Статья с таким заголовком уже печаталась в газете «Камчатское время» в 2004 году.
Тогда ее появление было обусловлено желанием разъяснить одному местному биологу, что такое криптозоология.
К тому же все изложенное в ней могло быть интересным не только ему и его коллегам.
Сегодняшняя публикация объемнее, так как задумана для решения более сложного вопроса, чем расширение кругозора биолога областного уровня.
Но об этом, о главном, потом.
В 1982 году сторонниками более конструктивного ведения зоологических исследований было создано международное общество криптозоологии. Основное положение криптозоологии: неизвестное животное – это животное, хорошо известное десяткам, сотням людей, иногда целым народам, а неизвестно оно только... ученым.
Второе положение: начинать с «презумпции правды». Почему, если кто-то рассказывает о чем-то тебе не известном, надо, прежде всего, объявить его чудаком, лгуном, а то и вовсе ненормальным?
Криптозоология создалась именно для того, чтобы привлечь специалистов к активному поиску животных, существование которых формально не зарегистрировано, но предполагается на основании совокупности разнообразных данных и которые могут исчезнуть до того, как будут официально признаны.
Это наука о скрытых, «спрятанных» животных («криптос» – скрытый, тайный). Она начала складываться несколько десятилетий назад, после появления двухтомного труда доктора зоологии Б. Эйвельманса.
На основании огромной документации автор доказывает – фаунистические знания далеко не исчерпаны. Ученым стали известны только виды, которые, так сказать, лежат на поверхности. Основное препятствие к новым, более сложным, а потому и более интересным открытиям – косность ученого мира.
Эйвельманс утверждал: «Секрет неизвестных животных – за тройной оградой недоверия, умственной лени и научного высокомерия». Трудно с этим не согласиться. За немногие годы существования криптозоологии ее методами открыты десятки новых видов животных. И какого-то особого секрета в этом нет. Все и всегда держалось только на энтузиастах.
У них больше трудностей, но больше удовлетворения от работы, а это значит – больше шансов на успех. Ярким подтверждением тому может служить доказанное таким способом в 1987 году существование в Мексике «онзы», считавшейся давно вымершей кошки, внешне похожей на пуму.
В конце прошлого века криптозоологи нашей страны занимались исключительно «йети» – снежным человеком, по этой причине долгой переписки у меня с ними не получилось – криптозоология не должна иметь ничего общего с мистикой.
Поиском неизвестных животных, точнее, неизвестного науке медведя, я увлекся в 1979 году. Но зарождением всей этой эпопеи можно считать 1977 год, когда впервые довелось узнать о существовании в Корякском нагорье и на сопредельных территориях необычного медведя – иркуйема (ударение на «у»).
В том году в газете «Камчатская правда» был опубликован рассказ гидрогеолога Игоря Куренкова. Во время одной из экспедиций по северу Камчатки поведал ему об этом медведе при встрече на реке Вывенке местный охотник, абориген К.В. Килпалин (Килпалин большую часть жизни провел в пойменном лесу реки Вывенки, видел сотни медведей, иркуйема – дважды).
Серьезным толчком целенаправленному сбору мной информации о странном медведе послужил случайный разговор со старым коряком из села Хаилино И. Елелькивом.
Он был уже преклонного возраста, но память у него была прекрасной. Елелькив хорошо помнил моего отца, когда тот в сороковых годах заведовал в Хаилино факторией (я тогда еще не родился). С воспоминаний о прошлом разговор перешел на охотничью тему. Счет добытым мной медведям тогда только начинался.
Услышав о желании молодого амбициозного охотника «взять» самого большого косолапого, старик благоразумно предостерег: «Только медведя с короткими задними ногами не стреляй – это иркуйем. Если убьешь его, можешь забыть о покое – духи начнут преследовать тебя и будут преследовать, пока не погубят».
Я засомневался, стал предполагать, что это, мол, обычный бурый медведь-кайнын максимальных размеров и предельного возраста и не более того (кайнын – по-корякски медведь). На что он ответил, слегка обидевшись на мою непонятливость: «Старого кайнына можешь стрелять. А на иркуйема при встрече и смотреть-то долго нельзя. Надо сразу же уходить обратным следом».
