Ранняя тяга

Охоту на вальдшнепа в том году открыли раньше положенного времени. Снег не сошел; под ним кое-где были лужи и ручьи. Через самый глубокий и бурный мы с Ларри перебирались у самой дороги: я — осторожно, балансируя по скользкому ледяному дну, Ларри — в несколько прыжков, по уши в воде. И к своему обычному месту я брел по рассыпчатому снегу глубиной местами по колено; только на поляне снега не было, зато текла вода по щиколотку, прямо по прошлогодней траве, без русла. Там я и встал — больше негде, самое открытое место среди редкого, но высокоствольного березового леса.

Ларри счастлив после зимы оказаться в настоящем лесу, для охотничьей собаки это просто рай. Он шуршал по снегу, шлепал по воде, продираясь через затопленные кусты вокруг меня; по-хорошему надо было бы его посадить, да некуда, не сажать же в воду…

Будет тяга или нет? Все же рановато, хотя птицы уже прилетели. Певчие дрозды где-то вверху — изредка видишь их, перелетающих, а так не видно, но зато слышно. Слышно еще и песенку зарянки и еще множества птиц, но я их не различаю хорошо.

Отдельные выстрелы и дуплеты уже доносятся то совсем издалека, из-за многих километров: «буп! буп!», то бахают рядом; но это, скорее всего, народ пробует новые ружья или «прожигает стволы» по пням и жестянкам.

Хитрые американцы давно установили, что вальдшнеп начинает токовые полеты при определенной освещенности, так что можно определять время начала тяги фотографическим экспонометром. Я так и не собрался попробовать, но на глаз наш вальдшнеп (а он от американского отличается, и по размеру, и поведением) начинает лет в разное время. И сейчас еще слишком светло. Поэтому можно постоять, и послушать, и посмотреть.

Мы были здесь неделю назад на разведке, тогда проталин не было вообще, не было и ручьев и птиц было немного. Простояли в снегу впустую. Холодно было, к вечеру уже ноль или даже ниже, но в воздухе, вот удивительно, летали тончайшие и легчайшие моли и комарики. Ларри жамкнул одного пролетающего. Сегодня чуть теплее, градуса два.

Но вот почти одновременно раздались три одиночных выстрела с разных сторон — тяга началась. Я крутил головой, и все же первый «цик» застал врасплох, кулик налетал со спины. Летел он как-то быстро и высоко, выше деревьев; я выцелил его и с чувством «щас промажу» выстрелил. Вальдшнеп повалился вниз, почти на меня. Но падал он не тряпкой, не кубарем, а как-то сжав неполностью крылья, пикировал как волейбольный мяч после трудной подачи. И вместо того чтобы звучно удариться о землю, он развернул крылья у меня над головой и с пикирования перешел в горизонталь и даже пошел вверх. Я потерял его на фоне темных веток и вторым стрельнул вслед наудачу — и промазал вторично.

...Потом было время подумать, повспоминать. Пару лет назад я стоял на номере на лосиной охоте. Лоси в окладе были, да и номер был верный, но неудобный: густые ивовые кусты впереди, густой еловый лес с вкраплениями пылающих рябин и осин сзади. Стою даже не на просеке, а на неширокой тропе, ни назад, ни вперед не видно ни черта.
А вокруг прекрасная осень. И надо мной пролет дроздов-рябинников — они летят не плотной стаей, а порознь, но держа соседей ввиду своего зрения.

И вот тут где-то рядом и вверху — шшшшихх — что-то с шумом пронеслось, как гоночный автомобиль, но что? Я ничего не увидел, зато рябинники, сколько их было в поле зрения, прекратив свою трескучую перекличку, нырнули в лес кто куда.

Это был какой-то пернатый хищник, скорее всего сокол; успешна ли была его атака, не знаю. Видел раз во время пролета, как сокол, крупный, почти белый, не торопясь летел над березняком с добычей — скворцом — в когтях. А вот в атаке не видел ни разу, и, говорят, трудно увидеть, так велика его скорость. Самая для них охота во время птичьего перелета, когда дичь держится не на земле, не в кустах, а волей-неволей — в воздухе.

Загон тогда был неудачным. Опытные лоси, не иначе быки, отстоялись в мелком ельнике и пропустили загонщиков мимо; их было мало, зазоры в цепи большие — а когда стрелки снялись с номеров, лоси не спеша прошли через просеку и удалились. Это уже по следам увидел охотовед, пробежавшийся потом для очистки совести вокруг загона.

Вот и сейчас неудача, ну что бы мне ни добавить из другого ствола, пока кулик сыпался мне на голову? Я же чувствовал, что не попал… Жаль, не сообразил; но действительно, я ведь никогда не видел так близко такой вот вальдшнепиный маневр. А больше тянущего я не видел и не слышал, хотя несколько редких выстрелов и донеслись до меня. Скоро и стемнело так, что и мушки не видно.

Нет, конечно, это он не от выстрела уворачивался. За двести лет ружейной охоты вряд ли мог выработаться такой защитный механизм. Но когда снаряд дроби с шумом проносится рядом, это, наверное, похоже на пролет сокола, ведь для них тянущие вальдшнепы тоже легкая добыча. А уж за миллионы лет даже такая недалекая птица, как вальдшнеп, могла чему-то научиться.

Но вообще-то несколько раз и раньше я видел, как после выстрела вальдшнепы валились вниз и над землей уходили, частенько говорят, что «подранен, но оклемался», да что-то быстро это у него получилось. Нет, это не подранки.

Я пробираюсь обратно к дороге, держа стволы перед собой, не видно ничего, луна скрылась за некстати набежавшими облаками. Как бы глаз не выколоть, веток не видно. Пес, поняв, что охота заканчивается, удвоил скорость, носясь вокруг меня по шуршащему крупитчатому снегу. Да, жаль: хотелось показать молодому спаниелю кулика, он ведь их еще не видел и на чутье не держал. Ну ничего, еще целая неделя впереди.

Разворачиваюсь на дороге и еду домой. На обочине с заведенными моторами три джипа, компания разбирает ружья. Притормаживаю: «Ну как успехи?» В ответ вспыхивает вспышка фотоаппарата, на секунду высвечивается охотник, держащий за крыло вальдшнепа. «Да пару сбили, но одного не нашли». «Ну все равно — с полем! Завтра пораньше приедете да поищете по светлому».

Мы прощаемся, я поднимаю боковое стекло и жму на газ. До дому больше часа езды, надо бы пораньше вернуться. Поищут завтра, но вряд ли найдут; я не раз так потом искал, да ни разу не находил. Но зачем расстраивать ребят заранее…