В его жизни не все складывалось удачно.
Отношения с Таисией испортились вконец, когда та вернулась из санатория.
В первый же день он почувствовал скрытую напряженность, но списал все на усталость жены, а вскоре понял: произошло нечто серьезное.
Попытки что-то изменить оказались тщетными.
Причины семейной размолвки Семенов искал в себе.
Это с годами он стал более спокойным, уравновешенным, по молодости же был горяч, любил кутнуть, в семье нередко случались ссоры.
— Я тебе говорила, что будешь об этом жалеть, говорила? — напоминала каждый раз Тая, когда Семенов предлагал все забыть и начать жить по-новому.
Семенов супился лицом, отмалчивался, показывая всем видом, что признает свою вину. В глубине души еще теплилась надежда на восстановление прежних отношений.
Когда же он, все больше озлобляясь от семейного разлада, не то предложил, не то спросил, не пожить ли им какое-то время отдельно, Тая коротко бросила:
— Делай как знаешь!
Дочь давно жила личными заботами и к переезду отца отнеслась сдержанно. Единственной отдушиной для него была охота, которой он отдавался с упоением, особенно когда охотился на гусей…
Машину Семенов поставил на обочине дороги. В отдалении высилось глиняное взгорье, в любую пору года отдающее охрой; вдоль дороги по обеим сторонам тянулись озера.
Повсюду росли камыши, рогоз; островки, разбросанные по всей территории, укрывали от посторонних глаз заиленные русла, канавы, озерца, болотистые мочажины, затоки, постоянно залитые водой.
Места эти нравились ему, и не только добычливостью, здесь находил он приют от жизненных невзгод. Запах болот всегда бодрил, поднимал настроение.
Семенов опоясался патронташем, облачился в прорезиненный комбинезон, собрал ружье и, убедившись, что двери машины закрыты, направился вправо от насыпи. Увидев охотника с лодкой, он с досадой подумал, что не один: видать, тот заехал с другой стороны.
Охотнику потребовалось немало усилий, чтобы протащить дюральку в узком проходе камыша, после этого он искусно перебирал веслами, освобождая их от цепляющихся ниток прошлогоднего куширя.
Но вот все, что стопорило движение, осталось позади, лодка прошла середину плеса и скрылась в зарослях камыша.
Вскоре с того края ухнули два выстрела и понеслись навстречу
рассвету, вслед отозвались два раскатистых эха. Рядом спикировали три чирка, Семенов инстинктивно схватился за ружье, но тут же опустил его; птицы скрылись за контурами тростника.
От озера сильнее потянуло холодом. Семенов поежился, застегнул верхние пуговицы куртки. Неожиданно из гущи камыша, хлобыща крыльями, поднялась казарка.
Она пошла по дуге вправо, но потом, сделав разворот, потянула назад. Вскинув ружье с упреждением, Семенов нажал на спуск. Казарка упала на чистом, и он быстро ее нашел…
Вскоре раздался гусиный гогот. Это тянула стая серых. Гуси, перелетев дорогу, завернули к озерам, в сторону Семенова, он протиснулся в густой камыш, затаился. Пошли томительные минуты ожидания. Гусиная перекличка становилась все громче и ближе.
Выждав и определив интуитивно, что через долю секунды птицы будут над головой, Семенов встал в полный рост (затыльник ружья ткнулся в плечо), взял на мушку ближнего гусака, и тут сознание резанула мысль: стрелять в угонку — в густых зарослях не развернуться, гуси уйдут.
Палец мягко даванул спуск, гуси взметнулись, распластав крылья, будто каменными изваяниями замерли в воздухе на долю секунды.
С высоты донеслось шорохтенье дроби по тугому оперению. Нажал второй раз на крючок и долгим взглядом провожал улетающий табун. На другом краю раздались несколько выстрелов.
Через какое-то время гусиный говор повторился, и тем же ходом, будто не было ружейной канонады, шла очередная стая. Семенов в напряжении ждал, прижавшись к камышу.
Стая налетала со спины. Показался ведомый, за ним неторопливо передвигались по небу две вереницы крупных птиц, казавшиеся снизу утлыми суденышками. На этот раз после второго выстрела гусь, сложив крылья, по инерции протянул несколько метров и рухнул за камышом. Раздался громкий шлепок о воду.
Семенов знал, что там илистое дно и забрать битую птицу будет непросто, но, не раздумывая, медленно пошел по воде, осторожно шоркая сапогами по мягкому дну. Воды было выше пояса, до гуся дотянуться рукой, но в этот миг Семенов, потеряв равновесие, нечаянно зачерпнул в комбинезон воды.
Тело стало медленно погружаться в вязкий ил, и вода хлынула в комбез, будто в воронку. Охотник попытался вытащить ногу, но тщетно. Всего в нескольких метрах от него находилась сплавина с чахлой куртинкой, но сдвинуться ни вправо, ни влево он уже не мог.
