Сделав над рекой вираж, вертолет завис над аэродромом, поднял облако густой пыли и плавно опустился в образовавшуюся воронку, невидимый с внешней стороны. В лагере начался переполох. Несмотря на многодневные ожидания, прибытие вертолета все же оказалось неожиданностью. Начальник партии Александр Борисович Лапин, имеющий опыт многочисленных полевых сезонов, знающий все о всех видах транспорта на севере и особенности характера командиров экипажей всех вертолетов в крае, дал команду своему заместителю по хозяйственной части срочно собрать ИТР, чтобы начать подготовку к заброске в соответствии с утвержденным планом. Сам же, надев свою знаменитую, немало повидавшую кожаную куртку, с неизменным военным планшетом в левой руке направился к вертолету.
Экипаж суетился возле разгоряченной, но уже притихшей машины, устало, чуть не до земли, опустившей лопасти, как усталые руки. Александр Борисович уверенной походкой подошел к командиру и поздоровался за руку, как со старым знакомым.
После нескольких ничего не значащих фраз о погоде и здоровье заговорили о главном. На стоящей поблизости бочке разложили карты, и Александр Борисович стал показывать места предполагаемой дислокации основных баз отрядов. Командир делал пометки на своем планшете.
Вернувшись в лагерь, где в столовой – самой большой палатке – его уже ждал весь инженерно-технический состав партии, Александр Борисович кратко, по-военному, доложил обстановку: «Вертолет прибыл на неделю – времени вполне достаточно, если не подведет погода; первый рейс сегодня на Бильчаны – в самый удаленный район площади, остальные по графику – завтра с утра».
Лукин Геннадий Васильевич, руководитель бильчанского отряда, попросил уточнить время вылета.
«Приступить к погрузке немедленно!» – скомандовал начальник.
Геннадий Васильевич и Юрка – геолог отряда, быстро организовали погрузку. Рабочей силы было хоть отбавляй. Люди, измученные томительным ожиданием, работали споро.
Учитывая удаленность точек заброски, пилоты не стали убирать запасной бензобак из салона, и это значительно сокращало его объем. Когда все вещи были загружены, то в салоне, казалось, негде было даже встать. Юрка поймал бегавшую поблизости Найду – прикормленную заранее местную собаку, и посадил ее на кучу снаряжения, под самый потолок. Собака, как будто понимая смысл происходящего, покорно повиновалась, даже не пытаясь сопротивляться.
Геннадий Васильевич, Юрка и трое рабочих разложили сваленные в кучу вещи, и в образовавшемся дополнительном пространстве все расселись – кто как сумел, готовясь к полуторачасовому перелету.
Юрка забрался на кучу, под самый потолок, устроившись рядом с Найдой. Они оказались под самым двигателем, и, когда он затарахтел, набирая обороты, стало понятно, что это не самое лучшее место. Найда, покрутив головой и, видимо, решив, что деваться все равно больше некуда, смирилась, свернувшись калачиком. Лопасти заработали со свистом, мотор уже не тарахтел, а ревел.
Раскрутив винты, машина довольно легко оторвалась от земли и стала набирать высоту. Юрка, находясь выше иллюминаторов, мог видеть только землю, и то в виде трех небольших пятачков, а это было неинтересно. Вертолет набирал высоту, чтобы лететь через водоразделы.
Юрка стал вспоминать, как выглядит место предстоящей посадки на аэрофотоснимках. Бильчаны – это довольно крупное, девять километров на три, озеро; по форме почти прямоугольное, что, надо отметить, не характерно для этих мест. Озеро довольно глубокое – до 150 метров. В него впадает масса мелких ручейков и речек, и одна, довольно крупная, под названием Бильчана, вытекает. Кстати, на Бильчане имеется водопад, по карте – семнадцать метров. Юрка еще не встречал таких крупных водопадов и надеялся увидеть его.
Озеро окружено довольно высокими, по здешним меркам, горами, являющимися южными отрогами плато Путорана, – некоторые вершины превышают тысячу метров. Большинство гор так называемые «столовые»; то есть имеют довольно обширную плоскую вершину.
