Три встречи

Общеизвестно, что медведицы с потомством изначально опасны, с ними лучше вообще не встречаться. Случаев, закончившихся трагически, слишком много, но в большинстве своем они происходили, потому что люди или медведи оказывались там, где не надо…

Втот памятный день надежного оружия у меня не было. При заезде к месту летних полевых работ в бассейне Чары моя лодка попала под залом и перевернулась. Отделались легко: часть вещей утонула, в том числе все мои патроны к дробовику, часть продуктов да приемник подмокли. У этого залома мы и отаборились. Рыба ловилась так, что недостача утопленных продуктов вообще не ощущалась. В июле охоты как таковой нет, отсутствие патронов не напрягало. Чтобы совсем без оружия не ходить, я брал в маршруты тозовку. Можно было мосинский кавалерийский карабин таскать, но в жару эта железяка с фанерным прикладом казалась неподъемной — целых пять кило! Да и не нравился мне этот карабин после старого надежного «Лося».
Места у подножия хребта Удокан чудесные, жизнь была интересной. Запомнились вечерние наблюдения за копытными на огромной заболоченной мари. Как только солнце касалось горизонта, рыжие косули появлялись на зеленых болотах как бы ниоткуда. Гураны — крупные рогачи — бегали по набитым тропам каждый вечер в одно и то же время, косули-самки паслись с молодняком. Когда сумерки сгущались, на пастбище выходили три изюбрихи и лось.

Затяжной дождь поднял уровень реки на полтора метра и обострил продовольственную проблему: рыбалка в реке прекратилась. Чтобы закончить работу, надо было или козла стрелять, или рыбу в озерах ловить. Решили сначала рыбой заняться. В ближнем озере, кроме крохотных черных окуньков, никакого другого улова не было, а в одном из дальних, в двенадцати километрах от лагеря, я видел на маршруте щук. Туда и отправился со спиннингом и солью. Часть пути совпадала со старой вездеходной дорогой по гари, которая шла из ниоткуда в никуда: две промытые дождем полосы песка, идти по такой легко и приятно.

Щука в озере оказалась средней по размеру, до трех килограммов, голодной и жадной. Быстро поймал сколько надо, трех почистил для ухи, а с остальных взял только филе. Получилось около 20 килограммов — для жа́ркого летнего дня ноша достаточная. Времени, чтобы вернуться засветло, хватало: летом дни длинные.

Сначала я заметил на песке свежие медвежьи следы, а потом, когда стал осматриваться, метрах в 30 увидел самого медведя. Он стоял на дыбах и смотрел на меня. Не мелкий, темно-бурой масти. Молчать при встречах невежливо, молча уходить тоже нежелательно: еще подумает, что боюсь. Уверенным, спокойным голосом, снимая тозовку с плеча, я сказал все, что думал:
 — Ну, чего встал? Беги!
Медведь скрылся в кустарнике, но через пару метров снова всплыл. Что-то тут не так, подумал я, лязгая погромче затвором. Ведь он не знает, что у меня за ружье, должен испугаться, раз я его не боюсь!
 — Беги и не оглядывайся! Чё, не хочешь уходить? Ну тогда я сам пойду, некогда лясы с тобой точить!
Через пару шагов все стало ясно: рядом с лапами 13 см шириной (и когда смерить успел?) имелись детские лапки шириной со спичечный коробок. А медвежат у нее двое! Влип! Она стояла там же, а я медленно уходил, костеря себя за то, что подал голос. Ведь у малышей любопытных ума и страха нет, могли и подскочить. А дальше ясно, чем все может закончиться, ведь тозовка только похожа на ружье, нападающего зверя не остановит, спасаться негде — деревьев на гари нет. Было очень неуютно. Поглядывая на медведицу, я посылал ей мысленные сигналы:
 — Машенька, милая, ты хорошая! Детки у тебя умницы, послушные! Держи их, щенков своих, не пускай ко мне! Я уйти мирно хочу. А кинешься — стрелять буду. В живот, чтобы в муках сдохла. Не ходи ко мне, ясно? Тебе жить надо, этих балбесов воспитывать, а я ухожу и не приду больше. Живите, звери хорошие, спокойно!
Дистанция увеличилась до 50 метров, а бурая туша продолжала стоять на дыбах на прежнем месте, но напряжение схлынуло. Оглядываться было неудобно, и я просто пошел вперед, зная, что все закончилось.

