Изображение Пуля «дум-дум»
Изображение Пуля «дум-дум»

Пуля «дум-дум»

Проснулся. Холодно. Знобит. Зря не поверил, что по ночам здесь температура опускается до нуля, и не воспользовался теплым спальным мешком. Быстренько юркнул в него. Согрелся. Где-то за брезентом палатки раздавался гнусный вой. Неужели гиена? Ах да! Я же в Африке!

Удивительно, до чего же маленькой стала наша планета! Афанасию Никитину, чтобы из Новгорода добраться всего лишь до Индии, потребовался год. Я же, вылетев из Москвы на Ил-86, оказался на другом конце земли под вечер того же дня и сразу попал с корабля на бал. Марк, наш партнер по совместному предприятию в ЮАР, встретив меня, тут же объявил: ночь в гостинице, а с утра выезжаем в Ботсвану на объекты. Вот это по-деловому!

Еще не рассвело — звонок Марка: машина у входа, позавтракаем в дороге… Когда пересекли границу с Ботсваной и удалились на приличное расстояние от Лимпопо, партнер вдруг объявил: он, мол, еще в прошлый мой приезд понял, что я настоящий охотник, как и он, и что мы с ним почти братья, «одной крови».

Догадываясь, что я не российский олигарх, не испанский король Карлос и, естественно, не имею ни бешеных бабок, ни коронных преференций, он вызвал меня из России в срочную командировку по неотложным якобы делам, имея в виду экзотическую охоту на слона. Возможности для этого есть: дела у СП на подъеме — наше оборудование очень подошло на добыче алмазов, — и в этом, сказал Марк, есть моя заслуга.

В знак признательности он, прямой потомок буров, первых белых поселенцев в Трансваале и, кстати, заядлых охотников, решил совместить приятное с полезным — потрафить моим охотничьим слабостям и пообщаться с пользой для дела. А поскольку к нашему оборудованию в «красную зону» разработки кимберлитовой трубки меня однозначно не пустят (мало ли что? вдруг сопру какой алмаз карат на 1000!), а обратный рейс только через неделю, у меня есть возможность поучаствовать в «королевской» охоте — хоть раз в жизни!

Надо признаться, от такой самодеятельности я откровенно струхнул, представив на миг, что со мной будет, если на службе узнают. Но куда деваться? Мы уже на полпути, и Марк не повернет обратно. И с другой стороны, в угодьях под Ковровом в наличии только утки да перепела с коростелями, а тут — слон! Прикинул так и эдак и успокоился. Если сам не расскажу, никто не узнает, а расскажу — никто не поверит: хвастает-де. Совсем успокоившись, я приник к окну.

За бортом внедорожника разворачивались и уплывали назад фантастические пейзажи. Калахари — это пустыня. Но здесь все растет, бегает, движется. Воды Окованго — реки, «никуда не текущей», — дают всему жизнь. Эта главная река Ботсваны теряется в пустыне, уходит как в песок, исчезает, образуя обширную дельту с крокодилами, бегемотами, пеликанами и фламинго в протоках, лагунах и болотах.

Дикий край первозданной природы, какой она была еще до прихода белых европейцев, бесчисленное множество диких эндемических животных. Заросли папируса и цветущих лотосов. Пейзажи с баобабами, зонтичными акациями, жирафами, зебрами, антилопами импала, львами и безобразно воющими гиенами. Красотища необыкновенная! И, конечно, слоны — их тысячи. Одного из них, согласно лицензии, мне предстоит взять...

Новенькая, с иголочки, цвета хаки, экипировка, какая приличествует белому колонизатору, сложена на кресле, стоящем в углу моего временного пристанища. Галифе, рубашка с коротким рукавом, гольфы, тяжелые современные берцы и пробковый шлем с ленточками — ну куда в Африке без него!

