В сумерках стою посреди пойменного болотца с микрофоном в вытянутой руке. Вода доходит почти до верха болотных сапог, а руки облеплены комарами. В пяти метрах от меня в благоухающем снежно-белом кусте черемухи заливается, доходя до неистовства, главный солист майского утра — соловей.
Магнитофон включен на запись. Передо мной не просто соловей, а именно тот, которого я искал уже больше недели. Немало исходил я по приречной уреме, много ночей не спал, но соловьи попадались все посредственные, с красивыми, но почти стандартными для нашей местности песнями, которых я записал уже достаточно. Я искал соловья с кукушкиным перелетом и лешевой дудкой. И вот такой певец, да еще с юлиной стукотней, передо мной. Поет с достоинством, неторопливо, но в то же время азартно. Редкостные, дивные колена волнуют до слез. А какие разнообразные концовки строф! То тройная дробь, то россыпь, а то нежный раскат. Такие солисты — редкость, одного на сто встретишь, не чаще. Сколько песен, и все разные, неповторимые.
Проходит пятнадцать, двадцать минут, пора выключать магнитофон и искать очередного одаренного солиста, но я медлю и чего-то жду. Наконец, выключаю запись, бесшумно выхожу из болотца на лесную тропинку, сажусь на березовый пенек. Руки изодраны в кровь о колючий шиповник, сапоги полны воды, шапка осталась где-то в болоте — результат подхода к этому необыкновенному певцу. Долго еще не могу прийти в себя от волнения и переполнивших меня чарующих звуков...
Такова охота с микрофоном за соловьиными песнями, и это лишь один из ее эпизодов. В свое время сабанеевский журнал «Природа и охота» отводил значительное место охоте за певчими птицами. Вторая половина XIX века была временем наивысшего интереса к певчим птицам в России и особенно к соловьям.
Соловьиная охота — исконно русское увлечение. Вспомним непревзойденный очерк И.С. Тургенева «О соловьях», пронизанную любовью к птицам книгу И.К. Шамова «Наши певчие птицы», картину В.Г. Перова «Птицеловы», на которой изображена охота за соловьем. Ценители соловьиного пения, прежде чем поймать певца, долго искали особо одаренных. Вспомним о шамовском соловье, которого знаменитый птицелов поймал в Куликовке, в барской усадьбе. Тот соловей покорил барина, который каждый вечер приезжал с барыней к сторожке послушать именно его, и дал распоряжение лесникам его охранять («Охота и Рыбалка XXI век», май 2023).
Русские люди особо почитали соловушку. И хотя соловьев в основном держали купцы и помещики, ценители соловьиного пения нередко встречались и среди мещан и дворовых людей, многие из которых были настоящими поэтами в душе.
Вот как реагирует на пение соловья простой птицелов из дворовых людей, со слов которого И.С Тургенев написал свой знаменитый очерк «О соловьях»: «Петь (в клетке. — С.Ф.) начинают они с Рождества и ближе, сперва потихоньку с Великого поста, с марта месяца, настоящим голосом.
Начинают они обыкновенно с пленьканья... так жалобно, нежно: плень, плень... не громко, а по всей комнате слышно. Так звенит приятно, как стеклышки, душу всю переворачивает. Как долго не слышу — всякий раз тронет, по животику так и пробежит, волосики на голове трогаются. Сейчас слезы — и вот они. Выйдешь, поплачешь, постоишь».
В конце XIX — начале XX вв. интерес к соловьям не ослабевает. Тому подтверждение — выход прекрасных книг о певчих птицах М.Н. Богданова, И.И. Святского, Д.Н. Кайгородова. После Октябрьской революции интерес к соловьям заметно падает. Ушли в прошлое трактиры с соловьями, старые опытные птицеловы. Да и время в стране наступило такое, что не до соловьев было.
