Далеко на север в тайгу, а также в глухую степь без человека американская норка массово не проникла (что, возможно, и стало причиной хоть какого-то сохранения, с одной стороны, европейской норки, а с другой — выхухоли). Но по водохранилищам и мелким речушкам средней и южной полосы, особенно вблизи городов, американская норка стала не только и не столько дополнительным видом пушного зверя, несвойственного нашей фауне, сколько бедствием для всех околоводных обитателей, а также грозой сельской живности, безоговорочно потеснив на этом почетном месте хоря и куницу.
Итак, заняв свою нишу, норка прекрасно адаптировалась к нашим условиям, ограничивая свой рост исключительно периодическими эпизоотиями, в связи с чем представляет прекрасный объект самоловной пушной охоты.
ПОЭЗИЯ КАПКАННОЙ ОХОТЫ
Капканная охота интересна не только особенными трофеями, которых редко добудешь ружьем, но и самим предвкушением удачи, будоражащим кровь перед подходом к очередному самолову. Здесь, безусловно, уместно вспомнить слова незабвенного Сергея Тимофеевича Аксакова, который так написал про это явление в своих «Рассказах и воспоминаниях охотника о разных охотах»:
«Кажется, что найти привлекательного в этой охоте? Но именно в том состоит тайна всех охот, что их нельзя объяснить и определить. То, что покажется неохотнику смешно, скучно и нелепо, горячит, тревожит и радостно волнует сердце охотника. Я сам с удивлением и вместе с удовольствием вспоминаю, как горячо некогда охотился за маленькими зверьками. Расставив десятка полтора разных поставушек по таким местам, где добыча казалась вероятною, воротясь поздно домой, усталый, измученный от ходьбы на лыжах, не вдруг заснешь, бывало, воображая, что, может быть, в эту минуту хорек, горностай или ласка попала в какую-нибудь поставушку, попала как-нибудь неловко и потому успеет вырваться в продолжение зимней, долгой ночи. Рано проснешься поутру, оденешься задолго до света и с тревожным нетерпением дожидаешься зари; наконец, пойдешь и к каждой поставушке подходишь с сильным биением сердца, издали стараясь рассмотреть, не уронена ли плашка, не запуталось ли что-нибудь в сильях, и когда в самом деле попалась добыча, то с какой, бывало, радостью и торжеством возвращаешься домой, снимаешь шкурку, распяливаешь и сушишь ее у печки и потом повесишь на стену у своей кровати, около которой в продолжение зимы набиралось и красовалось иногда десятка три разных шкурок».
Американская норка стала практически доминирующей по численности среди всех куньих России. Хоть она и потеряла сейчас свою пушную стоимость, впрочем, как и вся пушнина (пожалуй, кроме куницы и соболя, и то благодаря китайцам), тем не менее каждый уважающий себя охотник, по моему скромному мнению, обязан пошить своей благоверной теплый меховой жилетик из настоящей, невероятно теплой, не растянутой до барабанного звона и не расшитой по лоскуткам (как в шубах) шкурки с густым искрящимся мехом.
КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ
На заре своей капканной молодости я носился за норками по водохранилищам Южного Урала, где, как оказалось, их обитало предостаточно, но взять этого зверя оказалось делом непростым. Начитавшись Аксакова, а также насобирав втихаря у деда старых тарелочных капканов всех мастей, я стал пробовать ставить их по камышам вдоль водохранилища на приваду, выкладывая, как правило, рыбу (любая иная привада магнетически притягивала к себе стаи бродячих собак, которых в нулевых годах было немерено). Но норки умудрялись так утаскивать рыбу, что иногда я не мог понять, как это происходит, при этом капкан либо оказывался сработанным, либо вообще валялся где-то в стороне, пока все не увидел своими глазами.
Однажды в начале ноября, наловив по перволедью на деревенском пруду ведро ротанов, я попросил бабушку оставить мне головы, и приехал за ними только через неделю, забрал их и пошел ставить капканы. Головы пролежали в ведре в сенях при небольшом плюсе почти неделю, и я даже был уверен, что они дадут нужный аромат подтухлой рыбы, но не тут-то было. Придя на заветное место около небольшого канала насосной станции для полива дачных участков, густо заросшего тростником, я выбрал подходящее место, установил капкан, достал ротаньи головы и стал их нанизывать на крепкий тростник по принципу шашлыка. Каково же было мое удивление, когда головы начали беззвучно (и оттого жутко) открывать и закрывать рты и ворочать глазищами… Ну до чего же живучая эта скотина ротан! Ну точно не рыба! Однако нас таким манером не напугаешь.
Нанизав с десяток голов, я привязал их на высоте примерно колена, установил под ними капкан «единичку», полюбовался, на мой взгляд, идеальной установкой, вышел из тростника и успел сделать буквально пятнадцать шагов, как тут же застыл от неожиданности. Прямо передо мной, метрах в десяти, лежал на бетонном блоке и грелся на скудном ноябрьском солнце здоровенный котяра (здесь и далее котом или кошкой я называю самца или самку норки) и лениво косился на меня своим бусинным черным глазом.
