Изображение Колымская весна
Изображение Колымская весна

Колымская весна

В тот год весенняя охота сложилась для нас необычно. Хотя вначале ничто не предвещало сюрпризов. Домик встретил приветливо и не потребовал большого ремонта. Наш добрый друг медведь в этом году безобразничал умеренно. Итак, 12 мая, четыре часа утра.

Нас разбудили выстрелы, доносившиеся с соседнего озера, и крики низко проходящей гусиной стаи. Соскочили с нар и с оружием вылетели на улицу с готовностью открыть огонь по нарушителям спокойствия. Стая прошла метрах в двухстах, громко крича, и удалилась.  

— Серега, это случайность. Идем в домик, передохнем, и если еще кто-нибудь прокричит, то пойдем в скрадки, — предложил я напарнику. Он просопел в знак согласия.  

Мы мирно продремали до восьми утра, не спеша позавтракали и разошлись по скрадкам в надежде на свою удачу.  

День выдался тихим, ясным, безветренным. Я не спеша дошел до своего скрадка. Он представлял собой деревянный каркас из жердей, обтянутых маскировочной сетью. Для придания скрадку большего сходства с естественным фоном весенней тундры сеть прошивалась прошлогодней сухой травой.  

Из укрытия открывался вид озера, на льду которого метрах в 30 были установлены формованные итальянские чучела, прекрасно зарекомендовавшие себя в этом сезоне. Вся полоса оттайки была покрыта тонким ледком, и плавающие чучела вмерзли в него и покрылись белой изморозью. Полностью чучела оттают часам к трем.  

Закрепив заднюю стенку скрадка на две палочки, я погрузился в сладостное ожидание налета. Прошедшие шесть дней дали понять, что мы не сможем добыть гусей больше, чем прошедшей весной, поэтому радовались любому налету. Еще большее удовольствие получали от возможности побыть наедине с тундрой.  

Стояла звенящая тишина. Не гудел поднадоевший за несколько дней ветер, не шуршала прошлогодняя трава в маскировочной сетке скрадка, не раздавалось выстрелов и не слышалось желанных голосов пролетающих гусей.  

Только весеннее солнышко, становившееся все более щедрым к проживающим на Колыме людям, радовало своим пока еще скупым теплом. Под его действием лица уже загорают, но возможности снять зимние куртки еще пока нет. Такие моменты ценятся не меньше, чем налет. Но несмотря на расслабленнное состояние, слух продолжает чутко отслеживать эту обманчивую весеннюю тишину. Нельзя же забывать, что мы все-таки на охоте.  

Гуси обозначили себя через двадцать минут. Одновременно со всех сторон раздались крики гусиных стай. Глянув в сторону, откуда они доносились, я увидел следующую картину. Метрах в двухстах от земли правильным клином в маршевом режиме шли две стаи численностью птиц в семьдесят. Это означало только одно — стаи не реагируют ни на какие манки и чучела. Они без снижения идут только к одной им известной точке, где смогут отдохнуть и покормиться.  

Минимум два часа продолжалась созерцательная охота. Гусь тянет на недосягаемой для выстрела высоте, и охотнику позволяется только наблюдать за полетом этих совершеннейших творений природы, горделиво бороздящих воздушный океан. Крики гусей — гимн наступающей весне, знак весеннего пробуждения тундры, истомившейся за время зимней стужи.  

Продолжалась эта медитация часа три. В четыре часа мы с Сергеем договорились встретиться в домике. Я покинул скрадок. Солнце уже светило в спину. После десяти сделанных шагов сзади послышался гусиный крик. Резко обернувшись, я взял оружие на изготовку. Перед взглядом предстала пара белолобых гусей, уже начавших отворачивать от меня. Находились они метрах в сорока и начали уходить прямо на солнце. Я вскинулся для стрельбы, но моя попытка прицелиться в уходящих гусей была коварно пресечена солнцем. Оно полностью ослепило меня.  

Закон подлости сработал в нужное время и в нужном месте. Мне нужно было посидеть в скрадке не более десяти минут, и тогда шансы улететь невредимыми у этой пары белолобиков были бы минимальными.  

Во время обеда мы обменялись мнениями о происходящем.  

— Серега, ты кого-нибудь на расстоянии верного выстрела наблюдал? — спросил я.  

— Один раз прямо над скрадком прошел здоровенный ворон. Налетел сзади молча, я услышал только свист крыльев. Прокричал, когда был прямо над скрадком. Даже напугал, зараза! Ну а с гусями — никак, — ответил напарник.  


— В прошлом году в это время я взял девять гусей. Нынче за половину сезона охоты взято три гуся, — сказал я, разогревая на печи суп с сайрой.  

— Дружище, ты сильно расстроен по этому поводу? — спросил меня напарник.  

— Только по части недополученного адреналина. Мы же не за мясом сюда прилетели, — с улыбкой ответил я другу, и мы приступили к неспешному обеду. Приняли по три традиционных стопочки под слабый треск топящейся сырыми дровами печки.  