Неспешное течение мысли и умозрительные видения были прерваны невероятным, натуральным видением Найды, висящей в воздухе. Юрка и сам ощутил состояние невесомости, не понимая, что происходит. Уши заложило, как при посадке самолета, даже не слышно рева двигателя. Через какое-то мгновенье рев двигателя возобновился, машину слегка тряхнуло и все пошло прежним чередом. Юрка оглянулся на коллег – они тоже с чувством беспокойства крутили головами.
В иллюминаторах зелень тайги сменилась синевой озера – вертолет шел на посадку. Он словно смерч пронесся над прибрежными зарослями ивняка и приземлился на пологий ровный бечевник.
Механик открыл задние створки салона – началась разгрузка.
– Что это такое было... во время полета? – неуверенно спросил у механика Василий Иванович, один из рабочих.
– Да это мы выключали двигатель, чтоб не делать круги при снижении, – пояснил пилот.
– И мы падали? – не унимался Василий Иванович.
– Всего десять секунд, – невозмутимо уточнил механик.
Василий Иванович остановился, что-то соображая, покачал головой и продолжил работу.
Разгрузились за десять минут.
Экипаж занял свои места, взревели двигатели, и железная стрекоза, набрав высоту над гладью озера, растворилась в хрустальной синеве июньского неба. Проводив вертолет взглядом, люди принялись за хозяйственные дела.
Палатки разместили метрах в пятидесяти от воды, на невысоком коренном берегу, вдоль которого по кромке бечевника шла полоса кустарника, делая лагерь невидимым от воды. Начальник дал команду готовить обед. Рабочие засуетились с костром и продуктами.
Юрка достал свой знаменитый спиннинг, взял ведро и пошел на берег.
– Сейчас я вам рыбы на уху наловлю! – крикнул он суетящимся у костра мужикам, скрываясь за кустами.
– У нас уже скоро вода закипит, – бросил вдогонку Василий Иванович. – Твоя рыба на ужин пойдет.
Юрка сделал шесть забросов – вытащил двух щук, на глаз килограмма по четыре-пять, и трех окуней, вес которых был где-то около килограмма. Один заброс был пустым – цапнул траву. Рыбу больше некуда было складывать. Когда Юрка уже через пять минут вернулся к костру с полным ведром рыбы, причем щуки, не умещаясь в ведро, перевешивались через край больше чем наполовину, все у костра замолкли и уставились на него, не веря своим глазам.
Первым пришел в себя Геннадий Васильевич.
– Да-а, не зря говорили, что здесь щуки и окуня много, – изрек он. Юрка рассмеялся, взял нож и пошел чистить рыбу.
Маршруты были тяжелыми – большие перепады высот, тундра водоразделов, жара, пересохшие ручьи и даже мелкие речки, перепады температур, когда одну щеку жжет, а вторая – в тени, мерзнет.
Возвратившись из маршрута и немного отдохнув, Юрка брал спиннинг и шел на озеро. Рыба была не нужна. Заготовка не планировалась, и поэтому не было даже соли, а в качестве пищи щуки и окуни надоели уже во всех видах. Их и варили, и жарили, и пекли на углях, делали даже котлеты. Поймать же что-нибудь более стоящее не удавалось, хотя, по рассказам местных жителей, здесь водились и таймень, и ленок, и кумжа. Но против азарта Юрка не мог устоять – а вдруг клюнет щука килограммов на двадцать. Больше семи ему ловить еще не приходилось.
Свой спиннинг он оснастил с учетом опыта рыбалки прошлых лет: раздобыл редкое телескопическое удилище из металла, укоротил его на одну секцию, вклеив вершинку в предыдущую, – длинное удилище здесь не требуется, так как реки, в которых водится рыба, как правило, не широки, да и управляться с коротким удилищем в подступающих к воде зарослях сподручнее. Катушка была обыкновенная, леска – самая толстая из имеющейся в продаже, с проволочным поводком, без которого не спасает никакая толщина лески – щука перекусывает любую. Блесна самодельная – столовая ложка из нержавеющей стали без ручки. Она хорошо вращается и достаточно тяжела без дополнительного грузила. Как показала многолетняя практика, это самая уловистая и универсальная блесна, на которую берут буквально все виды северных рыб. Тройник также самый крупный из выпускаемых промышленностью.
