В окрестностях разъезда Казанцева появился тигр и был настолько нахален и дерзок, что среди бела дня заходил в фанзы китайцев-рабочих, но людей не трогал, ограничиваясь одними собаками, которых уносил на глазах у хозяев; наконец он зарезал двух лошадей на лесных концессиях, у самого разъезда напал на обоз китайцев-возчиков и задрал опять одну лошадь. Все это произвело такую панику среди китайцев, что они отказались выходить на работы. Наконец ко мне обратился доверенный концессии, прося принять меры против хищника. Командуя ротой, расположенной в районе этих лесных концессий, я должен был предпринять что-нибудь и, кстати, поохотиться на такого редкого великолепного зверя.
Взяв с собой одного унтер-офицера, отличного стрелка, мы с техником Ольденбургом отправились со станции Вейшахэ на разъезд Казанцева. Расстояние в 10 верст проехали быстро по лесной дороге; раза три вывернулись благодаря наступившей темноте, но это обстоятельство не нарушило хорошего расположения духа – смеялись много, вспоминая все перипетии ночных приключений и аварий с санями.
Разъезд Казанцева, расположенный на берегу р. Май-хэ, окружен со всех сторон горами и лесами. К северу, верст на двадцать, тянется довольно широкая падь, где разрабатывается лес для нужд железной дороги. В этой пади и поселился тигр, терроризируя всю округу.
Лошади, зарезанные хищником, свезены были на разъезд и лежали во дворе китайской фанзы, представляя собой уродливые тела с разорванными боками, окровавленные и истерзанные. У всех затылки и шеи были перекушены гигантскими челюстями зверя, который, бросаясь на спину, хватает зубами за шею, перекусывает шейные позвонки и умерщвляет животное. Лакомился он только задней ляжкой, остальное не трогал. Оригинальное зрелище представлял двор фанзы с трупами растерзанных лошадей и толпой китайцев; все это освещено было красноватым пламенем факелов; сверху смотрело темное звездное небо Маньчжурии.
Китайцы волновались, сильно жестикулировали, объясняя, как тигр бросается на лошадь, кричали и грозили кулаками невидимому врагу, браня его на своем странном тарабарском языке.
Потолковав со старшинкой (наблюдающий за работами), мы решили завтра идти на место с несколькими подводами.
В 5 часов утра вышли мы с разъезда по дороге к северу; за нами, шагах в пятидесяти, двигались подводы китайцев, около десяти. Условились идти молча, чтобы не спугнуть зверя. Собаки бежали впереди по дороге, иногда сворачивая в сторону за зайцем или козой. Перешли реку Май-хэ и углубились в лес.
С обеих сторон дороги стеной стояла дремучая, густая тайга, засыпанная снегом. На востоке едва брезжил рассвет: в темном небе мерцали еще искристые звезды. Тихо было в лесу, только наши шаги по скрипучему снегу и движение обоза гулко раздавались в морозном воздухе. Мохнатые китайские лошадки пофыркивали, мотали головами и осторожно ступали по накатанной лесной дороге. Китайцы были серьезны и сосредоточены и курили свои длинные, тонкие трубки. Таким образом прошли мы верст пять. Несколько раз китайцы останавливались, прислушиваясь к таежным звукам и всматриваясь в чащу, и, успокоившись, опять продолжали идти вперед, говоря: «Ляо-ху мею-ла!»
Наконец, когда совсем рассвело, подошли к тому месту, где тигром была задушена последняя лошадь. Китайцы остановились, лошади начали беспокоиться и храпеть. Собаки наши, поджав хвосты, возвратились назад, прижимаясь к нашим ногам. Хищник был близко. Китайцы волновались, указывали пальцами в чащу леса и кричали: «Капитан, ляо-ху ю, ляо-ху ю!» Надо было на что-нибудь решаться, и мы пошли вперед по дороге; собаки бежали за нами. Шагах в двухстах впереди того места, где была задавлена лошадь, нашли мы совершенно свежие следы большого тигра; шел он нам навстречу по дороге, рассчитывая, очевидно, опять сделать нападение на обоз, но почуял опасность и ушел в чащу леса. Прежде чем идти по следам зверя, мы осмотрели место, где произошла накануне катастрофа. Судя по следам, хищник услышал движение обоза, притаился за толстым стволом кедра у дороги и бросился одним прыжком сбоку на первую ближайшую лошадь, перекусил ей череп и шею, повалил на землю, вытащил из хомута и поволок в сторону, причем сила его такова, что он легко перетаскивал двадцатипятипудовую ношу через бурелом и валежник и делал с нею прыжки! Когда китайцы подняли крик и развели костры на дороге, тигр оставил лошадь и отошел от нее шагов на сто; китайцы, подумав, что зверь ушел совсем, взяли мертвую лошадь, взвалили на сани и с криками и шумом отвезли ее домой на разъезд. Тигр, не будучи, очевидно, голоден, позволил им забрать добычу и следил долго за ними вдоль дороги, затем ушел в чащу тайги.
