Бур на 180: история про громадных лещей

В первые годы после прихода волжской воды в дубовые леса и луга у каждой рыбацкой лунки лежали килограммовые окуни и плотва, а также щуки весом по 10–15 килограммов. Рыбалка здесь была отменная. Щуку и прочую рыбу мы ловили прямо в лесу, часто тут же, на льду, и ночуя.

Не так давно мы добирались сюда в единственном железнодорожном вагоне, который тянул маленький пыхтящий тепловозик, а попросту «мотовоз». Он развозил рабочих леспромхоза, но брал и рыбаков.

Теперь это местечко — поселение дачников, рыбаков и романтиков, по дешевке купивших дома жителей, переселенных в другие места, — величают по названию станции: Дубовая.

Надо сказать, пребывание здесь «новичков» зависит от того, будут ли поднимать уровень Чебоксарского водохранилища до максимальной отметки или нет, ведь при очередном подъеме воды «Нью-Дубовая» исчезнет с лица земли окончательно.

ПЕРВОЛЕДЬЕ НА ДУБОВОЙ

В три дня остекленели, покрылись звонким ледком протоки и заливы у пристани Дубовой. Черным казался прозрачный молодой лед над коряжистыми ямами, а на отмелях лежал он чисто и светло. Прыскали из-под него в разные стороны красноперые полосатые окуньки и плотвички-сороги, чуткие к осторожным шагам первого рыболова.

Ясная погода стояла несколько дней, а потом на неокрепший еще лед, на багрянец ранних морозов упала с неба настоящая зимняя метель.

Читайте материал "С мормышкой по разливу"

Проклиная все на свете, месим мы километры рыхлого снега. Здесь они немереные. Путь проверяем пешней. Лед, казалось, крепкий, однородный, толще восьми сантиметров, но вот вышли к островам, и пешня после легкого удара так же легко скользнула вниз. Промоина. Осторожно обходим опасный участок.

День проходит в поисках мелкой рыбешки — живцов. А когда сереет небо, ищем крышу над головой.

Ночуем в землянке — они есть почти на каждом острове. Гудит печурка, краснея раскаленными жестяными боками. В оконце, затянутое пленкой, смотрит лунная ночь. Значит, завтра прояснит, подморозит. Где-то в протоках ухает ломаной трещиной лед. Мягко дремлется-спится в тепле землянки, логове лешака.

Читайте материал "Проблемы с клевом в зимний паводок"

Поутру выставляем жерлицы, обживляя их в основном колючими сопливыми ершами за неимением другого живца. А вот и первый подъем алого флажка. Катушка жерлицы шевелится и начинает медленно крутиться. После подсечки из лунки выползает красноперый окунище с полкило. Шлепая брезгливо выпяченными губами, он ворочается на инистой крошке.

Первая красивая и серьезная рыба! А когда распогодилось, на мормышку и блесну стали попадаться окуни-окунишки и серебристая сорога.

Читайте материал "Ловим окуня со льда"

Щучьи выходы начались часам к десяти. Щука брала некрупная, до двух килограммов, но резва она была по-осеннему. Сразу после подъема флажка катушка, сделав несколько оборотов, начинала бешено раскручиваться. Тут не зевай, иначе быть твоей снасти в коряжнике.

Не подвел первый лед, стал праздником и в этот раз.

С утра уходим в протоку между островами. У жерлиц остается Володя стеречь хватку. Он не любитель ходовой ловли. Предпочитает посидеть у снастей, глядя в небо, пуская дым, философствуя и неторопливо дергая время от времени мелюзгу, годную на живца.

Но едва загорается флажок надо льдом, куда только девается его неторопливость! Володя несется к жерлице, взметая снег, и уши его офицерской шапки хлопают по плечам, словно у спаниеля.

Мы с Сергеем решаем поискать окуня. Переходим через остров по просеке — летнему лодочному переволоку. По этой же просеке еще потемну с треском и хохотом прошла веселая компания, очевидно, крепко «позавтракавшая» на берегу.

