Вот и конец тебе,
Белая зимняя хмарь!
Лупит капелью с сосулек
Веселый лучистый февраль.
Кончится мертвенно бледный
Холодный озноб,
Будет апрель, заливающий поймы
Далеких лугов.
Сердце защемит знакомая песня скворца,
Банку наполнит березовый сок у крыльца,
Душу сожмет глухариная дробь в сосняке –
Хочется жить, хочется петь о весне.
Стихи автора
Никогда не забыть момента, когда выходишь глубокой апрельской ночью по полевой дороге на глухариный ток. В легкий мороз весенний ветерок бодрит и наполняет ночь неизменной свежестью, которая и бывает в природе только в это время. Невидимый в темноте чибис, провожающий тебя тревожными криками, наконец, отстает.
Скоро старая дорога войдет в лес и превратится в тропу. Тогда свет фонарика начнет выхватывать из темноты мохнатые лапы елей, причудливые очертания упавших деревьев, обдающие холодом остатки нерастаявшего снега на краю длинной, зарастающей делянки. Вскоре тропа, миновав низину, вернется на лесовозную дорогу в сосняке.
Бодрящий запах подмороженной хвои выгонит остатки сна. Как-то незаметно позади останется километра четыре. Впереди заболоченный ручей, а за ним вправо и вперед пойдет большой массив сосновых грив, перемежаемых небольшими блюдцами мшарин, оканчивающийся огромными моховыми болотами. Это и есть глухариный ток, открытый несколько лет назад.
Впереди тишина и загадочная неизвестность предутреннего ожидания, когда час-другой сидишь на валежине, прижавшись спиной к смолистой сосне и закрыв глаза. Вспоминается что-то приятное, а дурные мысли и тревоги куда-то уходят. Предрассветный холодок заставляет ежиться. Но вот на востоке чуть просветлело, мгла еле заметно начинает расступаться. Где-то на моховых болотах трубят журавли. Из темноты бора выделяются ближайшие стволы.
Пора вставать.
Первые осторожные шаги по моховому ковру в обход валежника. Слух напряжен до предела. Вдруг впереди раздается щелчок. Замираем, вслушиваемся и всматриваемся в кроны сосен, еле различимые на фоне темного еще неба. Щелчки повторяются, а где-то дальше и правее явственно уже слышно точение первого глухаря. Все, началось…
Мне посчастливилось взять на токах более двадцати глухарей, и могу с уверенностью сказать, что больше всего запомнились те охоты, которые были наиболее трудны. Чтобы в полной мере ощутить прелесть глухариного тока, путь к нему нужно пройти, а не проехать.
Добраться к току на уазике на триста метров, поболтать с егерем полчаса, греясь в машине, и на рассвете сходить бахнуть токующего глухаря – это, наверное, тоже охота, но охота не моя, и описывать ее я не стану. Не стану также и поучать, что правильно, а что нет на этой охоте. Хочу поделиться с собратьями своими впечатлениями от встреч с весенним таинством, тихой предутренней ворожбой красивых и гордых исполинов наших северных лесов.
Ранее считалось, что настоящая и полноценная охота на глухарином току должна обязательно начинаться с вечернего подслуха. Этому посвящены многие страницы охотничьей литературы прошлого и позапрошлого веков. Многие старые егеря еще до относительно недавнего времени считали подслух необходимой составной частью охоты на токах.
Это объяснимо. Иной был в те времена жизненный уклад, иной темп, иная механизация. Все более утверждающийся в России лозунг «Время – деньги» меняет жизнь людей не только в работе и быту, но и касается всех других жизненных сфер. Перемены эти, к сожалению, не обошли стороной и охоту, все более переводя ее из состояния душевного праздника и отдыха на родных просторах в дорогостоящее, зарегулированное пребывание в угодьях какого-нибудь «князька».
Но, собственно, я немного отвлекся и возвращаюсь к вечерней проверке собирающихся на утренний концерт солистов. Вечерний подслух позволяет примерно посчитать количество петухов на току (если, конечно, он небольшой) и по шумным посадкам определить места их утреннего токования. Но все это имеет скорее символическое, чем практическое значение.