Присутствовавший при разговоре другой пожилой абориген, Н. Яплепин, добавил, что даже встреча с этим медведем не сулит ничего хорошего. Если повторно прийти на то место и опять повстречаться с ним – жди беды...
И понесли меня ноги в самые отдаленные места и на более длительные сроки. Десять лет кряду ежегодные отпуска проводил в самых дальних медвежьих углах. В те годы ни один абориген, прибывший в Тиличики, не оставался не опрошенным мной о загадочном медведе.
Со временем почти во всех населенных пунктах Олюторского района и в некоторых селах других районов КАО у меня появились помощники. Они ненавязчиво интересовались случаями добычи медведей местными жителями и особенно оленеводами – среди трофеев мог оказаться «он».
К 1986 году я уже знал полтора десятка очевидцев, двоим из которых довелось добыть иркуйема. Одно сообщение было получено от геологов: какого-то «медведя-урода» с короткими задними ногами они добыли в 1968 году на реке Лататыргинваям.
Но пока не было серьезного вещественного доказательства существования этого медведя, у меня не было желания широко об этом распространяться. Только после приобретения первой шкуры иркуйема с моей подачи появились сообщения о нем (в газетах «Корякский коммунист», «Камчатский комсомолец», «Правда»; в журналах «Вокруг света» и «Охота» – 1986–1987 годы).
В 1988 году студия документальных фильмов «Киевнаучфильм» сняла фильм о животном мире Камчатки – «Куда ушел иркуйем?», стержнем которого была избрана тема неизвестного науке медведя.
Первая приобретенная мной шкура принадлежала иркуйему, добытому оленеводом совхоза «Корфский» И. Игильгиным в верховье реки Вывенки ранней осенью 1985 года. Другого необычного медведя, шкура которого также впоследствии оказалась у меня, добыли пастухи того же оленеводческого совхоза С. Вотгигин и А. Лелькив в ноябре 1987 года на реке Илирваям (стреляли по лежащему в снегу зверю, не разобравшись).
В конце лета 1989 года один из моих помощников А. Талавла доставил мне череп медведя (предположительно иркуйема), добытого жителем села Хаилино Н. Кечгичавиным на реке Ветроваям.
Сегодняшняя публикация – это еще одна попытка приоткрыть завесу тайны над загадочным медведем. То, что он существует, я почти не сомневаюсь. Говорю «почти» потому, что сомнение всегда должно присутствовать, иначе любое дело можно довести до абсурда.
Один из аргументов моей убежденности (далеко не основной): не может один из северных народов, считающий, что он произошел от медведя, раздвоить своего прародителя. Потому и называют местные аборигены обычного медведя – кайнын, а необычного – иркуйем (в переводе – волочащий по земле зад). В Тигильском районе он известен как кайнын-кутх – «медведь-бог».
Основные отличительные признаки иркуйема: укороченные задние ноги, отвислый живот, отчетливо выделяющиеся жировые ягодицы, массивный в задней части туловища, бегает плохо, в максимальном возрасте может достигать одной тонны.
Если животное не систематизировано (не препарировано!), то его как бы и нет. И все же позволю себе немного поразмышлять, изложить нестандартный взгляд на факты и дать предположительный ответ на непростой вопрос: кем является иркуйем?
Если в Корякском нагорье и на прилегающих территориях иногда встречаются необычные медведи – кто это? А не происходит ли сейчас в самом дальнем северо-восточном углу Сибири формирование нового вида медведя-вегетарианца?
Дело в том, что у медведей «это» уже было и уже есть: в семействе существовали формы, почти полностью растительноядные. В этой связи надо вспомнить статью профессора Н.К. Верещагина в «Зоологическом журнале» (№6 за 1973 год).
В ней Николай Кузьмич аргументированно утверждает, что пещерный медведь не был активным хищником и опасным врагом первобытного человека, что доказывается конструкцией черепа и зубов.
Он пишет: «Большой пещерный медведь был очень крупный зверь, весом до 800–1000 кг, ...коренные были огромными, тупобугорчатыми, явно растениеядной функции, с большой трущей поверхностью».