Снилась мне эта медведица с неделю. И в снах было страшнее, чем в действительности. Зверюга бросалась ко мне, набирая скорость; тозовка во сне не стреляла. На последнем прыжке зверя я просыпался. Это был последний случай в моей жизни, когда я в местах медвежьих летом без надежного ружья ходил.

Вторая памятная встреча состоялась в следующую весну, мы тогда Олёкминский заповедник проектировали. В Олёкминске 2 мая уже весна была, а в верховьях реки Амги, куда мы вертолетом забросились, только первые проталины появились, но снег был еще глубокий. По берегам уже бродили медведи, а на вскрывшихся участках реки отдыхали утки — на каждой пропарине по стайке. Зимовье было теплое. Осталось весны дождаться.

12 мая я шел к востоку. Там, судя по карте, на закрайке широкой поймы реки были два озера, где вечером кричали гуси. И вдруг мое внимание привлек новый звук — шуршание древесной коры. Кто-то лез на дерево. А вот и он, на лиственнице, метрах в тридцати, только лапы видны. Подумал: росомаха, сейчас я ее поближе рассмотрю. Успел сделать пару шагов, пока эта зверушка не выглянула из-за ствола. И голова у нее была маленькая, не росомашья. Медвежья! А медвежата весной всегда с мамами.

Медведица, давно знавшая о моем приближении, рявкнула и вылетела из куртины елочек. Шла она высокими короткими прыжками, забирая в сторону. Плотная, широкая, по темно-шоколадной шубе аж волны при прыжках катились. Я смотрел на нее, а руки перезаряжали ружье... Когда моя двустволка ИЖ-58 закрылась с пулевыми патронами в патронниках, дробовые еще падали. Я даже успел один поймать, но второй не стал. Подумал: «Потом подниму» и вскинул ружье. Медведица остановилась и всплыла на дыбы. Выглядела она на белом снегу под весенним ярким солнцем в своей пышной сияющей шубе эффектно. Страха с надежным оружием в руках, с опытом одиночных охот на медведя не было. Я знал, что ситуация под контролем. Нас разделяло 15 метров, и времени для прицельного выстрела в случае ее броска было достаточно. Но по поведению медведицы я понял, что она сама явно боится. Вроде пугает, ворчит, но в сторону смотрит, ждет моего испуга. А я, хоть и отвечал ей что-то, вместо отступления стволы ружья вниз опустил.

Ругались мы с минуту. При этом она успевала подавать сигналы медвежонку, тот послушался, со второй попытки слез с дерева и убежал за бугорок. Медведица тоже. Можно было уходить, но меня заинтересовало, почему медведи не убегают. Сразу же придумал правдоподобную причину: ночью наст был крепкий, мамаше фарт на лося выпал, вот и караулила добычу. Лосиные следы тут имелись, видел я их, всего в 500 метрах от медведей. Раз они меня боялись, их можно вообще прогнать и свою долю лосятины забрать. Кто в конце концов в тайге хозяин? Да я много не возьму… Настроив себя соответственно, я сделал первый шаг. Медведица бросилась навстречу, но после моих словесных угроз остановилась и убежала обратно, за бугор. Ясно, мясо бросать жалко. Я начал медленно сокращать дистанцию, от одного дерева к другому... Когда вышел на открытое место, медведи выскочили разом. Медвежонок сел на бугор и заплакал (именно так я понял его хныканье), а мама с ревом пошла ко мне короткими прыжками, с внушительным рявканьем, не прямо в лоб, а по дуге. Встала на дыбы в семи с половиной метрах... Когда медведица тряхнула поднятыми передними лапами и застучали ее длинные, отросшие за зиму когти, у меня задрожали колени, стало очень неуютно. Казалось бы, все просто: надо поднять стволы и мягко нажать пальцем спуск. Но медвежонок плакал, а мам нормальные люди не стреляют.

