается, хотя и не сразу. Перебирая весло дрожащими руками, я потихоньку подтягиваю птицу к себе. С добычей в руках возвращаюсь в лодку. Долго прихожу в себя.

А утки носятся в разных направлениях, да так близко! Решаю стрелять только тех, которые точно упадут на чистую воду. За каких-то 30–40 минут укладываю на «блюдце» еще шесть кряковых.

Сумерки быстро наползают, и я прекращаю охоту. Зову Палыча. Он предлагает посидеть еще минут двадцать. Я его предупреждаю о нелегком возвращении домой, но тут же спохватываюсь: «Господи! Как же это я, считающий себя опытным охотником, не пометил обрывками туалетной бумаги обратную дорогу к берегу?» За это нам и пришлось расплачиваться двумя часами поисков выхода к берегу.

В лучах мощного фонаря мы увидели свой трактор, но выйти к нему не могли. Палычу пришлось, как бульдозеру, ломиться через заросли. Слава Богу, он мужик крепкий и сильный.
После этой охоты мы не раз подтрунивали друг над другом: «Ну что, рискнем?»