Что, казалось бы, делать в эту пору грибнику? Но уж больно соскучился я по супцу-жаренке из свежесобранных трубчатых грибочков и, несмотря на все препятствия погоды, отправился в лес.
Есть у меня свои «заморочки» для нехоженой до селе местности. Перво-наперво отыскиваю набитую кабанами тропу, она и приведет к местам водопоя и принятию ими грязевых ванн. А уж там поблизости, на сырой почве в окружении лиственного мелколесья, каким-никаким, но съедобным грибком разжиться можно.
Километры исходил по лесу, встречал под одиночными дубами взрытвины от кабанов, искавших не проросшие еще с послезимья желуди, а в редких осинниках сплошные пахоты — там дикие свиньи добывали для пропитания луковицы пролески.
Наконец и везенье — набрел все же на искомую тропу. Пошел по ней и через час добрался до небольшого болотца, поросшего по периметру осинником, а чуть повыше — моложавыми липами. Посередке начавшего подсыхать от летнего зноя водоемчика нежилась в грязи кабаниха с четырьмя подсвинками, но, почуяв меня, не видя еще, семейка враз «растворилась» в прибрежных зарослях тростника.
Методично начинаю обследовать окрестности. Вот и первые пленники попали в лукошко: грибы-моховики, пусть и третьей категории пищевой ценности, по кулинарному канону, но после надлежащей готовки от любых блюд из них, как говаривают в народе, и «за уши не оттянешь».
Выше поднимаюсь от низины, гриб, питаемый переувлажненной почвой, попадается чаще и чаще. И складывать-то его некуда, но азарт преобладает — завязываю узлом майку и в образовавшийся мешочек продолжаю сбирать лесные дары. Но вот от нежданно приключившегося испуга чуть и не потерял все собранное.
Подошел к одиноко растущей на взгорке липе, ветки ее нижние как бы шатер вокруг ствола образовали, а по краю-периметру склоненной листвы произрастали во множестве вожделенные моховички. Плюхаюсь на колени и методично срезаю их, отправляя в новоприобретенную сумку-авоську. Вдруг всколыхнулись ветви, враз поднявшись к пристволью, будто взрывной волной их приподняло, и из-под их полога выскочил здоровущий кабан-секач. Увидев человека, оторопел, но от неожиданности испугался пуще меня. Так и расстались: зверюга пустился в бега, а я, унимая внутреннюю дрожь, стал собирать рассыпанные от страха собранные грибочки.
Вот так вневзначай потревожил кабанью дневную лежку, а эмоций и рассказов о том происшествии хватило не на одну неделю.