Первые охоты охотничьего классика

Барин жил обычно в городе, а в имении хозяйничали управляющие.

У моего прадеда барин был — пожизненный холостяк, он усыновил одного из восьми детей деда; дал ему вторую фамилию, сделал опекуном, помог окончить гимназию, поступить в престижное тверское юнкерское кавалерийское училище.

Когда молодой человек стал офицером, получил личное дворянство и имение.

Там и в соседней Самарской губернии было довольно много помещичьих дворянских имений и было много охотников.

Детство прошло в селе Хреновое Воронежской области. Это была родина знаменитых орловских рысаков, которых вывел граф Орлов, и отец мой работал там на конезаводе. Я начал охотиться самостоятельно на 13-м году жизни, будучи в эвакуации. Моя охота была полной вольницей.

Я не поклонник охоты с егерским обслуживанием. За свою жизнь с егерем не охотился никогда. Мой отец был охотником, но не любил много ходить. У него на первом месте была работа (он работал ветеринарным врачом), а охотой занимался в свободное время.

А мои оба деда были охотниками настоящими. Один из них, будучи тоже ветеринарным врачом, много занимался краеведением. У него была большая библиотека, в которой я, будучи мальчишкой, проводил много времени. Особенно привлекали книги о животных, определители и атласы птиц.

Когда немцы подошли к Воронежу, отца, как старшего по званию среди сотрудников конезавода, назначили командиром заградотряда. При подходе немцев всем охотникам полагалось сдать в милицию ружья.

Но у нас взяли только пулевой американский 13-зарядный винчестер подарочного образца (магазин вставлялся с затылка приклада), а оба гладкоствольных ружья нам оставили — курковый «Зауэр» и пятизарядный бельгийский браунинг. Более того, нам выделили еще две мелкашки ТОЗ-8 и даже две шашки.

Читайте материал "Утиная охота: места, снаряжение, секреты"

Вот с этим багажом мы поехали в эвакуацию в Курганскую область. Там было настоящее охотничье раздолье! Много зайцев-беляков, уток, косуль, огромные стаи тетеревов. Угодья, лесостепь и березовые колки там граничат с северным Казахстаном.

У меня, как и у любого мальчишки, были винтовочные поджиги, с которыми я пытался охотиться. Но отец объяснил мне всю опасность таких самопалов. И сказал: «Забирай ружья под свою опеку. Чисти, ухаживай». Объяснил мне правила техники безопасности, хотя до этого я не раз ходил на охоту с ним и дедами.

У нас был небольшой запас дымного пороха. Дробь я делал сам. Искал свинец, ходил в кузницу, сплавлял его в пластину, резал ее на полосы, обстукивал, протягивал через волочильню. Я сделал из двух пеньков дробокатку, и у меня получилась отличная ровная, как икра, блестящая дробь. Охотился с утра до вечера.

В 1944 году немцев уже выгнали из Воронежа, надо было возвращаться домой. Я заканчивал 7-й класс. В двадцатых числах мая, когда уже начинались выпускные экзамены, тетеревиные тока были в Курганской области в самом разгаре.

Я сам, без будильника, просыпался в половине третьего утра, бежал на ток, а потом шел в школу. Ток был недалеко от дома. На нем собиралось 20–25 петухов. Были и сотенные тока, но далековато от дома. На тока ходил только с браунингом, который далеко бил. Для других охот пользовался «Зауэром».

Там я пристрастился и к охоте с подсадной. У меня был товарищ-охотник, лет 35. Он держал подсадных. Местные охотники охотились в Зауралье с подсадными и весной, и осенью. Влет не стреляли, берегли патроны. За правилами охоты там никто не следил. Весной охотились с прилета, а летом охота открывалась с Петрова дня.

Но дед, мой охотничий наставник, учил меня: с Петрова дня охотиться рано, много нелетной утки, а тетеревята еще мелкие. Начинать сезон надо со дня святой Ольги (у меня бабушку звали Ольгой) — 24 июля, а лучше с 1-го августа. Тетерок не бить. На зайца начинали охоту с 15 октября.

Читайте материал "Дети и охота: увидеть своими глазами"

Взял я там и свою первую косулю. Был февраль. Мороз сменился оттепелью, что бывает в тех краях очень редко. Мы ходили втроем. У Шуры Парахина была одностволка, сделанная из длинной водопроводной трубы. Била она неточно. Поэтому Шура решил идти в загон.

У меня был «Зауэр, по тем местам — отличное ружье. На меня нагнали небольшое стадо из семи косуль, которые удивительно синхронно прыгали по глубокому снегу. Я знал, что звери в первую очередь реагируют на движение.

Поэтому я не стал забираться вглубь, стоял в развилке деревьев на открытом месте, не шелохнувшись. Косули подошли на тридцать метров. Тут я заметил, что у меня не взведены курки, так я увлекся необычным зрелищем. Аккуратно взвожу курок — косули встали, насторожились… Выстрел положил зверя на месте.