Но эта охота не умерла. Уже в послевоенные годы, к середине 50-х годов, пусть не с былым размахом, но все же возрождается соловьиная охота. Центром объединения собратьев по страсти вновь становится Москва. Уже не на Трубной площади, как во времена А.П. Чехова (вспомним его одноименный рассказ), а на Калитниковском птичьем рынке собираются охотники. Вот как описывает В.В. Павлов (альманах «Охотничьи просторы», кн. 7, 1957) птичий рынок того времени:
«Птичий рынок — это съезд охотников, ибо сюда съезжаются по воскресеньям охотники не только с разных концов Москвы, но и из других городов; съезжаются... больше для того, чтобы повидать охотников и поделиться новостями охотничьей жизни. Такой «клуб» нам нужен, ибо охота в нашей стране в большом почете... Птичий рынок ныне известен далеко за пределами Москвы... Соловьев привозят из калужских лесов, а также с Волги и из Полесья. У кутеек с соловьями стоят охотники — старые и малые. Идут длинные и шумные разговоры; болельщики советуют выбрать не того, а этого соловья. А торговец — сам охотник, еще вчера лежавший на земле и следивший за птицей у лучка, ловит из кутейки для приятеля меченого соловья. «Этот специально для тебя ловлен, — скажет он,— густым и низким голосом кричит и дробью рассыпает»
Для охотников за певчими птицами появляются прекрасные книги А.Н. Промптова «Птицы в природе», Л.Б. Беме «Жизнь птиц у нас дома», А.С. Мальчевского «Гнездовая жизнь певчих птиц», чуть позже — Ф.Ф. Остапова «Певчие птицы нашей родины», Е.Н. Дерим-Оглу «Рассказы о лесных птицах», А.Ф. Ковшаря «Певчие птицы».
Однако вот уже более 50 лет как интерес к отечественным певчим птицам, и в особенности к соловью, заметно ослаб. Любители птиц с удовольствием покупают волнистых попугайчиков, амадин и канареек и других зерноядных птиц, кормить которых не составляет особого труда. Труднее обстоит дело с соловьем. Ему подавай ежедневно живых мучных червей, муравьиные яйца да тараканов. Но главная причина потери интереса к соловьям — смена поколений любителей птиц. Старых опытных птицеловов практически не осталось, а молодым это неинтересно. К тому же существуют жесткие правила и сроки охоты на певчих птиц, в том числе и запрет на отлов соловьев в России.
Мы должны, просто обязаны возродить соловьиную охоту в России! Сделать это скоротечно не удастся, нужно воспитать целое поколение людей в любви к родной природе, неповторимому русскому раздолью лесов, лугов, полей и ко всему населяющему их живому.
Современная техника, которая отдаляет людей от природы, может способствовать обратному процессу сближения человека с миром диких птиц и зверей. Именно во второй половине XX века появились новые виды добычи животных, прочно занявшие место рядом с ружейной охотой. Это охоты с фотоаппаратом, кинокамерой и магнитофоном. Неправы горе-защитники природы, настаивающие на смене ружья на фотоаппарат или магнитофон. Одно дополняет другое и помогает в познании тайн зверей и птиц и совершенствовании охотничьего опыта и сноровки. Да и, будем откровенны, сроки ружейной охоты и бескровных охот не совпадают. Лучшее время для охоты за голосами — это май и июнь, когда птицы словно выставляют себя и свои песни напоказ охотнику. Ружья в это время — в чехлах.
Но вернемся к охоте за соловьями. Портативные магнитофоны ушли в прошлое. У меня были сначала катушечные, потом кассетные магнитофоны — все обеспечивали хорошее качество звука. Сейчас им на смену пришли портативные цифровые рекордеры и диктофоны. Эта охота более доступна, чем ловля и содержание соловьев в неволе.
В начале века Д.Н. Кайгородов писал, что к пению соловья нужно относиться критически. Нужно знать особенности построения песни, характерные колена и особенности их сочетания. «Попытки изобразить словами песни некоторых, особенно мастерски поющих соловьев ничего не говорят для человека непосвященного, но для любителя-знатока соловьиного пения они являются весьма интересными и понятными, и он легко восстанавливает по ним, как музыкант по нотам, те звуки, которые имел в виду изобразить записывающий песню». Ф.Ф. Остапов пишет:
«Непонятен, а может быть, даже и смешон будет такой перевод (буквенно-слоговое описание колен. — С.Ф.), только разве для тех, для кого «что ни птичка — то все воробей»
Для тех же, кто знает, понимает и разбирается в тонкостях соловьиного пения, такой перевод будет представлять нечто вроде нот, по которым на память нетрудно восстановить всю прелесть песни великого певца».
Главная задача охотника за голосами — приблизиться к певцу на возможно близкое расстояние. Подойти в сумерках вплотную к распевшемуся соловью не представляет большого труда, хотя порой и попадаются довольно пугливые солисты.
Сам процесс подхода к поющей птице необычайно эмоционален. Когда стоишь рядом с заливающимся соловушкой, слышишь каждый его обертон, отточку и тихие, не слышные издали ворчащие коленца, ощущаешь себя в каком-то неземном фантастическом мире. Когда листва еще невелика, певца часто удается увидеть самого. Смотришь и удивляешься, с каким неистовством он старается, выводит и льет свои чудные колена, как широко открывается его клюв и пульсирует горло, как весь он дрожит и трясется от страсти.