Далее, отметив, что хоаны – дыхательные отверстия медведя были достаточно узкими, ученый пишет: «...это означало медлительность движений, неуклюжесть, потерю хищничества, приобретение «пасторальности» (пастбищного типа питания – Р.С.).
Большая берцовая кость этого медведя была на 10% относительно короче, чем у бурого, при индексе прыжка – отношение голени к длине бедра – 64% против 74% у бурого. А это значит, что бегал он тише первобытного человека и последний мог бить его дубиной по черепу, как домашнюю корову». (Насчет коровы, может, и слишком, но все остальное вам никого не напоминает?)
Мысль о новом видообразующем медведе была подсказана уже упоминавшимся выше поверием, услышанным мною от старца Елелькива. Легенды, поверия, обычаи и предания у северных народов на пустом месте и без конкретного предназначения никогда не появлялись – это основные параграфы традиционного образа жизни народов севера, только их строгое соблюдение позволяет здесь выживать.
Потому и возник вопрос, на который пока нет точного ответа. С какой целью аборигены выдали этому медведю «охранную грамоту» и упорно подтверждают ее в поколениях?
Вполне возможно, что жившие в гармонии с природой северяне изначально все поняли и терпеливо выжидали, когда новая форма малоподвижного медведя-вегетарианца достигнет устойчивости, и если не они, то будущие поколения смогут «бить его дубиной по черепу».
Можно предположить, что иркуйем – уклонившаяся в процессе эволюции ветвь пещерного медведя. В самом отдаленном, малонаселенном регионе остатки популяции реликтового медведя визуально растворились среди тысяч современных бурых медведей, но еще не растворились генетически. Но слишком уж малы отличия черепа от бурого медведя (исходя из имеющегося у меня материала).
К тому же восточнее Урала останков пещерного медведя найдено пока еще не было. Но уже много раз было замечено, как в одной системной группе эволюция близких видов идет так, что они как бы повторяют друг друга.
Возьмем для примера калана и выдру. Оба вида принадлежат к семейству куньих. Калан – высокоспециализированный вид, обитатель моря. Выдра с водой связана менее тесно, но она тоже осваивает море. В разных странах исследователи отмечали, как этот пресноводный хищник погружается в соленые морские воды (как-то наблюдал это и я).
И если эта гипотеза верна, то здесь, в Корякском нагорье, повторяется то, что произошло сотни тысяч лет назад в Европе и на Урале – возникает крупная растительноядная форма (отвислое брюхо иркуйема может свидетельствовать о длинном кишечнике, необходимом для лучшего усваивания растительной пищи).
Можно возразить, что вегетационный период в данной местности не достаточный. Возможно. Но при этом здесь вполне достаточно калорийной растительной пищи: орехи кедрового стланика, ягоды, разнотравье.
На этом медвежью тему можно пока отложить. Но... тема неизвестных науке животных продолжается. Далее хочу рассказать еще об одной зоологической загадке Корякии. Не говорил о ней прежде только потому, что информации было слишком мало, в сравнении с иркуйемом – мизер, шум поднимать было не с чего.
И на сегодняшний день почти ничего не прибавилось. Но время неумолимо... Уже нет среди живых человека, с которого все началось. Постепенно разъезжаются с Камчатки участники второго, самого достоверного случая.
Все началось с Валентина Павлухова – самого опытного на то время охотника промыслового хозяйства «Олюторское».
В Корякский автономный округ он прибыл из Уссурийского края уже в зрелом возрасте. За плечами солидный опыт промысловика. Именно про таких говорят: «Родился охотником». Среди местных охотников Валентин очень быстро завоевал непререкаемый авторитет.
И вот однажды, в зимний промысловый сезон 1982 года, он рассказывает приехавшему к нему на участок охотоведу: «На днях след видел, похожий на след молодого тигра. Сам понимаю, что такого быть не может. Кроме рыси, из кошек здесь никого не должно быть. Но тогда кто это был?..» Глаза охотоведа полезли на лоб, он покрутил пальцем у виска, из уст посыпались «крутые» словечки.
По утверждению Павлухова, след был свежим, на плотном снегу, очень четким. Зверь не бежал, шел спокойно.