При такой оснастке Юрка не переживал за свою снасть. Десятикилограммовый таймень – самая крупная рыба, которую Юрке доводилось вываживать, не создал каких-либо проблем для спиннинга. При рывке невозможно было удержать катушку в руках, но удилище и леска выдержали.
Юрка забрасывал блесну на максимально возможное удаление. Иногда было такое ощущение, что щука хватала блесну, лишь только та коснется воды, – успевай только подбирать леску. Оказавшись на крючке, щука бросалась сначала в одну сторону, затем в другую, с натяжением выписав полукруг, вылетала из воды, часто на всю длину своего тела, иногда не один раз, а шлепнувшись в воду, начинала выписывать зигзаги, постепенно затихая.
Мощная снасть позволяла без опасений, не церемонясь, с ходу вываживать рыбину из воды. Сходов не было – щука заглатывала блесну намертво. Юрка лезвием ножа открывал щуке пасть, специально подготовленной палкой аккуратно отцеплял крючки и отпускал ее обратно в воду.
Когда щука оказывалась снова в воде, она на мгновенье замирала, как бы не веря в случившееся, затем, как торпеда, без видимых телодвижений исчезала в глубине. Со следующим забросом все повторялось. Причем щуки были как калиброванные – неотличимых на глаз размеров. Можно было подумать, что хватает одна и та же.
Щуки, похоже, держались у дальней кромки травы. Стоило только блесне упасть чуть ближе к берегу, и моментального рывка не следовало. За блесной устремлялись два-три окуня, постоянно атакуя ее, и если ни один не попадался на крючок, то гнались до самого берега, а когда блесна исчезала, с явным недоумением забавно кружили некоторое время на месте ее исчезновения, никак не реагируя на рыболова, стоящего в двух шагах. Чаще всего окуни цеплялись за один крючок тройника, иногда под жаберную крышку, а то и прямо за бок. Причем при такой посадке рыба оказывала весьма внушительное сопротивление, сравнимое со щукой. По размерам окуни тоже были стандартными – где-то около килограмма. Освобожденные от крючка, они стремглав исчезали в глубине. Сделав десятка два забросов, Юрка терял надежду поймать что-либо выдающееся и бросал это занятие.
На озере, по рассказам местных жителей, постоянно рыбачила колхозная бригада, снабжая кормом поселковую звероферму. Рыбу вывозили самолетом – летом на поплавках, а зимой на лыжах. Причем уловы зимой были не меньше, чем летом. А весной, когда окунь шел на нерест в речку, в ее устье со льда на кондачку ловили до тонны в день.
Сейчас, по всей видимости, бригада отдыхала. Погода не подвела, и за неделю отработали весь участок – самый тяжелый на площади. Все выглядели усталыми и похудевшими. Не изменился, пожалуй, только Геннадий Васильевич, так как похудеть ему было просто невозможно. Сейчас предстоял сплав по реке до базового лагеря с описанием обнажений по ходу – туристский маршрут, как выразился Юрка. Утром свернули лагерь, распределили все имущество на три резиновых лодки и тронулись. Нужно было переплыть на противоположную сторону озера и пройти вдоль берега до истока Бильчаны, обследовав по пути два скальных выхода на берегу.
Дул легкий ветерок, который около берега почти не ощущался. Но на середине озера он раскачал валы, из провалов между которыми сопки на берегу едва виднелись. Юрка впервые попал на такое водное пространство в таком утлом суденышке и чувствовал себя довольно скверно. Невольно закрадывалась мысль: «А что если лодка спустит?». Было страшновато. Судя по выражениям лиц, остальные чувствовали себя не лучше. Но все кончилось благополучно, без каких-либо последствий. У берега снова наступил почти полный штиль.
Описание обнажений заняло довольно много времени, и к истоку реки добрались только к вечеру. Палатки ставить не стали – дождя не ожидалось. Приготовили ужин и улеглись спать в пологах – единственном надежном средстве от комаров. Утром перекусили и в путь.
