Следующий день был из сереньких; облаков не было видно, но не было видно и солнца. Все небо было одинаково молочного цвета; было сыровато после утреннего тумана и в воздухе так тихо, что, как говорится, ничего не шелохнется.
Мы брали Овсянниковскую Дуброву. Лес, начинаясь от Попова селища, суходолом, с редкими кустами переходил в необыкновенно плотную, глубокую каменистую вершину, которая, раздваиваясь на половине и разделяясь поросшею густым молодым дубняком и орешником площадкою в виде купола или шапки, оканчивается большим строевым лесом с частым, мелким подсадком.
По дороге я встретил лесника, который на вопрос, нет ли в лесу скотины, отвечал, что в их лесу скотины не бывает, потому как лес молодой портит, а только иногда «духовные свиньи» заходят за желудями; но что он, зная, что наша милость охотиться приехали, наказ дал, чтобы их для такого раза в Дуброву не пущали. «А уж куда как зверно! Лис — страсть! Да и волки почесть каждый день перебегают», — сказал он.
Гончих завели снизу. Я стал в поле, саженях в ста от леса, в так называемом «кусте» — площадке леса, нарочно ставленной для лаза в чистом поле покойным владельцем имения и охотником Д.Г. М-м. Со мною стали И.И. Ш-в с двумя собаками и без своры К.В. Н-в, желавший видеть моих «белых». На своре у меня были знакомый уже Вихрь и брат его, однопометник Лебедь.
Малейший звук долетал отчетливо; слышно было, как охотник тихо покашливал на соседнем неблизком лазу. Условленное для заезда время пришло, доезжачий разомкнул гончих, посвистал, и пестрые собаки замелькали в кустах. Звучно раздалось порсканье, и в то же время еще звучнее отозвалась собака; через несколько секунд отозвалась она и другой, и третий раз; присоединились еще два голоса, и наконец, постепенно разрастаясь и усиливаясь crescendo, помкнула вся стая. Подали голос по лисе — мурашки заходили по коже. Все окружавшее меня встрепенулось и, встрепенувшись, замерло. Стая дала круг по вершине, перевалила в крупный лес и здесь точно выросла и утроилась; еще отчетливее и резче отдавался в ушах голос каждой собаки, порсканье доезжачих, и волоса зашевелились под шапкою от волнения и напряжения. При всяком взгляде влево казалось, что лисица бежит уже вправо и наоборот.
— Федор, слышишь? — обратился ко мне стоявший рядом Н-в.
— Тише, молчи! — отвечал я ему, хотя самому хотелось предложить ему тот же вопрос и хотя таким способом поделиться с другим и как бы выпустить наружу внутреннее чувство, заставлявшее биться сердце до боли.
Так прошло часа полтора. Стая несколько раз разбивалась на две, выводила в поле; по сторонам травили, снова заводили гончих, и снова начиналась гоньба.
Лисицы мелькали у нас перед глазами в опушке, перебегали полем на короткое расстояние, не удаляясь от леса, и мало-помалу все мы, не исключая лошадей и борзых, привыкли ко всему слышимому и видимому и успокоились. Вихрь с Лебедем легли, свернулись и задремали. Лошадь повесила голову и распустила уши. Я, посматривая по сторонам, о чем-то задумался и не помню, увидел ли или услышал, или просто инстинктивно почувствовал, что на земле, у самой лошади, что-то шевельнулось. Я опустил глаза. Против самого стремени, справа, стояла светлая матерая лисица и, отвернув голову и несколько прищурив глаза, прислушивалась к издали долетавшим спереди звукам.
С минуту я не знал, что делать, так как стоял на краю густой площадки. Все мы не шевелились, но после первого, самого незначительного моего движения, которое во всяком случае было невольным, лисица, как молния, исчезла сзади меня в кустах и прямо наткнулась на Н-ва.
— Федор, береги! — крикнул он мне громко, тут только увидав лисицу.
Собаки вскочили; я, совершенно растерявшись и вообразив, что лисица уже впереди, выскочил в поле, спустивши собак. Лисицы не было. С одной стороны из куста выскочил А., с другой — Ш-в со спущенными и в недоумении метавшимися собаками. Все мы вопросительно взглянули друг на друга.
— Она здесь, в «кусте», — сказал Н-в и поскакал на другую сторону площадки.
Все собаки бросились за ним. Кругом было чистое поле, только Дуброва была недалеко, а с этой стороны оставались мы с Ш-м без собак. Взять их на своры мы, заторопившись, не догадались.
— Что? Там нет ее? — крикнул я через кусты Н-ву и в то же мгновение увидел лисицу, которая, сверкнув мимо меня и распустив трубу, полетела в Дуброву.
— Улю-лю! — неистово закричали мы с Ш-м, призывая собак, и понеслись за лисицею, отчаиваясь в успехе, так как уже на половину расстояния она подвинулась к лесу. Но в это время из кустов вылетел Вихрь. Как резвый ястреб догоняет и бьет сытую перепелку, так он как бы одним размахом догнал лисицу саженях в десяти от Дубровы, захватил без угонки и покатился с нею по жнивью — только труба несколько раз мотнулась в воздухе.
Оказалось, что лисица эта слезла от гончих на деревенские гумна, вышла потом в поле, залегла и, случайно поднятая проходившим крестьянином, пришла к нам в «куст» сзади, откуда, разумеется, никто не мог ее ожидать.
Комментарии (0)