Вторично меня разбудил истошный женский крик: «Что натворили твои собаки! Иди забирай своих собак!» Такое было уже не раз. Я оделся и вышел. Соседка, проживающая через дачу от нас, кричала, что мои собаки задавили всех их кроликов и крольчат.
Я ей ответил, что мои собаки в вольере, но она и слышать не хотела и продолжая кричать. Несколько дней назад она также нападала на меня, но тогда я повел ее к своему вольеру, где спокойно сидели мои собаки. Дверь была закрыта на задвижку. Соседка ушла ни с чем, недовольная, что опростоволосилась.
Изгороди, расположенные на берегу озера Хатынг-Урях и отделяющие дачи друг от друга, недоходили до воды. Бродячие собаки свободно ходили вдоль берега и могли свободно попасть на любую дачу. Несмотря на это, соседка со злобой и руганью напала на меня. Стала требовать, чтобы я взглянул на творение моих подопечных.
Прежде чем идти, я осмотрел вольер, где были мои собаки. Дверь была открыта. Охотничьих лаек по кличке Норка и ее дочери Мышки в нем не оказалось. Пришлось пройти к соседям. Для этого нужно было пересечь соседний участок и пройти три калитки. Этими калитками пользовались очень редко, и они были плотно закрыты. Пока я шел, думал, что неужели мои собаки могли задрать кроликов? Как они могли попасть туда, и кто мог открыть дверь вольера? Если это дело моих собак, то мне придется несладко.
Когда я подошел к ним, увидел тревожную картину: возле вольера стояли пожилые мужчина и женщина, молодая пара супругов и их дочь лет пятнадцати. С красными лицами, с озлобленным и в то же время с испуганным видом они смотрели на меня. Сердцем учуял что-то неладное… Не обманули меня предчувствия, я в ужасе отшатнулся назад от увиденного.
За огороженной сеткой вольера окровавленные и обезображенные валялись в лужах крови мои питомцы, и среди них лежали кролики. Земля вокруг была залита кровью. У вольера стояла испачканная кровью лопата, видимо, орудие расправы. У меня защемило сердце, перехватило горло и слезы выступили на глазах. Мне, молодому, здоровому мужчине, ничего не стоило наброситься на убийц и избить их. Но, как человек, я не мог пойти на такое. Зачем же столь жестоко расправляться с беззащитными животными?
Я представил, как Норка металась в огороженном пространстве, а так называемые помощники подталкивали ее длинными палками к пасти смерти. Палач, стоя на табурете, беспощадно бил, бил, бил ее лопатой. Лопата соскальзывала с тела, рассекала кожу, обнажая плоть. Вся в крови, она забивалась в дальний угол вольера. Но там она не находила спасения.
Помощники кровавой расправы безжалостно колотили ее палками, подгоняя загнанного животного к смертельной гильотине в виде лопаты. Ее дочь Мышку ждала такая же участь. Мне не хотелось верить в жестокость женщин и ребенка. Чем они руководствовались в этот трагический момент? Разве им что-либо мешало остановить разъяренного мужика? Или в них вспыхнуло стадное чувство разъяренной толпы? Неужели столько звериного сидит в человеке? Меня это просто убило…
С виду порядочные люди, не один год жили по соседству… Как-то молодую чету я даже вытаскивал застрявших в грязи на автомашине. Дело же могло решиться совсем иначе. Мы ведь не зверье…
Нес я на руках бездыханное окровавленное тело преданного друга, незаменимую спутницу наших охотничьих странствий. Нес, и слезы досады и боли не в силах был остановить, как не в силах был предупредить и защитить своих питомцев от рук двуногих хищников… Что же, ты мой друг, не пал от когтей медведя или копыт сохатого, а оборвалась твоя жизнь так мучительно и нелепо от рук человека?
Сколько раз ты, жертвуя жизнью, спасала меня от медведя, выводила темными ночами к избушке, вела по тонкому, неокрепшему льду? Вялое мокрое от крови тело молчало, как бы упрекая меня: «Где же ты был, мой хозяин, когда свершался жестокий суд над моей жизнью?!
Бывало, спасал меня, ползком вытаскивая из подо льда, вылечивал кровавые раны после жестокой схватки с медведем… Что же ты?..» Но что я мог сделать? Встал бы я утром, как обычно, мог бы предотвратить трагедию. Вопрос, который будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь…
Мышка, моя Мышка… Прошлой осенью она подавала хорошие надежды, загоняя самостоятельно соболей. На ней прервалась родословная моих отличных охотничьих собак. Отец ее, Дымок, бесстрашно лез в медвежью берлогу, загонял по семь соболей в день, останавливал сохатых. Вряд у меня еще будут такие собаки…
До сих пор остается загадкой, кто открыл дверь вольера и как они попали к кроликам? Как они проникли в две закрытые вольеры и через них в две закрытые двери, где находились кролики? А крольчата были в ящике, прикрытом тяжелой крышкой. Если бы собаки перепрыгнули через ограждение вольеров, то они тем более могли выпрыгнуть обратно. Вопросов неясных множество, а ответов на них ни одного…
Собак я своих похоронил в сосновом лесу, в их родной стихии. Сосны шумят над ними, выпадает и тает снег, шумит ручей, навевая тоску о славных охотах с моими питомцами… И кажется, вот-вот из-за кустов выбежит запыхавшаяся радостная Норка, а за ней следом, стараясь не отставать от матери, изо всех сил устремляется вперед еще маленькая Мышка…