Своеобразный отпечаток лапы, особенность шага и его длина говорили опытному следопыту – это мог быть кто угодно, но только не рысь. У Валентина он вызвал ассоциацию со следом небольшого тигра, потому что следы этих полосатых кошек ему не раз доводилось видеть в уссурийской тайге.
Но тогда этот рассказ меня особо не заинтересовал. Выслушав в свою очередь охотника, я только пожал плечами: мало ли что кому-то покажется (в то время мне хватало «пресловутого» иркуйема).
Наступило лето – пора сенокосов. В июле на полуостров Говена в урочище, которое находилось на охотничьем участке Павлухова, прибыла бригада заготовителей сена – пять человек. Они поселились в одном из трех домиков, оставшихся от некогда стоявшего на берегу бухты Скобелева небольшого рыбацкого поселения, и принялись за работу.
Она появилась под вечер на склоне распадка – большая серого цвета кошка с длинным крючковатым на конце хвостом. Перемещалась грациозно, периодически останавливалась, с опаской оглядываясь на потревоживших ее людей. На восторженные призывные крики одного из косарей, первым заметившим необычного для этих мест зверя, сбежалась вся бригада.
Наблюдавшим ее с двух сотен метров людям она показалась именно серого цвета. Но один, обладавший идеальным зрением, утверждал, что на общем светлом фоне шкуры просматривались какие-то темные пятна.
Один из очевидцев – Анатолий Сорокин, житель с. Тиличики, дополнил рассказ о необычном звере, что заставило меня в очередной раз озадаченно почесать затылок.
В одном из трех упомянутых домов жила супружеская пара пожилых аборигенов. После закрытия поселения они не пожелали покинуть родовые места и проживали там в одиночестве.
У них такая же кошка (вероятнее всего – та же самая) глубокой осенью того же года утащила вначале щенка, а через два дня и взрослую собаку, вытащив ее ночью, жутко визжавшую, из-под крыльца (такое поведение хищника, потерявшего страх перед человеком, говорит только об одном – он испытывал лютый голод).
О другом эпизоде сообщил бывший оленевод, патриарх олюторских намыланов А. Улей. Я приехал в бухту Сибирь, где находилась его летняя рыбацкая родовая точка с одной целью – за неспешным распитием кружечки-другой сваренного на костре чая выпытать у него все, что он знал об иркуйеме. А знал он немало.
В продолжение беседы Улей поведал мне еще об одной необычной встрече. И начал он без моей подсказки с потрясающего вопроса, услышав который, я едва не выронил из рук кружку с горячим чаем: «А что за странный зверь в наших горах живет, похожий на кошку, но размером с большую собаку?»
Этот случай произошел с ним в начале шестидесятых годов на Пылгинском хребте, напротив озера Потатгытхын. Тогда он был еще относительно молод и ему не составляло труда между дежурствами в табуне поохотиться на снежных баранов.
На одной из таких охот после произведенного им выстрела по выслеженному толсторогу в трех десятках метрах из расщелины выскочило «что-то» буровато-серого цвета с длинным хвостом и в пять секунд исчезло в складках гор. Но и этого времени Улею хватило, чтобы относительно с близкого расстояния под углом 60-70 градусов разглядеть таинственного зверя.
Далее берем в руки книгу В.К. Орлова «В краю большого медведя» (Москва, издательство «Мысль», 1988 год). В ней автор подробно описывает свое путешествие по Чукотке: сплав на резиновых лодках от озера Эльгыгытгын вниз по реке Белой через Анадырьское плоскогорье.
В частности, он пишет: «... мы увидели на отмели зверя, который всем нам сразу же напомнил кошку. «Рысь!» – воскликнули мы почти одновременно со Славой. А позже я припомнил, что хвост у этого зверя не в пример короткому, будто обрубленному хвосту рыси был длинен и на конце закруглялся, как у тигра...»
И, наконец, самая интересная история. В устье реки Култушной, что в 20 километрах от села Тиличики, жила пара пожилых аборигенов-отшельников – старик И. Калык со своей «мамушкой». Жили они исключительно охотой и рыбалкой.
И вот однажды, весной 1984 года, на их нехитрое хозяйство забрел... полярный медведь! Такое здесь редко, но случается, белые медведи иногда заплывают по весне в залив Корфа с арктическими льдами.