Медведица, два раза рявкнув, крутнулась на месте и побежала. Медвежонок, разбрызгивая мокрый снег, кинулся за ней. Под напутствие, в котором были собраны все мои пожелания этой семье, звери скрылись за деревьями. Подождав с минуту, я пошел искать лося, но вместо него нашел пустую берлогу (известно, что медведицы с потомством встают из берлог позже самцов). Видно, звери грелись на солнце, разминались и ждали проталин.

На следующий день, успокоившись от пережитого, я обмерил берлогу. Стены и дно «спального помещения» были утеплены толстым слоем ягеля и елового лапника. В берлогах самцов такого уюта никогда не бывает.

Третий случай произошел в конце прошлого века, когда я был уже опытным таежником. Шли мы тогда в середине лета с группой польских студентов по нашему заповеднику многодневным походом к Байкалу, через исток Лены. Будущие специалисты лесного хозяйства Польши оказались хорошо подготовленными физически, свободно говорили по-русски. Хорошие были ребята: лидер коллектива — круглолицая и белобрысая авантюристка Юлька, тоненькая Каролинка, парни Стах и Анджей, спокойные и сильные.

На четвертый день после перевала мы вы-шли к живописному высокогорному озеру. За ним, на альпийском лугу мирно паслось медвежье семейство: круглая, светло-бурая, с темными лапами мамаша и уже крупные, почти черные, мохнатые колобки — два медвежонка. Дистанция была безопасной, под километр. Медведей в этом походе мы уже встречали, но наблюдать за ними в естественной среде не доводилось. Восторг молодежи был неподдельным.

Медведи, смещаясь по лугу, зашли за скалу и исчезли из поля зрения. На коллективную просьбу еще раз посмотреть мишек, и желательно поближе, я согласился легко: самому хотелось того же. Луг, на котором паслось медвежье семейство, был огромный и, если подняться на хребтик, весь как на ладони. Мы быстро обошли озеро, бросили рюкзаки и полезли вверх. Моя лайка Ханта шла на тонком поводке, привязанном сзади к моему поясу. Именно так, на соболевке, водят собак эвенки, чтобы те зря не бегали и силы на что попало не тратили. Летом в походах по заповеднику рабочих собак вольно водить нельзя: беспомощного молодняка много.

Поднялись мы быстро и столкнулись с медведями вплотную. Они, оказывается, на этот же хребтик, только с другой стороны залезли. На негромкое, но очень убедительное медвежье рычание поляки среагировали неправильно: сунулись вперед с фотоаппаратами, в стланик, где в десяти метрах медведица трясла ветки. Сказал им что-то убедительное, они поняли и сразу оказались за моей спиной. Опытная Ханта перекусила повод и пошла воевать. Стланик трещал, медведица с ревом гонялась за лайкой, медвежата, которых собака успела покусать, визжали. Драка смещалась вверх по склону и выкатилась на свободную от зарослей стланика россыпь. Когда бой ушел от нас метров на триста, я отозвал спасительницу. Хантуська, довольная собой и жизнью, с готовностью вернулась.

Поляки были в диком восторге, вынули из рюкзаков НЗ — шоколадки, смалец, копченую колбасу и водку «Выборова», чтобы отпраздновать главное приключение похода. Туська с достоинством жевала жесткую колбасу, а я осмысливал происшедшее. Мне было страшно. Студенты не знали, что от непоправимого нас отделяли тончайшая грань и Ханта. Ведь в моем СКС патрона в патроннике не было, и это я обнаружил после того, как все закончилось. В этом походе естественный интерес молодых ребят к оружию привел к тому, что на всех привалах я разряжал СКС. И забыл дослать патрон. Если бы медведица бросилась на нас, я бы даже не успел понять, почему не было выстрела...

Поход завершился. О том, что во время контакта с медвежьей семейкой карабин был разряжен, я так полякам и не сказал. Все хорошо, что хорошо кончается!