Читайте материал "Кабаны: случай в лесу"

В сторону от тропы отходят свежепротоптанные кривые ходы по непрочной целине. Кое-где темнеют примятые «лежки», явно не заячьи. Отдыхали, видимо, ребята, в решето избурили площадку льда у позеленевшей коряги, торчащей посреди протоки, провалились пару раз в промоины, оставив черные дымящиеся полыньи, а потом ушли куда-то то ли рыбу искать, то ли приключения…

Мы вначале блесним на готовых лунках. Но, похоже, место засвечено, не берет. Сергей бурит на середине протоки, а я ухожу к обрывистому берегу.

Здесь глубже. Лед под обрывом имеет свой рисунок: от темного пятна в центре расходятся по спирали круги-разводы. Очевидно, здесь обратное течение. Вода ходила кругом, а потом с морозами так и застыла. Я смело шагаю в центр этого водоворота и… замираю на месте.

Читайте материал "Как не утонуть или безопасного льда не бывает"

Лед под ногами трещит и прогибается. Выступает вода. Пешня почти без удара проваливается вглубь. Э, да тут толщина льда не более трех сантиметров! Еще немного — и купаться мне в ледяной купели. Это мы уже проходили. Не дыша, скользящими шагами иду назад, а вслед бегут трещины, догоняет вода. Сергей видит мои маневры.

— Ты чего крадешься? – кричит.
— Рыбу не хочу пугать, здесь ее немерено. Вот, прямо подо мной, об лед бьется!
— Привет ей передавай! Будешь тонуть — вытаскивать не буду!

Сергей, посмеиваясь, шагает по протоке, глядя в мою сторону, и вдруг плавно куда-то опускается. Только голова чернеет над серой гладью. Осторожно подбираюсь к нему, готовя шнур с тяжелой гайкой на конце. Но товарищ, фыркая и вспоминая местную шишигу со всеми водяными и его близкими и дальними родственниками, выползает на лед сам.

— Как водичка? — бодро спрашиваю и на всякий случай берегу нос: мне почему-то не нравятся Серегины глаза.

Читайте материал "На течении большой реки"

Вскоре на острове полыхает пожар. По-другому не назвать кострище, который запалил товарищ. От Сергея клубами валит пар. Я копаюсь в рюкзаке и, взобравшись на остров, отдаю Сергею фляжку.
— На, погрейся! Только не делай из водки культа. День впереди, еще не раз, может, искупаемся.
— Плавали — знаем!
— Я видел, как ты плавал…
Вслед мне летит корявый пенек.

Я устраиваюсь на середине протоки у топляка, торчащего во льду, словно крокодил. Бурю сразу две лунки. В одну опускаю мотыля на медном глазке, а в другой полощу желтую блесенку с бусинкой на крючке.

Вверх-вниз, ко дну, пауза. Опять вверх. Поднять не успеваю. Леска тяжелеет и упирается. Из лунки выползает ощетинившийся окунь в полторы ладони. Сбрасываю его на лед и снова в азарте опускаю блесну в лунку. Она уходит в сторону и, не успев остановиться, снова попадает в чью-то жадную пасть. Пошло!

Читайте материал "Поможем матушке Волге!"

Про удочку с мотылем забываю. А зря. Лишь когда она ныряет в лунку, хватаю снасть. На крючке-заглотыше, подвязанном выше мормышки, бьется крупная сорога. Наживляю мотыля, опускаю тандем из мормышки с крючком под лед и снова берусь за удильник-блеснилку.

Обманка уходит в лунку, и я выдергиваю ее, делая паузы секунды по три-четыре в нижнем положении. Стайка, видимо, отошла, пока я с сорогой возился. Но все равно упрямо машу удильником. Подойдет полосатый!

Кивок вздрагивает, и на леске виснет что-то вялое и тяжелое. Вываживаю и беру рукой. На льду тяжело бьется еще более крупная сорога. На скоромное потянуло лицемерку-вегетарианку! Это, конечно, не новость, что крупная белая рыба хватает блесну, но на льду это у меня впервые.