Томно понаблюдав за мной с минуту, он тихо спустился с блока, прошел буквально в паре метров от меня по тростнику и направился прямиком к капкану. Не доходя метра, он воззрился, словно ястреб, на ротаньи головы и одним прыжком с размаху сорвал весь мой «шашлык», при этом приземлившись спиной прямо в капкан. Капкан сработал, я кинулся к нему, но кот крутанулся, вырвался из дуг и, нисколько не смущаясь, буквально в метре от меня схватил мой ротаний «шашлык» и тут же скрылся в камышах… Ну как тут не опустить руки?!
К зиме я бросил затею с приманкой и, бродя по уже замерзшим и заметенным снегом камышам, понял, как устроена зимняя жизнь норки.
ИЗ ЖИЗНИ НОРКИ
Вся прибрежная территория как бы поделена между норочьими кланами-городками. То есть в удобных местах есть как бы норочий «городок» по принципу лисьих или барсучьих, в них живет, скорее всего, семья норок, состоящая из нескольких особей, вероятно выводок с родителями (но не ручаюсь за правду), как правило, 3–6 голов. Примерно на расстоянии от полукилометра до километра расположен следующий «городок», и так далее. И все эти городки связаны между собой цепью троп вдоль береговой линии. Как только наступает ночь, норки активно начинают патрулирование своего участка насчет провианта, а также хождение друг к другу в гости.
Стоит только засидеться до сумерек, как обязательно где-то мелькнет по камышам черный, характерно передвигающийся силуэт. Не раз случалось ставить капкан недалеко от норы. Оглянешься, а за тобой следят из темноты две немигающие бусинки глаз: ну-ну, айда, родная, ждем тебя! При этом в морозы хищный зверек предпочитает отсиживаться в норах, и как только резко наступает потепление, вся тут же вываливает на поверхность.
От каждого «городка» протянуты, как правило, в разные стороны 3–4 основные тропы. И вот как раз на этих тропах, не особо приближаясь к самому «городку», я стал пробовать устанавливать тарелочные капканы. И успех не заставил себя долго ждать, буквально после первой же установки попался первый кот, но тут вскрылось несколько, скажем так, «побочных эффектов» от тарелочного капкана.
Особенностью уральских угодий, в отличие, скажем, от московского региона, является то, что промысел начинается с установлением крепких морозов и ледостава, с выпадением снега. Именно к этому времени (как правило, к середине ноября) норка окончательно выходит в качественный мех без синевы на мездре, поэтому никаких утапливающих установок поставить возможности нет.
Во-первых, норка практически всегда остается живой, даже в сильный мороз, удивительно морозостойкая зверюга, скорее всего благодаря значительным запасам жира. Намотав на себя весь возможный тростник, насколько позволял тросик капкана, норка получала на льду своего рода «гнездо», в котором и скрывалась, вытоптав при этом круг примерно в полтора метра.
Во-вторых, запах. Норка — зверь специфический и воняет непревзойденно, порой аж глаза слезятся в самом прямом смысле этого слова. Часто о том, что норка попалась в капкан, я понимал еще метров за сто до установки, уловив характерный мускусный норочий аромат. И вонь стояла по всей округе такая, что хоть топор вешай, и это полбеды, вторая половина — это то, что ее на себе потом тащить надо. Идешь по улице к дому и так благоухаешь, что все соседи оборачиваются и очень подозрительно и долго на тебя смотрят, а тушку потом еще и шкурить надо.
В-третьих, после поимки нескольких норок на одном участке камыша практически не остается, он весь уложен правильными кругами, и норки данную ароматную территорию уже стараются обходить стороной, до конца сезона забывая про этот участок.
В общем, дело, конечно, хоть как-то пошло, но проблем все равно много.
«ГУМАННЫЕ» КАПКАНЫ
И тут, наконец, до нас стали доходить охотничьи новинки в виде «гуманных» проходных капканов по типу КП-120. Вволюшку намучившись с тарелочными капканами, я с большой надеждой и интересом приобрел первые пять проходных капканов, как потом выяснилось, производства СУАЗ, а это в дальнейшем оказалось прямо очень критичным.
Итак, получив новые капканы, я стал их изучать. Первое, что привело меня в растерянность, — это насторожка, которая на ранних капканах была каким-то особо изощренным способом пыток: она либо полностью блокировала капкан, либо срабатывала в любой только ей ведомый момент времени, причем без малейшего внешнего воздействия. Сколько же проклятий и нервов осталось в камышах при установке этих капканов! Устанавливаешь, бывало, по полчаса капкан, поставишь, снимешь ограничители на пружинах, отойдешь метров на пятнадцать и вдруг слышишь за спиной тихое, мерзкое, противное — бряц! Выматеришься, успокоишься, выдохнешь и заново ставишь еще полчаса капкан…
Но надо отдать им должное: пружины в два полноценных витка давили норку так, что только дух вылетал, рубили практически пополам, в мороз буквально врастали в тело зверька, так что капкан часто приходилось тащить домой вместе с тушкой, так как освободить ее на морозе, не сломав пополам, шансов не было.
