Так бы, может, и прошел мимо озера, да вывернулась, плеснула возле ситника щука; спасаясь от нее, и раз, и второй выскочила из воды плотвица.
Он остановился, подошел ближе, стал вглядываться в темную под солнцем воду...
«Посветил» шапкой, накрывая отблески на воде ее тенью, и увидел плотву с черенок ножа размером, которая плавно двинулась в темноту, за ней прошмыгнула вторая...
Кажется, стоял бы вечно, глядя на мирное снование рыбешек, да летний день год кормит.
И так ему захотелось половить рыбу, что он даже шаг ускорил и без того быстрый.
«А что?.. – задал он себе вопрос, подсчитывая копенки сена и сколько получится их, когда Аксинья сгребет остальные.
– Справится и одна... Последнее сено, – утешил он себя, – полежит в копенках завтра, а там к вечеру и свезу. Рыбой тоже хорошо подкормиться...»
Затревожился слегка, но поглядел на сизое от зноя небо, на подсохшие травы на пригорке, на еле видимых в вышине ласточек и успокоил себя окончательно.
Не предвидится дождя, ничто не показывает. Устоялась погодка, пекло настоящее...
Дома никого не было. Мальцы пасли сегодня деревенских коров. Хоть и жил на хуторе, корову гонял в общественное стадо. Аксинья с дочкой пошли к сену.
Он засунул серпы под крышу пуни и с крыши навеса стащил бродник.
«Пошла мода бродник топтухой называть, а его и дед бродником называл», – подумал он с неудовольствием.
Поставил большой треугольный сак на мягкую травку двора, потряс за длинную рукоятку, соединяющую нижнюю палку зева с его полукруглой высокой аркой и выступающую значительно выше над ней. Все палки шатались.
Обвисла сетка, обтягивающая три направляющие, соединенные далеко за зевом. Его ребята с весны не раз таскались с бродником – растрясли нехитрое изделие. Он сходил за обрывками пеньковых веревочек и стал связывать легкий каркас из нетолстых ореховых палок. Только дуга была из лозины. Понадобились и суровые нитки – связать кое-где появившиеся дырки в сетке...
«Вот бестолочь, простой палкой толкут...», – мысленно выругался он в адрес сыновей, когда обнаружил, что бовтки вообще нет. Ей бурлят воду, загоняют в сак рыбу. Ровненький еловый стволик он сушил под поветью для косы, но для такого дела не пожалел. Новое косовье когда еще понадобится...
На верх поленницы он недавно закинул остатки разломанного тележного колеса – они сохранились. От обломка обода отпилил длиной в четверть кусок, в котором была круглая дырка для спицы, и крепко насадил его на черенок. Потыкал в траву получившейся палкой с короткой поперечиной – понравилось.
На стене баньки висели их общие с сынами дырявые рыбацкие штаны и потрепанный армяк. Тут же болталась и торба для рыбы. Лапти он не надел: в жару ни к чему, только камешки попадают под ступню – наступать больно.
Читайте материал "Кого ловить на малой реке летом"
До речки идти, что усадьбу раз обойти. Пошел бы он на деревенское озеро: золотые караси там в лапоть, да Федор бухтеть будет. Не столько помещику ловит, сколько сам от рыбы живет – делиться не хочет.
«На речке когда и лучше ловится», – успокоил себя Афанас.
Он крякнул больше по привычке, пугаясь холодной воды, когда между кустиков сполз в речку. Хорошо она прогрелась к концу жаркого июльского дня. Да и глубина тут была по колено.
Издавна этот немалый участок реки вместе с широким заливным лугом бродом называли. В этот год его косили, а когда и пасли здесь коров и лошадей. Хороший клинок луга на сухом месте при выделении на хутор отрезали и ему – маловат только. Теперь там на сырой приречной земле сочно зеленела свежая отава.
Он вышел на середину речки, которую конь с телегой как раз перегородит, поставил бродник зевом по течению прямо на пригнутые водой лопухи-кубышки, которые здесь устилали всю воду. От края зева широким полукругом прошел, топая ногами. Далеко впереди себя, не делая брызг, бурлил воду бовткой. Закончил быстрый загон и задрал немного зев своего сака вверх.
