На приваде

Когда дед Андрей сообщил мне, что, судя по поведению Пурги во время заячьего гона, на нее пытались напасть волки, она бросила гон и примчалась во всю прыть к хозяину, поскуливая и поджав хвост, у меня подкатил к горлу ком и кольнуло сердце. Еще жива память о павших от волчьих клыков «на работе» русских гончих Зарёве и Соловке.

Пурга — двухлетняя выжловка от Туза и Соловки, наша надежда на будущие вязки. Когда же дед сказал, что фермер отдал ему двух павших бычков на приваду, сомнения развеялись — надо ехать.

Выехав в ночь, к обеду прибыл в охотничий домик. Справив неотложные дела по хозяйству и пополнив запас воды из родника, я оседлал старый, но еще крепкий лабаз из елки на кромке поля и слился с лесным массивом. Бычки источали «аппетитный» назойливый душок. Ветер — «правильный», по Заварзину, то есть дул на меня, отчего невольно приходилось морщиться. Вся одежда хранилась в домике переложенная лапником, и ее тонкие еловые ароматы несколько скрашивали картину моего бытия. Невдалеке защебетали потревоженные кем-то сойки и малые птахи — я прислушался и присмотрелся, но ничего подозрительного не выявил.

Птичий гам умолк так же внезапно, как и начался. Тишина. Ударил по воде хвостом бобр на реке, отпугнул кого-то. До реки почти километр, а слышно отчетливо. Прокричали гуси «на кислороде» — к заморозкам. Издалека ветерок донес «дзы-нннььь» — звонкий выстрел из карабина по крупени. Снова тишина. Усталость взяла верх. Веки мои сомкнулись, я оперся спиной о заднюю поперечину и погрузился в сон. И снилось мне, что Пурга подняла здоровенного беляка, и песня гона приближается ко мне (наутро, накануне отъезда, Пурга действительно выгнала косого мне под выстрел; сон-то был «в руку»!).

«Кирюша, а ты зачем сюда приехал?!» — ласковый, нежный «женский» голос Соловки во сне мгновенно стряхнул сонную пелену, и я открыл глаза. На вопрос — «Кто я?» отвечать было не надо — я «в порядке», на вопрос — «Где я?» ответ нашелся быстро, осталось понять — «А что там происходит?».

Тьма непроглядная, но по моим ощущениям возле бычков происходила какая-то возня. Очень хотелось зевнуть, но изо всех сил сжав зубы, мне удалось избежать звуков, которые однозначно были бы лишними. Меня заботила только одна мысль, как бы спросонья не подшуметь.

Медленно и плавно я поднял ружье с колен, вложил приклад в плечо, вдавливая пальцем предохранитель, переместил его от себя, нащупал кнопку подствольного фонаря и поднял стволы. Луч яркого света застал лакомок врасплох. Две лисицы «шкуряли» бычков. Ослепленные, не понимая в чем дело, они замерли на несколько мгновений, потом бросились врассыпную — среди пожухлой травы замелькали их серо-рыжие наряды. «Тьфу на вас! Солова, и стоило меня будить ради этого?!» — я улыбнулся и выключил «прожектор».

«Ну почему лисы всегда первыми находят падаль?» — под эти мысли вслух я поставил ружье на предохранитель, покинул пост и побрел к машине. Теперь нужно дать полю пару дней «отдохнуть». Посмотрев на часы, я снова улыбнулся: проспал час, а показалось — мгновение…

Хорошо выспавшись и отдохнув, через день я снова вскарабкался на лабаз. Последующие пять ночей волки так и не вышли — медведь, лисицы, куницы, еноты, все падальщики побывали, кроме санитаров леса, но они меня не интересовали…

«Еще увидимся!!!» — я мысленно послал утренний «привет» в сторону волчьих болот и тронулся на столицу.