Записывать всех соловьев подряд не имеет смысла, если только вы не собираетесь изучать вокальную структуру данного соловьиного поселения. Главное, что придает прелесть этой охоте, — это выбор певца. Придется рано вставать, поздно ложиться, подчас не спать ночами, много ходить, прежде чем удастся сделать запись хорошего соловья. Соловьи прилетают к нам в первых числах мая. Первые их песни, обычно торопливые и неполные, можно услышать, когда березовый лист будет с копеечную монету. В это время соловьи ухаживают за самками, прогоняют пришельцев, устанавливают границы территорий. Но вот зацвела черемуха, самки сели на гнезда, и самое время записывать соловьев.
В общих чертах структура соловьиной песни следующая. Пение соловья состоит из отдельных типов песен или строф, отделенных друг от друга паузами. Каждая строфа включает отдельные колена, причем конкретная птица обладает определенным набором, присущим только ей. Из колен каждый певец обычно по-своему складывает типы песен.
Как правило, на закате и перед рассветом соловей начинает петь не сразу, а вначале распевается. При этом он издает отдельные, чаще свистовые, колена. Затем поет незавершенные песни и, наконец, полные строфы, но с большими паузами между ними. У распевшихся соловьев, особенно у двух- и трехлеток, паузы практически отсутствуют, и птицы как бы захлебываются своими песнями. Старые соловьи поют с достоинством, сочно, неторопливо.
Первое колено в песнях называется почином. В различных местностях почины бывают разные, но для соловьев одной и той же популяции они обычно сходны. Чаще всего соловей начинает так: си-си, или ти-вить, ти-вить, чилип-чилип, либо си-тю, си-тю. Вслед за почином всегда следуют свисты.
Каждое колено соловьев имело свое, исторически сложившееся у русских охотников название. Восстановить их совершенно необходимо не только для возрождения «словаря» соловьиной охоты, но и для научных целей. Зная его, мы сможем сравнить, как изменилось пение соловьев за 100–150 лет в одних и тех же местностях, исследовать эволюцию напевов и географическую изменчивость.
Большая работа по восстановлению такого словаря была проведена моим учителем — доктором биологических наук, профессором МГУ Геннадием Николаевичем Симкиным. В результате анализа песен нескольких сотен соловьев и сравнения колен с их описанием в старинной русской охотничьей литературе ему удалось восстановить многие названия соловьиных колен.
Свисты — одни из самых громких и протяжных колен. Для подмосковных соловьев, по мнению Г.Н. Симкииа, наиболее характерны смирновский свист (ив-ив-ив), ивлев свист (и-ви, и-ви, либо и-вли), липушка (лип-лип), визговой свист (вив-вив), губовой. волчковый и другие. По моим наблюдениям, для владимирских соловьев наиболее характерны свисты ви-у, ти-у, тю-вить, фи-ви, фю-фю (нежно), у-тень, у-тень. Некоторые владимирские соловьи начинают сразу со свистов, без починов.
За свистами идут дудки — более низкие и флейтовые колена. Различают передние и задние дудки в зависимости от их местонахождения в песне. Это различные типы водопойных дудок, очень характерных, например, для владимирских соловьев (ду-би, пив-пив, тк-пиу, тю-фиу, тю-фиу), пленьканье (плень-плень), свиязь (квиу-квиу-квиу), теньковка (у-тень, у-тень) и другие. Наиболее красивые и разнообразные колена представляют задние дудки. Это и описанное еще И.С. Тургеневым клыканье, или желна (клы-клы-клы), беличья дудка (белки-белки), луговые, кирилловы (кирилл-кирилл), хлыстовые, кивковые и трелевые дудки.
Украшение песни соловья — отдельные колена, которые могут появляться в различных частях песни. Это, во-первых, знаменитый кукушкин перелет — своеобразная вибрирующая трель, напоминающая крик самки кукушки. У владимирских соловьев это колено обычно стоит ближе к самому концу песни. Лешева дудка — низкое протяжное частое го-го-го-го. Колено гусачок повыше — га-га-га. Журавлик — одиночное крру или крри. Среди этих удивительных по своему звучанию колен — хрустальный горошек, летний громок, кузнечик. Одни названия чего стоят!