Еще через несколько лет уже Кировский завод наладил выпуск проходных капканов КП-120 со своей насторожкой кругового действия. Недолго думая, я заказал первую партию этих капканов. По ощущениям, пружины казались чуть слабее СУАЗовских, но насторожка…
Я ставил капканы и обливался слезами счастья: никаких тебе танцев с бубнами, никаких гаданий, схлопнется или нет, все четко и предсказуемо. Насторожка ставится одним движением и срабатывает плавно, словно спусковой крючок на ружье, и ловля с тех пор превратилась действительно в приятную охоту.
Нужно отдать должное СУАЗ, сейчас капканы выпускаются не только с плоской насторожкой, но и с насторожкой по американскому типу «канибер».
Теперь пара слов о самом промысле. Как только устанавливалась белая троп, и норки натаптывали четкие тропы, а не бегали где и как придется, я выходил на промысел, как правило, к концу ноября. Начинал ловлю, максимально удалившись от «городков», и постепенно смещался к ним. Проходной капкан КП-120 — идеальная машина для ловли норки в зимних морозных условиях. Не нарушая самой тропы, я ставил капкан на местах перепрыгивания через препятствия, фиксировал сбоку палочками, чтобы норка его не завалила, и привязывал через тросик к пучку тростника.
В большинстве случаев норку придавливало на месте, тут же припорашивало снегом, так что зверька даже не было видно, но встречались непонятные и неприятные исключения, которые я объясняю для себя не иначе как силой и выносливостью отдельно взятых особей. Как-то раз в капкан влетел здоровенный кот, долго там бился и, наконец, ушел с капканом на шее, что само по себе было немыслимо. Обнаружив пропажу вместе с добычей, я сначала сильно расстроился, но, посидев и успокоившись, решил попробовать протропить по следам волочения.
Сначала след шел по камышам, потом повел на берег реки к открытой воде и на тонкий лед… Вот видна затянувшаяся полынья, здесь, наверное, кот провалился под лед, выбрался и пошел дальше. А здесь, тоже на тоненьком стекле льда, след потерялся, и дальше открытая вода. Всмотрелся и увидел в паре метров от берега покрытый инеем бугорок, нашел палку, потыкал. Ага, он! Провалился второй раз под лед и уже не смог выбраться…
Аналогичный случай произошел потом у меня и с куницей, которая тоже ушла с капканом на шее, и нашел я ее по следам почти за 200 метров, где силы ее оставили. Но, повторяюсь, это исключения.
ИЗ ОХОТНИЧЬЕЙ ПРАКТИКИ
К середине зимы норочье население уже довольно прореживалось, и я переходил непосредственно на сами «городки», где долавливал «гостевых» норок, приходивших проведать родственников издалека (они оказывается общительные товарищи).
Устанавливал и проверял капканы я, как правило, в выходные дни, и была еще одна проверка среди недели после работы, уже потемну, так как зимние светлые ночи вообще не мешают таскаться по камышам, видно все хорошо. Как я уже упоминал, в морозы ниже пятнадцати градусов норка ходит очень мало, а вот при резком потеплении после первой же ночи обязательно нужно идти на проверку, так как весь зверек вываливает размяться и кормиться.
К Новому году лов в доступных по расстоянию угодьях уже прекращался, удавалось поймать 20–30 норок, чего на свои нужды хватало за глаза. При этом количество норки ни разу из года в год не уменьшалось. Наоборот, к весне все свободные территории вновь занимались соседними кланами.
Норку я сразу не обдирал, а складывал на балконе в своеобразные «поленницы», потом выбирал день, всех размораживал и спокойно снимал шкурки. Главное при мездрении — это аккуратно обрезать вокруг пахучей железы, не задев ее, а если заденешь, потом шкуришь, и слезы катятся…
До сих пор с теплом вспоминаю те дни, когда я зимними вечерами обдирал и мездрил добычу, а супруга рядом сидела и вслух читала какую-нибудь увлекательную книгу. Своего рода охотничья семейная идиллия, теплая картинка которой остается в душе охотника на долгие
годы.
В итоге за несколько лет промысла мы пошили всей семье и родственникам норковые шапки, которые тогда были в моде, а супруге — очень красивую длинную меховую жилетку, до сих пор она носит ее с удовольствием.
Сейчас, спустя годы, нет-нет да и пересмотришь фотографии, вспомнишь приключения на норочьей тропе, тихий морозный закат над камышами, тучи рябинников, прилетевших попить водички к живому роднику после обильной кормежки, и темный тонкий силуэт будущего трофея, скачущий по заснеженной пелене сухого камыша на той стороне замерзшей реки.