Можно сказать, пробно опускал снасть в первый раз, поэтому обрадовался, когда увидел, как на жемчужной от водяных капель сетке трепещется плотвица. Невеличкая, но почин – опустил ее в полотняную латаную торбу на боку.
Коли так, то прошел дальше и опять поставил бродник...
Теперь на сетке шевелился небольшой рачок. Попробовал вытряхнуть его, да тот цеплялся за ячейки своими многими ножками – пришлось снимать и выкидывать рукой.
Так и пошло на недолгом, шагов на сто, мелководье: то плотва, то рачок. Этих он выкидывал, пока не попался рак – на удивление велик. Он, видно, как подгреб сильным хвостом, так и влетел в самый конец сака, куда и рукой не дотянешься. Заткнул собой узкий конус – ни туда ни сюда. Сначала Афанас осторожничал, чтобы не улетел он прямо в воду, потом тряс прямо над головой – никак. И только потом тот вдруг сполз по наклоненной сетке.
Выбрасывать такого было жалко, он сунул его в торбу, хотя не любил класть раков к рыбе: шевелятся – бок щекочут, рыбу мнут. После первого перестал выбрасывать остальных – будет мальцам радость.
Читайте материал "Любимая охота Федрыча"
Вот уж не ожидал, что на глубине по пояс дождется его щука. Не часто возьмешь ее в бродник: уходит заранее от бредущего по воде человека. А тут заснула, видно. Правда, место для нее подходящее: берег круто обрывается, травы много, омут рядом.
Поставил бродник и не успел бовткой ткнуть, как откинул ее в сторону: почувствовал сильный удар в сетку, отозвавшийся через палку в руку. Не его учить – мгновенно задрал он зев бродника, больше чувствуя тяжесть рыбы, чем видя ее, и кинулся на берег...
Сам удивился, что оказался на добрую сажень от воды. Теперь щука могла крутиться вволю. Чтобы не повредила сетку, он вытряхнул ее на траву.
Читайте материал "Монастырский тетеревиный ток"
«Фунта три будет», – удовлетворенно оценил он добычу. Щуки такого размера не раз чудом выскакивали через высоко задранный край бродника, рвали сетку, стоило на миг замешкаться. Эту он ошеломил сразу – опомнилась на суше, да поздно.
Привычным движением, крепко зажав правой рукой голову, он сломал щуке хребет. Теперь не вырвется, будет только пасть вяло открывать. Положил в торбу и снова полез в воду.
На этот раз ойкнул всерьез: сунулся как раз там, где в реку широкой полосой сочилась ледяная вода из родника. Тут, в тени крутобокой горы, покрытой сосновым лесом и подступавшей к речке, было прохладнее, и вода стала студеной от многих ключей.
Зато сразу и вознаграждение получил. На сетке змеей извивался толстый налим. Его он не понес на берег. Хоть и не сразу нащупал голову и впадины возле жабр, чтобы ухватить надежно, налим никуда не делся: слишком вялый, не чета щуке, недаром калекой называют. Маленькие, правда, ловко проскальзывают в ячейку сетки, но этому величина не позволила.
И налим порадовал Афанаса: не часто увидишь его летом. Вылез зачем-то из холодной норы, да и попался. Видно перегрелся – искал нору ближе к студеному ключику.
Читайте материал "По Русскому Северу. Мегерские озера"
Возле леса, где с одного берега самые дебри с лозняком и тростником, напугала его выдра. Тихо брел он тут по горло в воде, выбираясь на более удобное для ловли место, и чуть не вскрикнул, когда прямо перед ним высунулась из воды глазастая усатая морда, показавшаяся вблизи огромной – человеческой. А ей он, может, сородичем показался – какой-то миг таращила на него круглые глаза, ну прямо, будто человек дивился чуду...
Исчезла, как и появилась, мгновенно и бесшумно. А он удовлетворенно хмыкнул: есть где в начале зимы поставить капкан с расчетом на богатую добычу.
Когда вышел из тени бора, солнце уже сильно склонилось к земле. Он заторопился. На мелководье не задерживался ради мелочи. Только в нескольких знакомых ямках под берегом закинул свою снасть, помимо плотвы поймал несколько подъязков и окуней. Торба уже приятно оттягивала плечо, когда брел по мелководью к самому большому здесь омуту.