В скрадки вышли в шесть часов вечера. Укрытие встретило привычной обстановкой, и я опять погрузился в ожидание Его Величества Налета. За час, проведенный в скрадках, протянуло шесть стай гусей птиц по сто. Вожаки стай оказались мудрыми и вели их высоко, не давая никаких шансов ожидающим их охотникам. Часам к семи солнце уже уходит за горизонт. С каждой минутой незаметно начинают гаснуть краски синего неба, уменьшается яркость освещения, меркнет багрянец заката. Все это происходит медленно, крадучись, будто рысь на мягких лапах.

Внезапно с юго-запада и с большой высоты послышался трубный, пока непонятный усиливающийся звук. Только сейчас я понял, что этот звук издавали лебеди. Мне приходилось раньше их видеть и слышать. Якуты называют этих птиц белыми волками. При своей внешней привлекательности они имеют очень сложный характер. Там, где пара лебедей устраивает гнездо, не выживает ни один чужой птенец.  

Я никогда раньше не видел и не слышал столько лебедей одновременно. Я встал и в бинокль нашел лебединую стаю. По беглым подсчетам стая насчитывала не менее трехсот птиц. Шли они на высоте не менее чем в 300–400 метров.  

Мощные крики невиданной ранее лебединой стаи продолжали нарастать, заполняя собой все пространство Ланковской тундры до горизонта. Этот звук заполнял собой каждую ямку под кочкой, окутывал собой тонкую травинку и лиственницу, зеленые кусты стланика, тонкие кустики карликовой березки. Мне показалось, что тундра и все, что на ней находилось, замерло под напором этого чарующего звука.  

Зрелище было потрясающим. Эффект усиливался тем, что в лучах уже ушедшего за горизонт солнца лебеди были не белыми, а походили на розовых фламинго. Я провожал стаю, завороженно наблюдая за ней в бинокль. Еще раз в течение часа тундра подверглась звуковой атаке с небес, а мне представилась возможность еще раз полюбоваться фантастическим полетом громадной лебединой стаи. Очень интересно было наблюдать в лебединой стае птиц из ста трех гусей, едва успевавших держаться в строю. Летели они, чередуясь в строю с лебедями.  

В домик я вернулся первым и при свете налобного фонарика зажег осветительную лампу. Оживил печку и стал разогревать ужин. Минут через двадцать послышался скрип лыж по вечернему насту. Я вышел встретить друга, прихватив с собой фотоаппарат. Снимок обещал быть колоритным — возвращение на лыжах человека с охоты на гусей. Я не ошибся — кадр получился изумительным. Сергей нес двух гусаков — гуменника и белолобика. Довольная улыбка на его лице угадывалась даже в темноте. Войдя в дом, Серега начал переодеваться, на ходу рассказывая о том, что произошло.  

За вечернюю зорьку было всего два налета. Первыми налетели три белолобика по фронту метрах в пятидесяти.  

— Сбил одного после третьего выстрела. Упал на лед, обошлось без подранка. Гуменник налетел сзади без голоса и начал планировать на профиля. Налетел просто классически для одного угонного выстрела, — коротко рассказал о своей удаче напарник.  

— Серега, не будем нарушать традиций, — сказал я и налил одну неполную стопочку и две полных.  

Друг все понял без лишних слов, взял неполную стопочку, кусочек колбасы и подошел к горящей печке. Отблески пламени мерцали на его лице, добавляя колорита самой ситуации. Выполнялся незыблемый ритуал благодарности Деду — местному духу охоты, без веления которого на охоте не может происходить ничего — ни плохого, ни хорошего. Сегодня Дед послал удачу Сергею, и именно ему сегодня необходимо соблюсти ритуал.  

— Благодарим тебя, Дедушка, за посланную тобой добычу, за все доброе, что ты нам посылаешь этой весной. Верим в то, что эта добыча будет не последней, — сказал напарник и плеснул водку в печь. Из нее вырвался синеватый язык пламени, после чего в огонь был отправлен кусочек колбасы на закуску. После этого принялись за ужин. Традиционная доза на сон грядущий не более трех двадцатипятиграммовых стопочек. Не для пьянки, здоровья ради.  

После часа ночи начали устраиваться на ночлег. Несколько кусков каменного угля, брошенного на нагоревший жар, позволят нам спать всю ночь. Спокойно устроились на нарах.  

Перед тем как уснуть, я еще раз прокрутил в памяти прожитый день. Он не принес мне добычу как таковую в виде гуся. Но этот день, проведенный на охоте, дал мне гораздо больше, чем сама добыча, — возможность побыть наедине с собой и полечить израненную городом душу.  

После таких переживаний появляется желание жить и дожидаться следующей охотничьей весны. Мы ее непременно дождемся. Мы уже готовимся к ней.

Что еще почитать