Засеклась рыбина не багрением, а по всем правилам, заглотив блесну чуть ли не до жабр…

Читайте материал "Вобла подо льдом"

Увлекшись ловлей, я ничего не видел и не слышал. А между тем со стороны острова раздался треск. Это морж Серега, так и не просохнув, ломился через кусты на лед. От него за километр разило водкой, пар валил, кажется, изо всех отверстий, а из ноздрей, как мне привиделось, вылетал огонь.

Глаза смотрели в разные стороны. А еще мне причудилось, что рядом завизжал бензиновый ледобур. В момент я оказался в кольце двойного ряда лунок. Даже под моим стульчиком чернела дырка…

— Он без меня окуней, ах-ха! Ох-хо! Да я… Сейчас-сейчас! — страдал Серега.
А я с тоской вспомнил старое правило: когда обурят, то уже не поймать ни тому, кто обурил, ни тому, кого обурили.

Но окунь тоже, видимо, был навеселе и хватал как мою блесну, так и Серегину…

К вечеру в протоке показалась унылая процессия, напоминающая пленных наполеоновских кирасир на Старой Смоленской дороге. Спотыкаясь, они брели по льду, пугливо озираясь и ощупывая лед. Сухих в процессии не наблюдалось.

Это была знакомая «веселая» компания…

ИЗБАЛОВАННЫЕ СУДАКИ

Сегодня мы едем на Дубовую за судаком. На такой рыбалке я не был давно, и по слухам многое в ней изменилось.

Если раньше судаки и берши жадно хватали обычные «голые» блесны из мельхиора и латуни, то теперь они вконец избаловались и без подсадки резаной тюльки смотреть не хотят на самую дорогую обманку.

Кроме того, продвинутые рыболовы-снобы, вооруженные всей электроникой мира и пересевшие на снегоходы, совсем испортили доверчивую и легко внушаемую рыбу, вбив в ее колючую голову привычку замечать только приманки с флуоресцентным покрытием.

Читайте материал "С балансиром на течении"

Раньше-то что, судак более зоркий был? Ведь как-то видел он в самой глуби невзрачные самоделки из мельхиора, напаянного поверх свинца, а теперь и на пяти метрах без очков не замечает самую серебряную из серебряных приманок…

Нельзя сказать, что я совсем не подготовился к современной рыбалке. Купил «шведские прыщи» (вот уж действительно прыщи на заднем месте, если прикинуть деньги, отданные за них), а также «адмиралов», светящихся так, будто на их корабль было совершено ядерное нападение.

Причем «адмиралы» были двух видов: отечественные, с глазом у хвоста, и китайские, с глазом на месте. И мормышки были приобретены также светящиеся.

Читайте материал "Когда чутьё не подвело"

Итак, мы выгружаемся и тащим за собой волокуши, словно балансируя над черной бездной, когда под нами открывается яма. На желтых песчаных отмелях из-под ног прыскают врассыпную полосатые «матросики». А когда выходим на исходную линию, где глубина за десять метров, то бездна под ногами становится чернее черного.

И хотя лед уже надежный, около 6–9 см, на душе как-то неуютно от зияющей под ногами вселенной. И как-то странно видеть баржи, которые идут по судовому ходу, когда лед сковал, на первый взгляд, всю Волгу от берега до берега. Но фарватер, видимо, еще открыт…

На месте выясняется, что и судаку и бершу до лампочки все мои «адмиралы» и «прыщи». Сегодня избалованный «рыб» выбирает японские деликатесы в виде балансира и свежей рыбы, где роль суши исполняет та же пресловутая тюлька. Причем тюлька цепляется только на нижний тройник.

Но у меня нет этих балансиров, и я скучаю до тех пор, пока товарищ по рыбалке не делится со мной. Правда, как выясняется, и на «японца» судаки и берши берут, если на балансире наклеены светоотражающие полосы. Вот до чего испортили рыбу!