Тут его и окликнула дочка. Хотел уже спросить недовольно, чего сухую одежду не догадалась принести, но она опередила, сообщила, что мамка баню топит.
«Вот дура-баба, – мысленно отозвался Афанас, – в такую жару». И поймал себя на мысли, что приятно ему стало. Обычно Аксинья топила баню, когда он лез в студеную воду по осени. Тогда он долго отогревался на полке. Но и теперь хорошо будет попариться, помыться после барахтанья в воде и водяных травах.
Как раз проходил он там, где на другом берегу зеленой стенкой рос аир. Он надергал пук длинных листьев с розовым началом корневища, передал дочке.
Сразу за омутом широко в воду опускался куст лозняка. Глубина была по грудь – в самый раз для его снасти. Он осторожно подошел к малозаметной выемке в кусте, тихо-тихо опустил в воду бродник. Даже бурлил водой и бовткой аккуратно, прислушиваясь, но стука в сетку так и не дождался. Стал поднимать медленно и... вскрикнул. Тяжело шевельнулся на сетке, блеснул золотистым боком язь...
Читайте материал "Тверской Конец: загадочное место для лосиной охоты"
Вынимал он его тоже на берегу, хотя теперь не вылетел туда пулей. Язь – рыба сильная и проворная, но свечку не сделает, из глубокого сака не выпрыгнет. Да здесь из-за куста на берег сразу не выберешься – обходить приходится.
Втайне он надеялся поймать здесь язя, но на такого – фунта на четыре – не рассчитывал. Дальше идти не было смысла.
Из бродника вытряс остатки травы и листьев кубышки, несколько раз окунул его с крутого берега в омут. Тут сразу начиналась глубина – с ручками, как говорили его мальцы. Они опускались в воду, вытянув вверх руки и хлопая ладонями, но до дна ногами не доставали.
Читайте материал "Путешествие по руслу реки"
Разделся и прополоскал штаны и армяк. Поглядел на тихую ласковую воду и не выдержал, прыгнул с травянистого крепкого берега в вир головой – вспомнил молодость. Только прыгал не головой вниз, а ногами, как самые малые, да теперь вот и старый...
Домой шел в одних подштанниках и все сокрушался, что мальцы заняты – не могут помочь нести потяжелевшую от воды одежду и рыбу.
В баню пошел, не дождавшись сыновей. Они подошли позднее: только с заходом солнца пригнали скотину. В крошечном предбаннике по-речному мягко пахло аиром, постеленном на полу, и накопившимся дымком топившейся по-черному печки. Долго не засиживался, попарившись, вылил на себя ведро холодной воды, потом потерся намыленным ворохом липового мочала, окатился водой и был готов.
Казалось, в реке еще смыл все с кожи, а выйдя на теплый и неподвижный воздух, почувствовал себя так вольно, будто пудовую тяжесть с плеч скинул.
Пока он мылся, Аксинья справилась по хозяйству, пожарила рыбу и корову успела подоить. Он прошелся по двору, закрывая всякие дверцы и воротца, а она быстро помылась в бане и позвала ужинать.
Собрались всей семьей за столом под поветью. Аксинья, зная, что муженек обязательно скажет слова Суворова про святое правило: «после бани хоть подштанники продай, но выпей», – налила ему стакан водки – не казенной из монопольки, а собственной, которая водилась в хозяйстве.
Сыновья не достигли еще возраста для такой чести.
Читайте материал "На озере воспоминаний и грез"
Он медленно, задержав дыхание, выпил, закусил, обмакнув в соль недозревшую луковицу, и стал хлебать холодник из молодой свеклы, хорошо приправленный зеленым луком.
А потом в уже наступивших сумерках все долго ели жаренную на конопляном масле рыбу, выбирая руками и выплевывая острые косточки. Дети с треском ломали раков и высасывали из клешней сладкие розовые комочки. И он съел парочку красных раков, думая умиротворенно, что не все же работой давиться.
«Паши да коси, паши да коси, надо когда и на рыбу сходить... И пожарить хватило, и мелкоту Аксинья посушит в печке, а язя и щуку в волость занесет – будет копейка».