Выйдя из лачуги на свирепый лай собак, Калык несколько секунд стоял в оторопи. Белый великан раскапывал яму с заквашенной для прокорма собак рыбой. В нескольких метрах от него с пеной на губах бесновался на привязи пес – вожак упряжки.
Придя в себя, старик сбегал в землянку за карабином и, вернувшись, расстрелял грабителя и потенциального убийцу привязанных собак... Об этом случае узнал местный охотинспектор. Калык и не думал скрывать произошедший инцидент, ведь он понятия не имел о существовании какой-то Красной книги и был уверен в своей правоте.
Но когда инспектор пригрозил ему огромным денежным штрафом, волосы на голове у старика окончательно поседели. К счастью, он отделался всего лишь испугом.
Пришла очередная зима. Однажды февральским утром Калык отправился на собачьей упряжке за березой для новых саней. Преодолев многокилометровый путь, он приближался к отрогам Пылгинского хребта. Собачки подустали и плелись шагом, но при подъезде к березняку вдруг резко рванулись вперед. Наездник не успел затормозить, и упряжка врезалась в густой подлесок.
Две собаки оторвались и помчались в лес. В этот момент Калык заметил, как что-то серое промелькнуло впереди собак между деревьями. Надежно привязав упряжку, старик пошел за беглецами, прихватив карабин. После недолгого поиска нашел их по звонкому лаю.
Задрав головы, они вертелись под деревом. А на дереве сидела... большая пятнистая серая кошка! Он слышал о рыси, но ни разу не добывал и даже не видел ее в природе.
Новая закупочная цена шкуры этого зверя была просто фантастической – 200 рублей! Недолго думая, поднял карабин...
Упавшая с дерева «рысь» оказалась с длинным, хорошо опушенным хвостом... Недоброе предчувствие закралось ему в душу. Но он все же привез зверя домой и снял с него шкуру. Через пару дней в гости приехал зять – Анатолий Нутан – современный обрусевший абориген со средним школьным образованием (эту историю я рассказываю с его слов).
Внимательно рассмотрев необычный трофей, Нутан говорит тестю: «Отец, в это трудно поверить, но мне кажется – это снежный барс... Он же в Красной книге!» Услышав два последних слова, ставших с весны прошедшего года для Калыка жуткими, старик дрожащими руками снял шкуру с распялки и запихал ее в горящую печь, изготовленную из половины двухсотлитровой бочки.
Описанная во всех случаях очевидцами кошка очень напоминает снежного барса. Но где находится ближайшая граница ареала этого хищника? От нее до Пылгинского хребта пять тысяч километров!
Ученым известны случаи, когда отдельное животное или небольшая группа какого-нибудь вида «блудила» в сотне-другой километрах от границы обитания популяции. Но чтобы барсы периодически уходили гулять за тысячи километров от постоянных мест обитания... Это нереально, невозможно!
По системной классификации млекопитающих снежный барс относится к отряду хищных и к роду, в котором только один представитель – снежный барс (ирбис). Но вполне возможно, что в наши дни в Корякско-Чукотском регионе в депрессивном состоянии находится еще какой-то подвид барса или самостоятельный вид какой-то другой горной кошки. Перечисленные здесь свидетельства подталкивают меня именно к таким мыслям.
Появление здесь барса не кажется мне таким уж фантастическим. В Центральной и Средней Азии основным объектом питания ирбиса является горный козел; на втором месте – горный баран. Как и снежный баран, это представители одного семейства; сходны их экология и поведение. А когда-то предковые формы снежных баранов жили на Становом хребте и в Прибайкалье.
В том же Прибайкалье еще совсем недавно жили ирбисы. Можно предположить, что, расселяясь за видом-жертвой, одна из группировок снежного барса эволюционировала в форму, приспособленную к экстремальным условиям самого дальнего северо-востока Сибири.
О многом говорит и размер следа – «как у молодого тигра». Именно у ирбиса след очень крупный, если соотнести его с размерами зверя. Это адаптация к передвижению в глубоком снегу. Не исключено также существование в самом малоизученном углу России неизвестного науке вида «снежной кошки», назовем ее условно – берингийский снежный леопард.