Третий наш компаньон, Васька Афанасьев, забрался в засаду в дебри и даже ничего не видел, хотя косули прошли рядом. Еще сделали несколько загонов, но безрезультатно. Как нести домой добычу?

Оба моих компаньона были старше меня, призывного возраста, но имели освобождение от армии. У Шуры было больное сердце, а у Васьки, который сидел в засаде в кустах, был липовый «желтый билет». Он расстроился, что не взял косулю, и отказался помогать ее нести.

Я положил косулю на плечи, провалился в глубокий снег, положил ее на лыжи — но идти без лыж невозможно. Снял брючный ремень, встал на лыжи и потихоньку потащил косулю за собой (километров восемь).

Пришел домой в десятом часу вечера. Стал снимать валенки. Один снял, а второй не успел и заснул. Меня разули, раздели, положили на кровать. Отец разделал косулю. Когда я утром проснулся, все уже было готово.

Еще вспоминаются великолепные утиные перелеты на овсяных полях. Не зря крякву в Карелии зовут овсянкой. Впрочем, в Воронежской области она предпочитала просяные поля. А там, в Зауралье, просо не росло, но овсяные поля были обширными.

Читайте материал "Матерый секач постоял за себя"

Я садился в овес, и кряквы шли стая за стаей. Я тогда был начинающим охотником и еще плохо стрелял. На первой охоте расстрелял по кряквам весь патронташ, взял только двух. Но потом стрельба наладилась. Собаки там у меня не было, был только ручной волк по кличке Волчик.

Когда мы возвращались из эвакуации, волку было уже полтора года. Он был больше овчарки и очень ласковым. Но мы знали, что как только он достигнет трех лет, его ласка, скорее всего, сменится на злобу и агрессию.

Хотели оставить его в лесу, но такие ручные волки не боятся людей и из них вырастают настоящие бандиты. Пришлось взять его домой, и он уехал с нами на поезде. Село Хреновое, где мы жили, насчитывало около двадцати тысяч жителей.

Весть о приезде волка быстро разнеслась среди местных жителей. Начались к нам экскурсии, многие пытались кормить его хлебом, но он не ел его никогда. Были голодные годы, и нам говорили, волк у вас зажрался, даже хлеба не ест. На конном заводе всегда находилась для него пища — падаль, требуха.

Волк прожил у меня два года. Однажды утром я заглянул к нему, в дальний угол сада, где он был на привязи. Но он не бросился ко мне, как обычно, поздороваться, а неподвижно лежал на боку. Волчик ночью был подло убит ломом.

Это отдельная история, описана она мной подробно в рассказе «Волчик, волченька» в январском номере «Нового мира» за 1969 год, это был один из моих первых рассказов, который я предложил тогда поэту Твардовскому. Позже рассказ был опубликован и в «Охотничьих просторах».

Моей любимой охотой была охота с гончей. Я познакомился с ней еще в Зауралье. Там было очень много зайца-беляка. В деревне, где мы жили, один охотник держал гончих. Но щенков от них он не отводил, избегая конкурентов.

За день охоты он обычно брал двух зайцев, прямо на месте их разделывал, чтобы не таскать тяжесть, а бутор скармливал собакам. В Хреновом беляков не было, но было много русаков. Там у меня появилась своя первая гончая — Затейка. У нее была сложная судьба.

Читайте материал "Неожиданный трофей: сова в капкане"

О том, чтобы достать в послевоенные годы породного гончака с «документами», не приходилось и мечтать. Охотники обзаводились щенками от тех родителей, которые показали себя в деле.

Затейка проработала у меня всего две осени и окончила свои дни трагически, в волчьих зубах. Причем не на гону, а у двора. Обо всех своих собаках я подробно написал в книге «Рядом, Пыж! Рассказы о собаках».

Я очень любил ходовые активные охоты — с гончими, лайками, легавыми. На засидках практически никогда не охотился.

Желаю редакционному коллективу «Российской Охотничьей газеты», всем авторам и читателям сохранять традиции нашей русской охоты и охотничьей литературы!

ОТ РЕДАКЦИИ

В апреле исполнилось 89 лет классику охотничьей литературы Вадиму Борисовичу Чернышеву.

Охотникам со стажем хорошо известно имя этого мастера охотничьего слова по его произведениям, опубликованным в журнале «Охота и охотничье хозяйство», в альманахе «Охотничьи просторы» 70–90-х годов.

Он — автор многих замечательных охотничьих книг: «Первое поле», «Охоты длинная тропа», «Река детства», «Рядом, Пыж! Рассказы о собаках», «Отпуск в Карелии», «Просто жизнь» и многих других.

В начале весны по приглашению Вадима Борисовича мне посчастливилось побывать у него дома. Изначально хотелось поговорить о проблемах современной охотничьей литературы, по той теме, которая была поднята осенью прошлого года на круглом столе в редакции газеты «Московский Комсомолец».

Но как-то так само собой получилось, что Вадим Борисович начал рассказывать о своем детстве и своих первых охотах. В них-то и была заложена основа его особого отношения к охоте и природе, что вылилось потом в литературное творчество писателя.

Сергей ФОКИН