Примерно через час подхожу к одной скале. Выше меня на уступе стоит красавец изюбр. В величественной позе, голова поднята, рога практически касаются спины, смотрит вдаль освещенный утренним солнцем. Картина завораживающая.
Вскидываю винтовку, в этот момент изюбр замечает меня. Я всегда знал, что нельзя делать резких движений в таких случаях, но азарт пересилил. Изюбр поворачивается и начинает прыжками в гору уходить от меня. Прицеливаюсь, стреляю.
Изюбр вздрогнул, остановился, значит, пуля попала в зверя. Перезаряжаю винтовку, изюбрь снова прыжками пошел в гору. Стреляю — промах, зверь уходит из виду. Эмоции через край, меня бьет нервная дрожь. Стараюсь успокоиться. Иду посмотреть следы. Вышел на место, где пуля попала в зверя, пошел по следам. Через три-четыре прыжка на снегу появилась кровь, с каждым прыжком ее становилось все больше. По тому, как зверь ставил копыта, как кровь капала на снег, на какой высоте зверь мазал кровью кусты, я понял, что пуля пробила зверя навылет, вошла слева в районе крупа и вышла в районе правого плеча. Ранение смертельное.
Но изюбрь очень сильный и крепкий на рану зверь. Есть два варианта преследования. Первый — пусть зверь бежит, метров через 800, а бывает, и раньше, он остановится. Послушает — преследования нет. Успокоится, ляжет, истечет кровью и больше никогда не встанет. Приходи через час и снимай шкуру. Второй — бежать за зверем, не давать ложиться, чем сильнее работает сердце, тем быстрее у него кончится кровь.
Азарт толкнул меня ко второму варианту. Пошел преследовать зверя. Видел его лежки, он ложился, истекая кровью, стараясь отдохнуть, но только еще больше терял силы. Услышав меня, вставал и шел дальше. Я, обливаясь потом, преследовал его. Так продолжалось несколько часов, а зверь все шел и шел. Тем временем короткий зимний день заканчивался, в распадках быстро сгущались сумерки. Я ушел от зимовья слишком далеко, чтобы вернуться туда на ночлег. Идти по тайге ночью — это безнадежное дело. Решил готовиться к ночлегу.
Недалеко нашлось подходящее место. Скала уходила вертикально вверх, образуя почти ровную каменную стену. Рядом была горизонтальная площадка. Снега было 10 сантиметров. Разгреб снег до камней, в виде прямоугольника, размером 1 на 2 метра, нарезал ножом большую кучу елового лапника. Лег на него и, отдыхая, пролежал минут тридцать. Спешить было некуда, до рассвета еще 14 часов.
Отдохнув, пошел собирать валежник для костра. Потом развел большой костер на месте своей будущей «лежки», приготовил два сухих бревна, положил их одно на другое, как в деревенском срубе, закрепил вбитыми в землю сучьями. Положил между бревнами по всей длине бересту, сухие ветки, мелкий хворост, в общем, всякого вида растопку. Такой охотничий костер, длиной метра три, называется нодья.
За этими приготовлениями прошло часа полтора. Все это время горел большой костер, который сильно прогрел камни, которые были под ним, и стену скалы. Прогоревший костер сгребаю в сторону нодьи, а на прогретые камни кладу толстый слой елового лапника, заготовленного накануне. Поджигаю нодью, даю разгореться, а потом сбиваю большое пламя и заставляю нодью медленно, но по всей длине тлеть. Так она должна медленно гореть всю ночь.
Итак, справа от меня нагретая костром стена скалы, слева — горящая нодья, я лежу на толстом слое лапника, под которым горячие камни моего ложа. Красота!
Пришло время ужинать. Достаю из кармана дежурный бутерброд с салом, сделанный, как для лучшего друга, с жадностью ем. Это был, наверное, самый вкусный бутерброд в моей жизни. Кофе со сливками взять негде, пришлось поесть снега. Хорошо, что снег в тайге чистый.
Поужинав, снял с себя пропотевшую насквозь куртку, увидел, что на спине выступил иней, накрылся ею, как одеялом, насколько это было возможно. Повернулся инеем к теплу, в надежде, что к утру она высохнет. Поужинал, в тепле растянулся на лапнике: вот оно — блаженство!!! После такого трудного дня теперь можно и поспать, насколько это возможно. Теперь важно, чтобы ночью меня никто не съел. Костер — это гарантия. К костру ни один зверь не подойдет. Пока горит огонь, будет тепло и безопасно.
Проваливаясь в тяжелый сон, я успел подумать, что Казбек не знает, где я, и что со мной. Утром по моим следам пойдет меня разыскивать. Это непреложный закон тайги. Это даже не обсуждается. В тайгу, как в разведку, с кем попало, не ходят. В напарнике надо быть уверенным, как в себе самом. Предшествующие годы службы и дружбы гарантировали такую уверенность. Между тем время шло. Я спал. Мороз был градусов 30–35.
Проснулся в час ночи от холода. До рассвета оставалось еще шесть часов. Пришлось встать, развести костер, снова возле него греться, и так несколько раз.
Сказать, что я выспался, как в пятизвездочном отеле, это было бы большим преувеличением. Но рассвет наступал, и это радовало. Сборы были недолгие, попрощался со скалой, приютившей меня, и пошел к изюбриному следу. Зверь должен быть недалеко на своей «последней» лежке. Так и случилось. Прошел по следу метров 300 и нашел изюбря, лежащим головой (ушами и носом) в мою сторону. До последней минуты он слушал — не подхожу ли я к нему.
Настало время потрудиться. Я отрезал голову, выпотрошил, отрезал ноги по колени, снял шкуру. Тушу разрезал на две части. Накрыл шкурой, присыпал немного снегом. Все. Можно идти в зимовье.
Охотники делают себе рюкзаки, которые выполняют сразу несколько функций. Его можно нести за плечами как мешок; используя раму, можно тащить за собой по снегу, как санки; и, прислонив к дереву, можно сидеть, как на стуле, чтобы не сидеть на снегу. Это обеспечивает специальная рама, которую охотники делают сами, потому что в магазине такие рюкзаки не продаются.
Мой рюкзак лежал в зимовье. Пора было идти туда. Я взял голову изюбря с рогами на плечо и двинулся в обратный путь. Можно было срезать путь и пойти к зимовью напрямик, ориентируясь по солнцу, чтобы не тратить лишних сил, но я был уверен, Казбек идет по моему вчерашнему следу ко мне навстречу, и мы не можем разминуться. Потому что он до сих пор не знает, что со мной и жив ли я.
Иду, уставший, напропалую, не осторожничая. Вдруг внезапно, где-то слева, вскочила косуля и понеслась в гору своими грациозными прыжками. Пока я сбросил голову изюбря с плеча, пока схватился за винтовку, стрелять было уже поздно.
Приблизительно на середине пути до зимовья встретил Казбека. Все ему рассказал. Мы были оба счастливы, что все обошлось благополучно.
Казбек пошел по моему следу дальше и, к вечеру вернувшись, притащил половину туши изюбря. Я же пошел в зимовье. Время к середине дня, а я еще ничего не ел. «Прогулки» по тайге отнимают много сил. Мне попались ягоды лимонника, сорвал несколько гроздей, стал их есть на ходу, но они не утоляли голод.
Наконец-то добрался до зимовья. Снял всю промокшую от пота одежду, повесил сушить возле печки, переоделся в сухую, поел досыта и лег спать. Когда пришел Казбек, не слышал. Проснулся только утром. Выспавшийся, отдохнувший, не замерзший в снегу, не съеденный зверями…
Охота — какое это счастье!
Комментарии (0)