Пока мы ходили и рассматривали место происшествия, китайцы совершали моления на дороге, где виднелись еще следы крови погибшей лошади, жгли курительные свечи, становились на колени и поджигали хлопушки, умилостивляя гневного, беспощадного царя тайги.
Яркое солнце бросало уже свои лучи в заросли дремучего леса; скрылись таинственные существа темной ночи, светло и радостно стало на душе.
Совершив моление, китайцы с обозом ушли обратно на разъезд. Мы остались втроем в лесу, намереваясь выследить хищника во что бы то ни стало.
Побродив по лесу часа четыре и потеряв след зверя, мы также вернулись на разъезд.
Вечером того же дня свезли мы одну ногу задавленной лошади в лес и положили ее на дороге, на место, где тигр сделал нападение. Сами решили сесть поблизости и ждать зверя. Поперек дороги мы поставили сани; шагах в пятидесяти лежала лошадиная нога. Мы засели и ждали появления хищника.
Наступила ночь. Вызвездило. Мороз крепчал, забирался под полушубок, хватал за щеки, за руки и за нос; терпеть не было возможности, к тому же в лесу наступила такая темнота, что не только мушки, но и ствола винтовки не было видно. Посидели часов до десяти и возвратились обратно на разъезд.
На следующее утро мы пошли туда с собаками. Нога лошади пропала; хищник взял ее часов в 5 утра и понес. Собаки дружно пошли с лаем по свежему следу тигра, но не отходили далеко от нас. Два раза мы сгоняли зверя с лежек и убедились, что ногу он уже сожрал, так как на первой лежке лежала обглоданная кость с копытом. Зверь уходил от нас медленно, иногда останавливался с целью поймать собаку, но, слыша приближение людей, опять шел по чаще и бурелому. Иногда он выходил снова на свои следы и делал петли, не удаляясь от дороги более версты.
Часам к 12 дня мы бросили преследование зверя, как бесполезное занятие, и решили вернуться назад, чтобы на следующий день опять начать охоту, изменив немного план ее.
Вернувшись на разъезд, мы взяли другую ногу той же лошади и свезли ее на то же место, сами же возвратились назад, чтобы основательно отдохнуть и подкрепиться пищей.
На другой день в 4 часа утра выехали мы по той же дороге и, не доезжая версты до места, оставив лошадей с собаками, пошли пешком. Светало. Нога лошади была взята; свежие следы тут же, на дороге, но хитрый зверь не сразу взял приваду: сначала обошел все кругом, удостоверился, что нет ничего подозрительного. Нога взята была зверем не более как за четверть часа до нашего прихода. Подождав еще с полчаса, когда совершенно рассвело, мы двинулись быстро по следам хищника, который, очевидно, направился на прежнюю лежку. Подвигались мы хотя и быстро, но соблюдая возможную тишину, чтобы не спугнуть зверя. На первой лежке земля была еще теплая – тигр только что ее оставил; это нас ободрило, и мы с новой энергией пошли вперед, то поднимаясь на небольшие увалы, заросшие густым подлеском, то спускаясь в распадки. Судя по следам, расстояние между нами и зверем сокращалось; чувствовалось его близкое присутствие, и мы удвоили осторожность, чтобы не попасть на засаду. Вокруг нас была густая, едва проходимая тайга. Солнце стояло высоко, часы показывали 11 часов дня. Несмотря на шестичасовое преследование, мы не чувствовали усталости: подъем энергии был велик.
Наконец мы увидели впереди, на склоне увала, небольшую полянку и посреди нее большой пень спиленного кедра; за пнем что-то желтело, не то дубовый куст, не то какой-то зверь. Выйдя на опушку поляны, мы остановились, всматриваясь в следы, идущие к пню, до которого было не более тридцати шагов.
Тихо было в тайге, только дятлы долбили кору деревьев и перекликались между собой.
Не успели мы обсудить свое положение, как из-за пня поднялась фигура громадного тигра. Заложив уши назад, раскрыв свою страшную пасть, он заревел и бросился к нам. Загремели выстрелы... Хищник, пораженный насмерть, поднялся на задних лапах и опрокинулся на бок, но справился и хотел снова подняться, но силы его оставили, и он сунулся головой в снег, вытянув тело и вздрагивая задними ногами. Хвост его еще работал, и подходить мы не решались; пустили еще две пули в голову, после чего хвост опустился и жизнь, очевидно, оставила могучее тело зверя.
Мы подошли, держа винтовки наготове. Перед нами, распростертый на снегу, лежал великолепный тигр-самец, яркой ржаво-бурой окраски. Большие золотистые глаза зверя были открыты, но в них уже не было дикости и свирепости – они как бы задавали вопрос: «Зачем?» С сожалением смотрели мы на этого чудного, великолепного царственного зверя, сраженного слабой рукой человека.