В пойме Клязьмы под Покровом некоторые особо выдающиеся певцы поражали меня минорным ктюрр-ктюрр в середине песни, веселыми резвыми чжек-чжск-чжек, печальным урру-рру. Один соловей в средней части песни мог заладить московкой — винтик-винтик-винтик. А у иного услышишь сложный оборот вроде тю-ти-тюю-вить.
Завершают строфы стукотни, раскаты и дроби. Для всех них характерна трелевая структура, состоящая из часто повторяющихся коротких звуков. Но стукотня — это резкие отрывистые высокие звуки, раскат — частая трель типа трррррр, а дробь звучит аналогично рассыпаемой по полу дроби.
Все эти завершающие колена слышны довольно далеко: в тихую погоду за один-два километра. Г.Н. Симкин выделяет ленивую, резкую, свистовую, хлыстовую, двойную, игольчатую и визговую стукотни. И.С. Тургенев особо отмечал юлиную стукотню (фюиюиюн).
В пору увлечения соловьями, в пойме Клязьмы я записал семьдесят восемь соловьев, и только у одного певца была редкая для наших мест тройная резкая стукотня, звучащая необычайно сочно, отточенно и резко наподобие ти-ки-тэк, ти-ки-тэк, ти-ки-тэк. Вообще этот соловей был явно вселенцем из других, очевидно, более южных районов, и его набор песен заметно отличался от песен остальных соловьев. Свою удивительную стукотио он включал в концовки песен примерно один раз в десять строф. Найдя этого соловья, я каждый вечер ходил наслаждаться его пением и с нетерпением ждал желанной стукотни, буквально обжигавшей слушателя и волновавшей до слез.
Такого же соловья я слышал только однажды, в 1974 году, когда только начинал свои охоты с магнитофоном. Тот соловей жил «на выселках», пел один в небольшом лесочке на заливном лугу в трех километрах от прошлогоднего соловья, певшего в дубраве в окружении посредственных солистов. Больше такие удивительные птицы мне не встречались.
Существует более десяти вариантов раскатов, а дробей знатоки насчитывают до девяти. Разорванные дроби называются россыпями.
Знатоки заметили, что по времени пения соловьи разделяются на три категории певцов: дневных, ночных и утренних. Я столкнулся с этим феноменом, когда картировал поселения соловьев в пойме Клязьмы. Смотришь, даже в хорошую погоду, утром один состав солистов, а вечером и ночью — другой.
Соловьи в основном живут отдельными многолетними поселениями, состоящими из самостоятельных «школ» пения. В центре поселения — опытный старый самец, рядом с ним два-три взрослых, но менее опытных, а в дальнем окружении селятся многочисленные молодые соловьи, часто поющие в нескольких метрах друг от друга. Молодые соловьи учатся петь у старых. Птицеловы это хорошо знали и клетку с молодыми соловьями часто ставили рядом со старыми опытными певцами. Иногда соловьев скрытно приносили в трактир к особо одаренному певцу. Купец попивал чаек, а соловей сидел под шляпой и слушал.
Один старый любитель певчих птиц рассказывал мне, как еще до войны, занимаясь соловьями, он с отцом брал из гнезд соловьиных слетков, выкармливал их, держал всю зиму, а следующей весной, отыскав хорошо поющего соловья, приносил клетки с молодыми птицами в лес и ставил их по зорям неподалеку от поющего соловья, чтобы те учились красиво петь.
Разумеется, вопрос о том, какой соловей лучше поет, не совсем правомерный, это дело вкуса. Скажу откровенно: много я прослушал курских и воронежских соловьев, но так и не проникся к ним той любовью, какой люблю наших мещерских соловьев. На мой взгляд, у более южных певцов, а еще больше у северных (например, петербургских) слишком много в песнях трескотни и щелкотни. Не то у владимирских, рязанских и московских соловьев. Они поют не так громко, но более нежно, флейтово, задушевно. Песни этих соловьев живо напоминают мне детство, которое я провел в деревне, в соловьином царстве, в краю пойменных лугов и болот, приречных урем и дубрав. Здесь я впервые увлекся наблюдениями за птицами, записями их голосов, здесь же впервые взял в руки ружье. И может быть, напоминание о первых охотничьих тропах с ружьем и магнитофоном и стало причиной любви именно к мещерским соловьям. Конечно, это дело вкуса, а о вкусах, как известно, не спорят.
Наступил май. Сходите на вечерней или утренней заре в лес, послушайте соловьев! Может, эта статья поможет вам проникнуться любовью к этой птице и ее чарующему голосу.