И количество петухов, и излюбленные места токования обычно и так хорошо известны опытному охотнику или егерю. Думаю, именно отсутствие электрических фонарей вынуждало охотников позапрошлого и первой половины прошлого веков заходить на тока с вечера.
Само наличие глухарей на току еще не гарантирует их утреннего токования. К утру может, например, поменяться погода. Пойдет холодный дождь, или задует сильный восточный ветер, и слушать, скорее всего, придется не тихое перешептывание мошников во мраке предрассветной утренней тишины, а скрип мачтовых сосен или шелест дождя среди серой пелены.
На ток могут заявиться лоси или даже медведь, что также способно нарушить или задержать начало токования. Однажды в изумительно тихую и идеально подходящую для токования погоду мы, пораженные, ходили с егерем по большому току. В период самого азартного токования не пел ни один глухарь. При этом молчуны то и дело срывались с сосен над нашими головами.
Глухари не тетерева – у них нет такого понятия, как ярко выраженный токовик, то есть старый петух, открывающий занавес очередного утреннего спектакля. Что именно не позволило глухарям растоковаться на площади в пару километров, так и осталось загадкой.
В моей практике было несколько подслухов, но связаны они были отнюдь не с желанием убедиться в наличии глухарей, а с невозможностью добраться до токов среди ночи. Буреломы, разлитые ручьи и переполненные вешней водой болота вынудили с трудом заходить на тока днем, предшествующим охоте. В таких случаях трудно удержаться от соблазна тихонько пробраться на край токовища, понаблюдать и послушать подлет глухарей.
Бывает, некоторые мошники начинают токовать, провожая вечернюю зарю. Тут велико бывает желание подойти к глухарю под песню еще с вечера. Местные охотники нередко так и делают, стреляя на больших токах первого петуха на вечерней, а не утренней заре.
Поступать так горожанам я не советую. Вечернее токование непродолжительно, темнота наступает быстро. Увидеть петуха в таких условиях непросто. Но даже различив его силуэт на фоне чернеющей хвои и потухающего заката, вы при выстреле можете промахнуться или того хуже – сделать подранка. И таким образом утренняя охота на небольшом току может быть испорчена. К тому же подслух совпадает по времени с тягой вальдшнепа, без которой я лично, наверное, как и многие, весенней охоты не мыслю.
Как правило, в сторону токов ведут старые лесные дороги или тропы. Хотя обычная удаленность токов от жилья 5–8 километров, маршрут этот вполне преодолим с фонариком за пару-тройку часов. В рюкзак желательно не забыть положить несколько пар запасных шерстяных носков, ибо залить сапоги при ночном форсировании какого-либо ручья или при самом подходе к глухарю – дело обычное.
Позади поход к току и ожидание, а где-то перед нами в темном еще сосняке на краю слуха точит уже первый глухарь. Торопиться особенно не стоит. Два, три шага под песню позволяют без лишнего шума и горячки подобраться к мошнику, обходя болотины и валежник. В темноте подходить можно и напрямик, не таясь.
Если же уже основательно рассвело, желательно подобраться к токующему петуху сзади. Обычно до восхода солнца глухарь токует «грудью на ветер», а с рассветом поворачивается на восток. Если же кругом на слуху токуют другие петухи, выбранный для подхода певун скорее всего будет вертеться в разных направлениях.
Такого глухаря заметить бывает легче, но и при подходе к нему желательно прикрываться кронами деревьев. Бывает, в азарте проскочишь токующего мошника, и его песня начинает слышаться то впереди, то сзади. Тут впору и запаниковать. Это означает. что певец где-то над вами. Если хорошенько прислушаться, скорее всего послышится легкий треск натопорщенных перьев во время точения – верный признак, что птица над вами.