Надо думать, что встречи на полуострове Говена и реке Белой были случайны. Возможно, те звери по каким-то причинам покинули место постоянного обитания. Вероятнее всего, территория обитания этой кошки находится между обоими местами встреч – в центральной части Корякского нагорья.
Здесь находится основная, многочисленная, стабильная, недоступная для местных охотников группировка снежного барана корякского подвида и большой набор альтернативного питания: заяц, сурок, суслик, куропатка. К тому же этот внушительный горный узел – своеобразный полюс недоступности для немногочисленного местного населения, живущего в основном вдоль морского побережья.
Сюда даже вечные кочевники – оленеводы заглядывают очень редко. Два-три раза прошли здесь когда-то геодезисты, поковырялись кое-где геологи, но не было ни одной сколько-нибудь серьезной зоологической экспедиции.
Итак, с чего начать? Если искать, то где? Какие применить методы? А самое главное – где найти необходимые для работы средства?
Чтобы получить дополнительные сведения об иркуйеме и более точно определить места обитания берингийского снежного леопарда, необходимо провести анкетирование населения региона и сопредельных территорий, чтобы «зацепить» соседние горные системы – Колымское нагорье и Анадырское плоскогорье.
Для получения нужной информации достаточно будет опросить только оленеводов и охотников, разослав листы-анкеты с рисунками и описанием обоих объектов в адреса охотничьих коллективов и оленеводческих хозяйств.
Современные методы поиска животных в природе гораздо разнообразнее и эффективнее тех, что ранее применялись мной. Мои методы, по причине отсутствия средств, ограничивались контрольно-следовыми площадками и визуальным наблюдением.
Огромные труднопроходимые территории, малочисленность объектов поиска и эпизодичность «экспедиций» почти не давали шансов на успех. Шанс обнаружить что-то многократно увеличится, если планомерно проводить полномасштабные работы в поле с применением фотоловушек, биотехнических новаций, поиск по снегу на снегоходах и т. д.
Но изготовление и распространение большого тиража опросных листов, техническое оснащение поисков, проведение полевых работ в труднодоступном малонаселенном регионе – все это требует немалых финансовых затрат. Продолжать работы старыми методами не имеет смысла – не хватит оставшейся жизни на получение результата.
И если предположить, что иркуйем – исчезающий реликтовый вид, доживет ли последний экземпляр до встречи с нами, если вести поиски прежними методами? (Мои «экспедиции» восьмидесятых годов можно назвать исследовательскими с большой натяжкой, они больше походили на эксперименты выживания в экстремальных условиях).
Во времена СССР распространять подобную информацию меня подталкивала надежда. Но как показало время, напрасно я надеялся привлечь к интереснейшей проблеме ученых мужей. Слишком много времени и сил было потрачено впустую, пока до меня дошло – пробить твердые лбы чиновников от науки мне не удастся. И сегодня такой надежды нет. Современные реалии труда зоологов теперь уже совершенно другой страны еще более усложнились.
Многие по причине невостребованности и мизерных зарплат отправились зарабатывать себе на жизнь на других поприщах. А те, кто остался (снимаю перед ними шляпу), вынуждены искать финансы под свои программы самостоятельно, обивая пороги Академии наук или унижаясь перед крайне капризными международными природоохранными фондами.
«Зоологам-самозванцам», наподобие меня, вход в названные двери заказан. Вот мы и подошли к основному замыслу этой публикации.
В некоторых странах подобные исследования, слишком хлопотные для инертных кабинетных теоретиков, проводятся энтузиастами-практиками при финансовой поддержке спонсоров. Неотягощенные управленческим аппаратом, ни от кого не зависящие, они почти всегда добиваются положительных и нередко потрясающих результатов.
Пришло время применить на практике эту простую, но достаточно надежную формулу сотрудничества бизнеса и науки в России. Я уверен, что суровая, но очень красивая, а главное, малоизученная природа Корякско-Чукотского региона и в XXI веке еще способна приятно нас удивить. Такой оптимизм может показаться чрезмерным, но только тем, кто здесь не бывал.
На самом деле он подкреплен максимальным знанием местных условий, огромным полевым опытом, большой проделанной работой и не выходит за пределы разумной логики.
