Не спалось. Быстрый утренний бег лодки, вольный ветер, пахнущий водой, рыбой, горечью увядающих рощ, ослепительный простор реки и высокого осеннего неба, поклевка–удар – этого было слишком много, чтобы просто забыться сном.
Да и рыбачить уже пора. Вдоль лодки медленно плыли полосы застоявшейся зелени – первый признак течения.
Размотав шнуры, враскачку забрасываем кормушки метра на три от лодки, каждый в свою сторону, чтобы потом не перехлестнуть снасти. На шнуры кормушек надеваем массивные свинцовые кольца с прорезями. Через отверстия колец продета основная леска «кольцовок», к которой привязаны длинные подлески с поводками и крючками. Снасть на Волге известная и в недавнем прошлом запрещенная из-за своей уловистости. Надо сказать, снасть хитрая. Крючки с насадкой вместе с кольцом опускаются по шнуру прямо к кормушке, где вьются на течении в струе вымываемого корма.
Толстогубый лещ находит по этой пахучей струе насадку, берет ее, и там, наверху, в лодке рыболова, сгибается в этот миг гибкий сторожок «кольцовки», тренькает колокольчик. Это и есть момент истины, ради которого не спишь по двое суток, таскаешь на себе тяжелую поклажу, сжигаешь не один бак дорогого бензина.
Течение усилилось. Вокруг лодки забурлили водовороты, срываясь вниз по струе, снова закручиваясь и пенясь. Якорные тросы натянулись как струны. Было слышно, как они гудят от невероятного напора вода, выпущенной на волю.
Торопясь, наживляем крючки навозными червями и катышами заварной манки. Это эксперимент. Как-то не принято на Волге ловить на мучное по осеннему времени, хотя, говорят, кто-то ловит и помногу. Но кто-то, где-то всегда ловит, особенно вчера и завтра. Это нам знакомо. Тем не менее, решаем попробовать. Наживив крючки, опускаю по шнуру кольцо. Оно медленно уходит в зеленую глубину. Далеко впереди кольца мотаются на течении мочки полосатых «навозников» и белеют манные катыши-груши. Вот кольцо легло на кормушку. Это чувствуется по легкому толчку и вскидыванию сторожка. Устанавливаю удильник почти вертикально у борта, сбрасываю с катушки немного лески и поправляю колокольчик.
С полчаса неподвижно сидим у «кольцовок» и стережем поклевку. Но как это часто бывает, первыми обрыбились соседи. Мелькнул подсачек, выдернутый торопливой рукой, и вот уже в их садке что-то забелело, заплескалось, вселяя легкую досаду в наши сердца. У нас так и не клюет.
Нет так нет, опять разливаем по кружкам кофе, режем тонкими ломтиками сало, пахнущее лавровым листом и чесноком, и раскладываем на хлеб. Включаем «Маяк». Как раз – пик-пик… Десять утра. Поднимаю кружку с дымящимся кофе и… р-р-аз!.. Кружка падает на стлань, обрызгивая горячим колени и руки. Поклевка, да еще какая! Хлыстик «кольцовки» сгибается от резких ударов. Колокольчик даже не успел звякнуть, только трясется беззвучно, словно в паническом страхе. Пашка тянется к подсачеку, а я дрожащими руками начинаю вываживать рыбину. На сильном течении сопротивление ее удваивается. Но, кажется, действительно взяло что-то порядочное. Вскоре метрах в четырех от лодки высверкнуло серебром и на поверхности стремительно заходил крупный язь. С тоской замечаю, что взял он на самый дальний крючок длинного подлеска, а это значит, что свободы для прыжков и уверток у сильной рыбины больше. В таких случаях очень часты сходы и обрывы лески. Язь поразительно резок и силен.
Пашка тянется с подсачеком. Промах! И тут же – мощный рывок и всплеск. Сошел? Нет, язь отчаянно бьется на леске.
– Паша! – молю, не шутя. – Давай, парень, подводи-подводи под него! Да быстрей ты!.. – с дрожащих губ срывается обидное. Но этого не замечает ни он, ни я. Есть! Пашка подхватывает серебристую пружину в подсачек, и вот уже красноперый красавец в лодке. Хорош, до чего же хорош этот сильный осенний язь. Он даже не серебристый, а скорее золотой. Эта живая позолота дана ему по рангу. В рыбине не менее двух килограммов.
Ошеломленно сидим и смотрим на язя, не можем насмотреться, хотя и переловлено было их немало. И тут – опять удар! Пашка кидается к своей «кольцовке», а я лихорадочно выпутываю первого язя из подсачека и, бросив его под стлань, привстаю, вглядываясь в воду. Пашка с натугой выбирает леску. И опять такой же язище забился в лодке.
– Есть-есть, ай-я-яй! Улю-лю-лю! – вопит Пашка, прыгая в лодке. Вовремя останавливаю его за куртку. Еще миг и купаться бы Пашке в осенней воде, в стремительных струях течения.
Оба язя оказались в садке. Взяли они на манку. Черви на крючках были не тронуты. Наживляем все крючки грушками упругой каши, размятой еще дома с растительным маслицем.
Клев был уверенный. Не часто, как и подобает серьезной рыбе, с периодичностью в пятнадцать-двадцать минут «кольцовки» встряхивались от резких ударов, суматошным звоном заходились колокольчики. Не обошлось и без сходов.
Опять не выдержал перекаленный, видимо, крючок. Два раза крупные язи, исполнив бешеный танец в снопах брызг, уходили, срывались со злосчастных дальних поводков. Но это был настоящий лов, мечта любого волгаря, а тем более новичка бортовой удочки. Так, наверное, и становятся рыболовом на всю жизнь. Невозможно забыть эти минуты вываживания мощной рыбины, блещущей золотом, серебром, всеми драгоценными металлами и камнями в каскаде яростных прыжков и радуге брызг.