Осматриваем кроны ближайших деревьев. Вот он, щелкает в утреннем полумраке, задрав голову и подрагивая ею в такт точения. Легкий озноб волнения пробегает по телу. Заветный лесной исполин небольшим продолговатым темным пятном выделяется на фоне постепенно сереющего неба. Сидит на толстой сухой ветке почти у самой вершины и вовсе не выглядит пернатым царем северных лесов.
Мушки не видно на фоне темного еще неба. Под песню выбираем позицию, удобную для выстрела. Нужно отдышаться, постараться унять волнение и немного подождать. Глухарь поет четко без перебоев, песню за песней. Чуть просветлело. Тянуть особенно нечего. Бывало, с частым бяканьем пролетит копалуха и «снимет» уже фактически вашего глухаря с ветки.
Секунда, легкий шум слета и – тишина, словно и не было ничего. Стоишь ошарашенный, не веря в произошедшее. Или по какой-то только одному ему известной причине вдруг петух прекращает песню и, посидев немного, стремительно планирует на «пол», где вскоре в некотором отдалении снова, волна за волной, послышатся его щелчки и точение. Подобраться к нему теперь гораздо сложнее.
Светает. Он постоянно подпрыгивает, перебегает и перелетает, при этом видимо становясь намного осмотрительнее.
Стрелять желательно сразу же, как только мушка еле заметно обозначится на фоне неба. Выстрел под песню обычно вершит дело и ставит логическую точку в прекрасной охоте. Глухарь, ломая ветки, с глухим ударом падает под сосну. Вот он, венец стольких волнений, трудностей и надежд, слегка подрагивая крыльями, тяжело оттягивает вытянутую руку. Впору присесть на валежину, перекурить, глядя на большую древнюю птицу, лежащую рядом.
Какие мысли приходят охотнику в этот момент? Кто-то в душе извинится, что прервал жизнь такого красавца в самое счастливое для него время, кто-то улыбнется своей удаче и представит, как гордо достанет достойный трофей из рюкзака, продемонстрирует домочадцам и как маленькие сын или дочь, а может, внук или внучка будут изумленно гладить руками упругое воронено-изумрудное перо…
Разные мысли посещали меня в такие моменты в разное время. Довольно давно не был я на глухарином току, не слышал тихого шепота в сонной лесной глухомани. Непомерно дорогой либо очень далекой стала эта охота.
Пожалуй теперь, любуясь своим трофеем, я думал бы о том, что ждет впереди наших потомков. Будет ли у молодого парня не из так называемой элиты возможность, как когда-то у меня, счастливо поднять своего глухаря и услышать от старого бескорыстного егеря слова: «Молодец, парень!»?
Или впереди у нас нечеловеческое, насквозь прогнившее чиновничье государство с коррумпированной властью, приватизированные реки и озера, частные наделы и уделы в родных сердцу местах со шлагбаумами на дорогах и черноформенной охраной по периметру? Нет, не за это отдавали свои молодые жизни наши деды и прадеды в Великую Отечественную… Идя таким путем, убогий российский капитализм долго не проживет.
Чередовались эпохи, сменялись поколения, гремели кровопролитные войны, рушились империи, истлевали в прах величайшие тираны, а ровесники мамонтов глухари, независимо ни от чего, в середине весны неизменно собираются в глубине наших северных лесов на свои турниры. Хочется верить, что и впредь через десятки и сотни лет русский мужик-охотник, опьяненный весной, ширью и простором, обуреваемый первобытной страстью, будет скрадывать токующего глухаря, чувствуя себя хозяином на своей земле.
На фотографии я начала 90-х прошлого века мне двадцать лет. За этими глухарями ходил километров за пятнадцать. В те уже довольно далекие годы знал пару токов, где ежегодно токовало по 20–30 глухарей. К сожалению, таких токов там уже давно нет. И причина вовсе не в охотниках. Варварская рубка леса свела на нет былую прелесть и красоту тех мест. На пустошах огромных вырубок начинают расти новые леса. Конечно, это будут уже не парковые сосняки…
А глухари никуда не делись, в чем я недавно убедился. Живут-поживают и, видимо, нашли себе новые токовища. Так что не будем отчаиваться и еще поохотимся!