Отдохнуть решили на водопаде, куда по расчетам должны прибыть к вечеру. Там была изба, а это избавляло от многих забот. Та часть озера, откуда вытекала река, была довольно мелкой. Из воды торчало множество коряг, средь которых на резиновых лодках приходилось пробираться осторожно. Река была шириной метров двадцать, полноводна, не было ни порогов, ни шивер. В ней было что-то неестестественное, напоминающее искусственный канал. Вода неслась, как в трубе, – продвигались быстро. Во второй половине дня Юрка, выполняющий роль кормчего, стал держаться поближе к берегу, опасаясь проглядеть приближение водопада. Вслед за Юркой и другие лодки стали держаться ближе к берегу, хотя течение здесь было заметно слабее. Река стала полноводнее и шире. В ее стремлении вперед чувствовалась неукротимая мощь.
Но сколько Юрка ни вглядывался в туманную перспективу, ничего выглядеть так и не смог. Вечером, когда туман над водой стал сгущаться, а видимость ухудшилась, появился какой-то гул. Откуда он исходил, определить было трудно. По мере продвижения вперед гул явно усиливался. И вот, слева по ходу, довольно далеко от реки показалась изба. По таежным меркам она выглядела внушительно. Караван причалил к берегу напротив нее, все сошли на берег. Было такое ощущение, что гул слышишь ногами, – гудела земля.
Всем было ясно, что водопад рядом, но его не было видно. Вытащив лодки на берег, все отправились на него посмотреть. Сверху подойти к сливу оказалось невозможным. Пошли по хорошо протоптанной дорожке вниз. По всей вероятности, немало лодок перетаскивалось здесь ежегодно. Но и снизу подойти к месту падения воды было нереальным. Водопад находился в конце сужающегося каньона, метров сто пятьдесят длиной, с расширением в центральной части, создающим впечатление огромной чаши.
Зрелище было грандиозным – ничего подобного Юрка еще не видел. Поток воды метров двадцать пять шириной и метра два толщиной срывался вниз и, грациозно изогнувшись, падал метров на двадцать. Место, куда падала вода, было окутано облаком тумана, доходившим почти до изгиба потока; внизу стоял полумрак, создаваемый отвесными стенками каньона.
Люди, завороженные зрелищем, долго неподвижно стояли, молча взирая на битву воды и скал. На следующее утро Юрка не смог устоять, чтобы не проверить разнообразие фауны в лагуне водопада. Уж больно привлекательно для рыбака она выглядела со стороны. Даже более мелкие ямы, как правило, являются обиталищем крупных тайменей. Но здесь неизвестно, какую роль играет близость водопада, а частые посещения людей – явно не положительную.
Он поднялся раньше всех, взял спиннинг, по привычке закинул за спину карабин и отправился на реку. Заброс можно было сделать со скального уступа, возвышающегося над водой метра на полтора. Но в случае удачи поднять крупную рыбу на полтора метра, чтобы она не сорвалась, можно было только при условии мертвой хватки, а как выводить рыбу в противном случае, было не совсем понятно. Впрочем, Юрка не сильно переживал на этот счет – для него важен был процесс, а не рыба. Хотя полакомиться нежной таймешатинкой после надоевших щук не откажется никто.
В здешних краях если говорят о рыбе, то имеют в виду лососевых – сига, ленка, тайменя, чира, кумжу, хариуса. В разговоре с местными жителями нередко можно услышать: «Рыбы там нет, одни щуки». Щуку, окуня, карася здесь называют сорной рыбой. Чаще всего она идет на корм собакам или используется в качестве приманки при установке капканов. Кроме превосходных вкусовых качеств лососевые имеют минимум костей, причем вовсе отсутствуют мелкие кости; мясо этих видов рыб нежное, жирное, ароматное. Например, мясо сига обладает сильным запахом свежего огурца.
Такая рыба хороша во всех видах, но особенно вкусна малосольной. Юрка представил себе вкус малосольного тайменя, и рот наполнился слюной. Но его надо вначале поймать. Он прошел по кромке уступа как можно дальше.
Сделать заброс, не свалившись в воду, здесь было непросто. Юрка долго примерялся, но заброс получился всего метров на пятнадцать – блесна не долетела и до середины лагуны, шла не глубоко, поднимаясь к поверхности по мере приближения к берегу. И вот, когда до берега оставалось уже метров пять, из глубины метнулась тень – вскипел бурун, и раскрылась огромная пасть. Юрка невольно замедлил вращение катушки – блесна сбавила обороты и стала медленно погружаться. Таймень тоже замедлил скорость, закрыл пасть и в недоумении, медленно повернув, скрылся в глубине.