Главный замысел этой публикации – найти единомышленников, способных финансово поддержать интереснейшие изыскания (первая часть программы рассчитана на пять лет планомерной работы). Основная цель будущих экспедиций – продолжить начатое в 1979 году дело и довести его до логического завершения, дать исчерпывающие ответы на два сложных вопроса: кем является иркуйем и существует ли берингийский снежный леопард?
В конце 1986 года началась и до 1991 года продолжалась переписка и телефонное общение по «проблемному» медведю с ленинградским профессором Н.К. Верещагиным (палеозоолог, морфолог, систематик). Он был основным моим консультантом, единственной направляющей и подбадривающей силой.
Но в 1991 году наука, как и все в нашей стране, начала разваливаться, и большая часть собранного материала оказалась невостребованной, за исключением фотографии шкуры, пробы шерсти и черепа медведя с реки Ветроваям. Череп того медведя мне так и не удалось получить назад.
Полугодичная переписка и телефонные переговоры с уважаемым профессором по поводу возвращения черепа ни к чему не привели (все письма трехлетней переписки сохранены). А вскоре наступило такое время, что надо было думать о выживании. Сейчас, по прошествии времени, хочу остановиться на этом подробнее и привести тексты нескольких писем, касающихся пропажи черепа вотроваямского медведя.
«Питер. 2 ноября 89 г. Дорогой Родион Николаевич. Сейчас мы с Алешей Тихоновым (мой ученик) посмотрели вашего иркуйема, т.е. его фото. Действительно, по сравнению с обычными камчатскими у него ряд отличий. Больше всего похож на ископаемого с р. Тулкоплаах в бассейне Лены. Правда, тот на порядок больше – ширина в скулах 290 мм. Это из мерзлоты позднего плейстоцена. Для выводов необходимо иметь натуру. Присылайте череп, и не один (имелась в виду шкура – Р. С.) Не бойтесь, Вас не ограбят, можем опубликовать заметку (статью) совместную. Нужны настоящие промеры, сравнения с серией (которая у нас имеется)...»
Получив заверение от Николая Кузьмича, я отправил в адрес Ленинградского зоологического музея посылку с черепом.
«Питер. 20. 03. 90. На днях отправил Вам письмо с первоначальным просмотром присланного вами черепа иркуйема. Если хотите, можно написать совместную публикацию, статью о заинтересовавших Вас мишках – скажем, экоморфе. Вам необходимо будет написать раздел, касающийся наблюдений аборигенов и Ваших лично этих животных, вызвавших такой всплеск эмоций, даже в центр. газетной печати. Кстати, у меня нет № со статьей камчатского корреспондента. За мной останется морфология и обсуждение. Напечатаем в Ох. и ох. через Гусева...
Мне смертельно жаль, что не попал на Камчатку лет 10–12 тому назад. Теперь это особенно трудно в связи с возрастными и экономическими обстоятельствами...
Всего доброго. С уважением – Н. Верещагин. Ваши фото сделаны отлично».
Затем последовали уговоры оставить череп музею. Я же настаивал на его возврате, мотивируя это тем, что весь собранный материал должен храниться в одних руках. Мое упорство было воспринято как нежелание сотрудничать.
«Питер. 25. 09. 90.
Многоуважаемый Родион Николаевич.
Алексей Николаевич Тихонов – хранитель остеологических коллекций, еще в мае заверил меня, что череп «иркуйема» отправлен в Ваш адрес. На днях он возвращается из экспедиции в Среднюю Азию и мы – зав. лаб. И. М. Фокин, зав. остеологич. отделения Г. Ф. Барышников, безусловно, выясним истину. У них, названных т.т., много свободных и занятых молодых людей – лаборантов, которые переправят Вам череп за милую душу, если уже не сделали. Всего доброго. Н. Верещагин. О результатах расследования сообщу».
«Питер. 24. 10. 90. ...Вернувшийся на днях из Туркмении наш А. Н. Тихонов выяснил, что череп иркуйема действительно не был отправлен вопреки его, Тихонова, распоряжению. Сейчас он мне сообщил, что сам идет сегодня на Почтамт...» Но того черепа я больше так и не увидел.