А еще карамультук — древний штуцер времен англо-бурской, что ли, войны — вон, тоже в углу стоит. Ружье уникальное, весит шесть с половиной кило. Отдача будь здоров, как у противотанкового ружья — на ногах без подготовки не устоишь. Вот бы такой в коллекцию Жени Баранова из Кузнечихи! Он любит собирать разные древние шомполки.

Изображение ОТ ХОБОТА ДО КОНЧИКА ХВОСТА.

Когда-то африканский слон был ценным промысловым животным. Помимо мяса и бивней, утилизировались все части туши — шкура, кости и даже кисточка на конце хвоста. Мясо слонов шло в пищу в свежем и вяленом виде. Особенным спросом пользовалась слоновая кость, изделия из которой известны с доисторических времен. Чаще всего слоновьи бивни шли на изготовление клавиш для пианино и на различные художественные поделки. В тех странах, где численность слонов возрастает, правительство вынуждено проводить селекционную выбраковку, так как территории не способны обеспечить нормальную жизнедеятельность популяции. Взрослый слон съедает в день минимум 450 килограммов зеленой массы. Природа национальных парков страдает от переизбытка этих животных, и уже отчетливо начинает проявляться изменение экологического баланса. Селекционные программы предусматривают выборочный отстрел слонов с последующей реализацией шкур (изготовление сувениров, чемоданов, сумок и т. д.) и мяса.
ОТ ХОБОТА ДО КОНЧИКА ХВОСТА. Когда-то африканский слон был ценным промысловым животным. Помимо мяса и бивней, утилизировались все части туши — шкура, кости и даже кисточка на конце хвоста. Мясо слонов шло в пищу в свежем и вяленом виде. Особенным спросом пользовалась слоновая кость, изделия из которой известны с доисторических времен. Чаще всего слоновьи бивни шли на изготовление клавиш для пианино и на различные художественные поделки. В тех странах, где численность слонов возрастает, правительство вынуждено проводить селекционную выбраковку, так как территории не способны обеспечить нормальную жизнедеятельность популяции. Взрослый слон съедает в день минимум 450 килограммов зеленой массы. Природа национальных парков страдает от переизбытка этих животных, и уже отчетливо начинает проявляться изменение экологического баланса. Селекционные программы предусматривают выборочный отстрел слонов с последующей реализацией шкур (изготовление сувениров, чемоданов, сумок и т. д.) и мяса.  

За два дня я наслушался разного: по статистике за год до шести охотников на слонов не возвращаются из саванны домой, погибают. Дело в том, что охотиться приходится в густых зарослях буша, подпуская слона метров на сорок, чтобы разглядеть убойные места. Но если поблизости окажется (спаси и сохрани!) самка с детенышем, которую ты не заметил, — всё, амба! Слониха не испугается даже грохота выстрелов. Тут уж призадумаешься: карамультук-то мой однозарядный, второй-то патрон и вставить не успеешь...

Как только местный охотник, который будет сопровождать меня, обнаружит следы мигрирующих гигантов, мы выйдем на охоту. С этой целью, пока я маюсь от жары и безделья, он объезжает угодья. В лагере хорошо, кормежка сносная, под европейскую. Пробую и местное блюдо — тонкие, подсоленные полоски мяса со специями, завяленные на солнце, гейм-билтон называются. Похоже, местные жуют их постоянно. Мой слон, которого я должен добыть, целиком отойдет местному племени — таковы условия.

Недаром его вождь все время рядом кружит и спрашивает, как дела. А вчера меня возили смотреть наскальные рисунки. Их тут видимо-невидимо, самая большая коллекция в мире, целая галерея под открытым небом. Правда, пацаны из деревни неподалеку добавляют к ним свои художества, на потеху туристам. Знамо дело — у нас на заборах тоже пишут, только верить нельзя…

Вернулся Смит — мой сопровождающий, из местных, профессиональный охотник на слонов. Сказал, что неподалеку мигрирует стадо голов 500, к вечеру пойдем брать своего. Ну наконец-то! А то я начал уже беспокоиться: время идет, самолет ждать не будет…

После полудня тронулись на лошадях за добычей: я, жилистый Смит — белый человек, высушенный, обожженный беспощадным африканским солнцем до состояния мумии, и помощник, с лоснящейся кожей цвета черного шоколада бушмен, который будет нести мой карамультук от лошади до стрелковой позиции. Маршрут пролегал через саванну вдоль одной из бесчисленных проток дельты Окованго.