Подсчитав выпущенные пули, мы выяснили, что выстрелов было 10. Всего попало в зверя 8 пуль: одна в шею, три в грудь, две в живот, одна в заднюю ляжку и одна в голову. Сердце, печень и легкое были совершенно разорваны оболочками пуль.
Винтовки у нас были трехлинейные, военного образца, пули с надпиленными вершинами.
Осмотрев редкого зверя и налюбовавшись на него, мы уселись на его тело и справили языческую тризну павшему бойцу. Вынести тяжелого зверя из тайги было трудно; пробовали его поднять, но не смогли; пришлось унтер-офицеру Межакову идти на дорогу за нашими санями. Вскоре прибежали собаки, но к тигру не подходили, а только издали лаяли на него неистово: даже мертвый зверь внушал им ужас.
Подвести лошадей также было очень трудно: уже шагов за сто они храпели, со страхом озирались по сторонам и останавливались; кое-как подвели их и приступили к нагрузке. Поднять и взвалить его на сани нам не удалось, пришлось опрокинуть сани и перевернуть зверя туда, затем, вместе с ним, поставили сани на место.
Запах от тигра был сильный; говорят, что все большие кошки имеют такой запах; неудивительно, что собаки чуют их на далекое расстояние.
На разъезде Казанцева к нам сбежались все китайцы, кричали, поднимали большие пальцы кверху со словами: «хо! хо!» Получив разрешение осмотреть убитого зверя, они тормошили его, щупали везде; некоторые намеревались уже выщипывать длинные усы, но я не позволил и прогнал нахалов прочь. По поверью китайцев, кто имеет волос из усов тигра, тот неотразим для женщин и приобретает над ними неограниченную власть.
Перед отправлением на охоту, на ст. Вейшахэ китайцы говорили, что мы обязательно убьем тигра, так как зверь этот не местный, а пришел издалека за смертью.
Всю зиму жил он, по словам промышленников, на Царь-сопке и за неделю перед тем, как его убили, пришел оттуда.
На ст. Вейшахэ мы выпотрошили его и взвесили: оказалось 14 пудов. Длина тела от носа до конца хвоста 5 аршин; вышина в плечах 1 аршин 9 вершков; ширина лба между ушами 8 вершков; длина верхнего клыка 2 вершка; длина хвоста 1 1/2 аршин. Мех очень красивый, яркой окраски, ржаво-бурый с бархатистыми черными полосами. При снятии шкуры под кожей на задней ляжке нашли две старые сплющенные пули величиной с орех; должно быть, несколько лет тому назад зверь был ранен легко из настороженного ствола зверолова.
Жиру оказалось много, в особенности на брюхе, где слой его достигал вершка в толщину.
На ободранном туловище зверя видна была богатырская мускулатура; в особенности могучим развитием отличались жевательные мышцы, шея, грудь и передние лапы.
Когти на передних лапах до 1 1/2 вершков длины, красивого перламутрового отлива; на задних лапах когти сравнительно меньше и тупее.
Китайцы просили продать им тигра и давали за него 400 руб., но я не продал, так как хотел сохранить шкуру как трофей моих охот в далекой таинственной тайге Маньчжурии. За тушу его китайцы дали 125 руб. и в тот же день перепродали в Аже-хэ за 200 руб. Мясо, кости, сердце, печень, легкие и почки идут на приготовление различных лекарств в китайской медицине: так, например, по их словам, кто съест кусочек тигрового сердца, тот не будет никогда испытывать страха; печень помогает от лихорадки и малярии; почки от водянки и т.п.
Судя по окраске меха, тигр этот не местной породы, а корейской, где звери эти имеют большое сходство с бенгальскими, но гораздо крупнее и массивнее.
Действительно, тигр оказался выдающийся по величине, так как размеры, указываемые Брэмом, далеко уступают вышеприведенным. По метрической системе размеры его выразятся в следующем: длина 360 см, вышина в плечах 112 см и вес 224 кг.
По словам китайцев, вместе с этим тигром ходила тигрица, но без детенышей; следов ее мы не нашли, несмотря на тщательные поиски.
В туманной дали горизонта, сливаясь с голубым прозрачным небом, вырисовывался причудливый профиль Царь-сопки; опытные звероловы, старые лесные бродяги молились у алтарей своих таежных кумирен, умилостивляя злого духа, воплотившегося в тигра-великана, убитого белолицыми охотниками. Дряхлая суровая тайга замерла, как бы прислушиваясь и чутко внимая протяжным ударам молитвенного гонга. Боясь беспощадного гнева таинственного божества и мести великого духа Голубой сопки, притаились в своих логовищах обитатели дремучих лесов ее. Тихо в горах: не шелохнет кудрявыми ветвями могучий кедр, не прокричит дятел, не заклекает горный орел в вышине голубого неба. Яркое солнце льет свои живительные лучи на эти дивные горы и темные девственные леса. Величественная Царь-сопка дремлет под голубой мантией своих снегов и думает свою крепкую думу.
Продолжение следует
Публикация Натальи РУМЯНЦЕВОЙ