Читайте материал "Рыбацкие радости зимней Унжи"

Так что выделенный мне напрокат балансир не работает в полную силу. Но худо-бедно, а без рыбы я не остаюсь. Как оказалось, в этот день везде судак и берш больше дурачились, чем ловились. И очевидно, причиной тому послужил прозрачный, как стекло, лед и яркий солнечный день.

Позднее, уже в декабрьские рыбалки, когда и лед был толстый, и снега на нем намело, выезды за судаком стали более результативными.

ЛЕДОБУР НА 180

Были когда-то времена, имя которым «пир во время чумы». Волжская вода, подпертая  плотиной Чебоксарской ГЭС, хлынула жадно на луговые раздолья, пришла в заброшенные выселки-деревеньки, покрыла кладбища с рассохшимися крестами, забурлила в березняках и остановилась лишь под крутоярами, ставшими теперь волжскими берегами.

С этой жадной водой, сочно лижущей новые берега, столь же жадно вышла на бывшие луга всякая рыба. Здесь было много корма для белотелой сороги, желтоглазого язя, уклейки, а значит, для любого хищника, который не избегает мелководья.

И тогда никого не удивляли лежащие у лунок килограммовые сороги и окуни, восьми- и десятикилограммовые щуки. Случалось, и пудовая сядет на тройник жерлицы. Славные были времена для рыболовов, не виноватых, конечно, в том, что из Волги сделали водохранилище.

Читайте материал "Пистолетов не дадим: Росгвардии решения суда не указ"

Выпало и нам с Андреем побывать на этом «пиру». Поскольку мы с товарищем в этих местах раньше не бывали, то оснащены были, как и подобает речным и прудовым рыбакам, «малявочникам»: тонюсенькие лески, насколько тогда позволяло клинское производство, бур-коловорот на 100, багорик из проволочки, мормышки-глазки.

Суровая волжская рыба разгромила наши снасти в один миг, и уже к следующей рыбалке мы подготовились основательно и вышли к месту азартно-уверенные в своих силах. А местом была кромка затопленного леса, за которой начинались глубины до десяти метров.

Солнце еще мутнело за березняками и дубами, вмерзшими в лед. Заспанно-хрипло каркало воронье на лесных полянах, шуршал снег под нашими «химчулками». Наконец мы на месте.

— Бурим?
— Давай!

Глубина шесть метров. И течение есть, хоть и несильное. Для мормышек с горошину вполне сносно, хоть иногда и поднимает со дна. Насадка обычная — мотыль.

Мормышка с мочкой развевающихся мотылей юркает в лунку, но до дна не успевает дойти. Словно натыкается на что-то. И это «что-то» вдруг тяжело пригибает удильник. Есть! Подтягиваю упругую тяжесть, но сдаю рыбе леску обратно. Еще раз кверху, мучительно, с гримасой на лице и холодеющей душой где-то в животе…

— Ты чего там? — поднимается с ящика Андрей.
— Багор, багор, Андрюха!

Шуршит снег под ногами товарища. И он плюхается уже рядом.
— Чего там?
— Поднять не могу. Все, пошла вроде. Сейчас возьмем…

Но рыба встает в лунке — тупо и враспор. Ни туда ни сюда. Сую руку в лунку и нащупываю внизу только кончик скользкого и холодного рыла.

— Багром давай!

Но из лунки мы выдергиваем только голову громадного леща…

В тот день мы обезглавили несколько таких рыбин, потом разругались, плюнули, выпили и уехали домой.

Читайте материал "Как грамотно выбрать ледобур"

И с тех пор всегда и на любую рыбалку волочём мы на себе тяжелые буры на 180, высверливающие во льду этакие скважины. И высверлив по два десятка подобных «лунок», падаем на лед и жадно пьем воду прямо из них, а от наших голов парит, как в бане.

Но мы твердо знаем, что теперь не уйдет от нас ни заговоренный лещ на два с полтиной, ни щука на двенадцать кило, пуд…