Юрка суетливо смотал леску и сделал второй заброс, не надеясь, что таймень клюнет во второй раз. Обычно, если таймень сходит с крючка, то больше на блесну не реагирует, если даже подвести ее под самый нос. Но в этот раз, только блесна успела погрузиться, последовал мощный рывок. От неожиданности Юрка еле удержался на уступе, не успев отпустить катушку. Таймень устремился к центру лагуны. Тормоз у катушки верещал, ручки больно колотили по пальцам, удержать их не удавалось.
«Только бы хватило длины лески, – подумал Юрка. – Иначе таймень стащит меня в воду». Таймень, не дойдя немного до дальнего края лагуны, стал поворачивать вправо. Юрка усилил натяжение, пытаясь направить его в свою сторону. Леска резала воду, натянувшись, как струна. Таймень и в самом деле повернул назад, леска ослабла; Юрка стал лихорадочно подбирать ее, пытаясь при этом держать натяжение. Рыба некоторое время шла как бы по инерции, но вскоре стала снова забирать вправо по ходу, заходя на второй круг. Когда таймень снова пошел от него, Юрка стал пальцем тормозить катушку, стараясь максимально увеличить нагрузку, и рыба остановилась. Натяжение лески было максимальным, но таймень, казалось, выдохся. Юрка стал подтягивать рыбину. Она медленно, как-то боком, двигалась назад.
Сдав таким образом метров десять, таймень неожиданно сделал рывок – взвизгнул тормоз. Юрка, отпустив ручки, снова стал давить на обод катушки. Таймень, как и в первый раз, сделав круг, снова был остановлен при заходе на новый. Юрка снова стал подтягивать сопротивляющуюся рыбу. В этот раз таймень сдал значительно большее расстояние. Юрка уже было решил, что рыба сдалась окончательно, но последовал новый рывок, и все повторилось. На этот раз таймень описал уже заметно меньший круг. При заходе на очередной таймень снова встал. Юрка усилил натяжение. Рыба сопротивлялась уже менее яростно, сдавая метр за метром. Когда таймень оказался у самого берега, стало очевидным, что вытащить такую рыбину из воды на весу было нереально.
«А что если пристрелить тайменя, а затем уж вытаскивать на берег?» – подумал Юрка. Он снял карабин и стал целиться. Как только он ослабил натяжение, рыба начала двигаться и стрелять стало опасно – можно перебить леску, но и стрелять одной рукой было трудно – руки дрожали от напряжения, и Юрка решил оставить эту затею.
Он потихоньку стал отходить по уступу, спуская леску в натянутом состоянии. Лески хватило, чтобы выйти на пологий берег. Сейчас нужно было провести рыбину между камней, не давая ей воли. Юрка забрался на плоский валун, торчащий из воды, и стал постепенно подтягивать рыбину, стараясь не давать ей возможности уйти на глубину. Длинная леска цеплялась за камни, таймень, изворачиваясь, старался уйти за них, и когда ему это удавалось, приходилось заходить влево или вправо, чтобы выкорчевать его.
Но постепенно сопротивление ослабевало. В конце концов Юрка выволок рыбину на камни, но и здесь таймень продолжал буянить, не давая отцепить блесну. Юрка взял нож и с силой ударил лезвием в основание головы, но промахнулся: нож попал в головную кость. Рука, державшая нож, соскользнула по ручке в рыбьей слизи, и лезвие, острота которого была особой гордостью хозяина, располосовало пальцы. Бинтовать было нечем. Впрочем, при сжатии руки в кулак рана почти не кровоточила.
Юрка снял брючный ремень, сделал из него кукан и, закинув тайменя за спину, осторожно ступая по скользким камням, направился восвояси. Народ уже поднялся, горел костер. Увидев Юрку с тайменем, все повскакивали с мест. Долго ходили вокруг рыбины, оценивая вес трофея, и сошлись на том, что таймень весит никак не меньше десяти килограммов.
Геннадий Васильевич принес фотоаппарат, и все, сначала по одному, а затем и вместе, сфотографировались на память, чтобы было что вспомнить длинными зимними вечерами, сидя в тепле городской квартиры, а при случае похвастаться перед друзьями, предпочитающими домашние щи.