В бинокль мне хорошо видно, как безмятежно пасутся полосатые зебры, щиплют листву с колючих акаций длинношеие жирафы, наслаждаются прохладой реки фыркающие, как лошади, гиппопотамы, а вот «в кадре» мелькает кто-то грациозный с рогами. Жара — настоящее пекло. Искупаться бы! Но мой пыл охлаждает Смит, указав на пару дремлющих на красноватой песчаной отмели крокодилов: «Если хочешь дожить до вечера — потерпи».

По дороге проводник рассказывает, что в этом году поспели плоды дерева марула, что происходит раз в три-четыре года. На жаре сок в них начинает бродить, и получается сосуд с вином. Для слонов наступает настоящее пиршество, и несколько дней, пока всё не съедят, они никуда не уходят. В общем, гуляют по-нашему.

До места остается километров пять. Нам надо приблизиться с подветренной стороны, за километр спешиться и дальше на своих двоих, через заросли буша, осторожно подойти поближе. Я выслушиваю последние наставления, как стоять, куда целиться, как стрелять и что делать в случае чего. Впрочем, все это я сразу забываю, увидев слонов. Экие махины!

Обливаясь потом, я прилаживаю карамультук на рогульку, как в старину мушкетеры короля Людовика прикрепляли свои аркебузы. Разглядываю необычную для себя дичь, выбираю жертву. Чувствую, давление у меня подскочило: в висках пульсирует, сердце колотится так громко, что кажется, его слышат слоны. Вот один как по команде разворачивается и идет, ускоряясь, прямо на меня. На вас когда-нибудь гора «наезжала»? На меня до той поры нет. Ощущение далеко не из приятных! Успокаивая себя, шепчу:

 — У меня заряжена знаменитая слонобойная пуля «дум-дум»... слонобойная «дум-дум»...

Пуля «дум-дум» моего карамультука весит 50 г, она с хитрыми надпилами, делающими ее разрывной. При попадании в любое место валит слона напрочь, ввергая в шок как минимум, на несколько минут. Только бы попасть! А слон прет на меня как танк — что ему моя огнебойная железная дубинка! Так, булавка! Я и не замечаю, как Смит с проводником куда-то внезапно исчезают.

Целюсь в грудь махине, но мушка ходит из стороны в сторону, и такая большая, что слона не видно. А он совсем рядом. Чего еще ждать? Руки от страха дрожат, но упрямства мне не занимать. Нервным движением дергаю курок.

Вспышка, грохот выстрела в «ту сторону». Сильнейшей отдачей выбито мое плечо. Карамультук разорвало, меня самого откинуло в сторону. Мимо! Волосы дыбом! Теперь уже все пьяное стадо несется на меня гурьбой. Солнце село, темно, но дикие-то слоны видят в темноте. Чтобы не быть раздавленным, растоптанным, размазанным, чтобы спастись, я в панике дергаюсь из стороны в сторону и внезапно срываюсь с крутого обрыва. Падаю и... приземляюсь на что-то мягкое, с гладкой шерстью. Оно шевелится и рычит. Кровожадный гепард? Лев? Кто?.. Вспыхивает свет лампы. Надо мной голова жены.

— Ты куда, Одиссей?
— Блин, да никуда! Здесь я!

Оказывается, дернувшись во сне, я свалился с кровати прямо на Атоса, моего русского охотничьего спаниеля, и сейчас он с восторгом облизывает меня, успокаивает. Надо же присниться такому! Нет, определенно нельзя на ночь переедать.

Что еще почитать