Словно две тяжелые гири повисли на ногах и настойчиво, безжалостно тянули вниз. Еще немного, и он сравняется с поверхностью воды. Бросить бы двустволку, но парализованный Семенов держал ее в полусогнутой руке, дуло торчало из воды обрубком. Неужели конец? Как глупо! Тут он услышал удары весел по воде.
— Помогите! — прохрипел Семенов, перед тем как уйти под воду…
Раздетый догола, он сидел у костерка, грелся и уже познакомился с Кириллом, вытащившим его из воды, и с его другом Николаем. Тот разобрал ружье Семенова, помог просушить одежду…
— А ведь я одной ногой уже был там, — сокрушался Семенов.
— Не одной, а двумя, — подхихикивал Николай. — Хорошую сорочку матушка тебе вышила — ей спасибо! Ну и Кириллу. Молодец, вовремя подоспел. На вот, выпей для согрева!
Нет, рано хоронить охотничье братство, живет еще оно в нас — думал Семенов, глядя на своих спасителей.
В отличие от добродушного и говорливого Николая, Кирилл оказался молчуном. На вид они были с ним одного возраста, оба высокие, поджарые. Серьезный, сосредоточенный взгляд Кирилла вызывал уважение. Семенов даже почувствовал некоторое его превосходство над собой.
Вот Кирилл, сдув былинку, бережно взял в руки свою старенькую «тулку», переломил ее, начал внимательно всматриваться в нутро стволов. В этом взгляде был неподдельный интерес хозяина к ружью.
«А что, если я отдам ему свой «Зимсон», обрадуется он или нет?» — пронеслось в голове Семенова. Он дорожил старым ружьем, подаренным другом Вадимом. Оно было изготовлено в Германии, хорошо сохранилось, отличалось особым изяществом и отличным боем.
Семенов часто доставал его из футляра, гладил по замочным доскам, поверхность которых была покрыта рельефным пейзажем с бегущей лисицей и парой фазанов, по прикладистой английской ложе из французского ореха. На охоту это ружье он брал редко, берег…
Погода стала портиться. Густой наволок опустился над дальними камышами. Там уже моросил дождь. Семенов засобирался, надел камуфляжный костюм. Николай тоже резко поднялся, отряхнул одежду, поправил на поясе ремень с висящим ножом:
— Я провожу, — сказал он.
— Гусей забыли, — напомнил Кирилл.
— Нет, нет! Это вам, — ответил ему Семенов, крепко пожимая на прощанье руку, пытаясь еще раз вложить в рукопожатие свою благодарность, но Кирилл, лишь слегка улыбнувшись, равнодушно отвел глаза в сторону.
Шли не спеша по тропе, обходя выступающие закрайки тростниковых зарослей. Пронесся порыв ветра, пригибая тугой камыш к земле.
— Скажи, Николай, твой друг всегда такой молчун или только сегодня?
— Кирилл-то? — Николай хмыкнул. — Нет, это у него временное явление, я думаю. Мается мужик с двумя женщинами, не знает, что делать.
— Давно? — почему-то спросил Семенов.
— Что давно?
— Мается.
— А-а! С женой двадцать пять лет, с Таисией — два месяца. Познакомились в санатории. Как говорится, курортный роман.
Семенов почувствовал, как по телу пробежал электрический заряд: не про его ли жену говорит Николай? Может, переспросить, в каком санатории познакомились? По времени совпадает. Но сколько их, женщин, с именем Таисия! Ну а если речь идет о ней, что можно изменить?
Он не помнил, как простился с Николаем... Ветер полоскал гривы, поднимал на поверхности воды рябь. Угольные тучи медленно ворошились, проплывая над его головой. С разливов поднялась стая гусей, не спеша облетела широкий плес, пошла на снижение в нескольких метрах.
Будь Семенов в другом расположении духа, непременно прервал бы их полет. Но он не вспомнил о ружье, забыл о своем спасении — другие думы овладели им.
По-прежнему не давал покоя вопрос: правильно ли он поступил, не расспросив у Николая о Таисии? А может, найти предлог, вернуться и попытаться обо всем узнать у самого Кирилла?
Уложив в багажник костюм, ружье, Семенов долго сидел в машине, навалившись грудью на руль, наконец завел двигатель и тронулся, прибавляя скорость. По стеклу ударили капли дождя.
Когда Семенов решил, что поступил правильно и ему незачем влезать в чью-то жизнь, он неожиданно повернул автомобиль назад, к озеру, надеясь там застать новых знакомцев, и уже не замечал, как жал на газ, рвал сцепление и как закидывало «Мазду» на мокрой, разбухшей дороге…
Он стоял и смотрел на груду обгорелых головешек. Пусто было вокруг, лишь шумел камыш и лениво перекатывались мутные волны. Все, что он раньше любил, что вносило в душу ощущение полноты жизни, сейчас казалось далеким, второстепенным.
Он думал о Тае, о дочери, о дальнейшей жизни. Ветер подхватывал его молчаливые думы, уносил в черноту надвигающейся ночи, где, прижимаясь до самой воды, о чем-то стенал камыш…
Семенов сел в машину и медленно поехал в сторону города, где уже мерцали точками зажженные фонари.
Комментарии (0)