Подкравшись к сонной рыбке, он хватает ее пастью, усыпанной мелкими зубами. Нередко его добычей становятся маленькие налимчики, которым, кажется, крупный налим даже отдает предпочтение за их нежность, гладкость, узкое «проглотистое» тело. Убеждался в этом, изучая желудки пойманных хищников. Были случаи, когда крупный налим брал на мелкого, ранее попавшегося на закидушку.
По наблюдениям, на живца, резаную рыбку, лягушонка налим берет охотнее осенью, в октябре–ноябре. По-видимому, в это время он усиленно жирует, копит силы к нересту, который происходит у него в самую лютую пору – начиная с декабря.
Весной, после ледохода, поклевки налима на ерша, сорожку, пескаря и другую рыбку, годную на живца, менее верные. В это время хорошо иметь на ночной рыбалке мясистых подлистников и земляных червей. Вне конкуренции – выползки.
О внешнем виде налима хорошо сказал С.Т. Аксаков: «…фигура его совсем особенная и не совсем приятная: от головы с довольно большим и широким ртом и одним усом, торчащим из-под нижней губы, сейчас начинается белесоватое брюхо, которое у больших налимов бывает кругло и велико; от брюха стан его сплющивается и оканчивается длинным, плоским, извилистым плесом, опушенным до небольшого кругловатого хвоста сплошным мягким плавательным пером.
Налим не имеет чешуи, покрыт слизью, так что его трудно удержать в руках; он весь мраморный: по темно-зеленому желтоватому полю испещрен черными пятнами; глаза имеет темные; некоторые налимы бывают очень темны, а другие очень желты».
Кроме своего странного вида, ночного образа жизни и необыкновенного холодолюбия, налим имеет еще одну особенность. Это единственный представитель семейства тресковых, живущий в пресной воде.
В малых реках Средней полосы налим редко достигает веса более двух килограммов, но в Заполярье на Енисее приходилось видеть налимов с полпуда. В основном это речная рыба, но встречается и в озерах, водохранилищах и даже в прудах, придерживаясь участков с каменистым, песчаным, глинистым дном, там, где есть холодные ключи.
Ловлей налимов на удочку почти никто не занимается, но зимой случаи поимки его, наряду с другой рыбой, не так уж редки. Причем, берет он и в самый разгар дня. Подобным образом случалось ловить налимов у правого берега Волги, в районе Кокшайска и Марпосада, где обычно сидели любители ловли сопы-белоглазки. В том же Кокшайске, а именно в затоне у церкви, бывало, целую зиму стояли на льду жерлицы «налимятников», обживленные ершами. Налим брал здесь как ночью, так и днем. Но рыболовов с удочкой, собравшихся специально за налимом, приходилось видеть, пожалуй, только на Чебоксарской ГЭС. Правда, удочки их были сродни бортовым донкам – короткий удильник, сторожок-кивок, катушка. Хищник брал на тяжелую мормышку, наживленную «мочкой» червей или резаной рыбкой. Ловили эти «налимятники» прямо с плотины, хотя такая ловля запрещена.
Все рассказанное выше, видимо, исключение из правил. Хороший клев налима возможен чаще лишь ночью. Ловят его донками, закидушками, жерлицами. А блеснение его, похоже, ушло в предание.
Самой, наверное, результативной и простейшей снастью является закидушка. Она состоит всего лишь из довольно тяжелого грузила (ложка, по осеннему времени, когда течение не столь быстрое, как весной), лески 0,5–0,6 мм и одного или двух поводков. Крючки лучше использовать с длинным цевьем, поскольку приходится выдирать их из жесткой пасти налима, обшаркиваясь руками о мелкие зубы хищника. Для живца и «резки» ставятся двойники. Лучше всего иметь с собой запасные поводки, так как холодными ночами да стынущими пальцами проводить «хирургические» операции не комфортно, если не сказать больше. Поэтому поводок можно крепить к застежке, желательно самодельной, крупной, сделанной из пружинной проволоки. Мелкие, спиннинговые, также доставят много хлопот на холоде и при неверном свете фонарика. Леска сматывается с мотовильца, а после заброса вставляется в расщеп гибкого ивового прута. Потом подвешивается звонкий колокольчик. Все просто, но в осеннюю стынь чем проще, тем лучше…
Издавна славятся гастрономические качества налима: «Уха из одних налимов (даже без бульона из ершей), живых непременно, особенно если положить печенок и молок, до того хороша, что, по моему мнению, может соперничать со знаменитой стерляжьей ухой». С.Т. Аксаков.
Особенно ценится печень налима, не уступающая по вкусу деликатесной печени трески и бывающая у налима несоразмерно большой величины – с треть всей длины тела. Здесь надо подчеркнуть, что величина печени у этой удивительной рыбы непостоянна. До нереста, по осеннему времени, она относительно невелика и имеет какой-то коричнево-серый цвет. На весенней же ловле попадаются налимы, брюхо которых так и распирает вышеуказанный деликатес. Печенка весеннего налима бела, нежна и необыкновенно вкусна. Отварная, она тает во рту. Трудно сказать, чем вызвано такое резкое изменение внутренних органов рыбы, но скорее всего, перед нерестом налим просто готовит место для икры – будущего потомства. Кажется, Салтыков-Щедрин, острый на язык, предлагал когда-то пороть налима розгами, дабы у того от огорчения увеличивалась деликатесная печень. По-видимому, метаморфозы печенки и натолкнули его на эту плодотворную идею. Но, думается, современного налима сечь нецелесообразно, поскольку вместо увеличения печени у него может увеличиться желчный пузырь. Не тот пошел налим…
…Забросив закидушки, не торопясь иду к костру и, блаженно растянувшись на лежанке, слушаю ночь. Сквозь сладкую дремоту послышалось назойливое «теньканье» какой-то ночной птички. И тут до сознания доходит – звонит колокольчик закидушки. Не в первый раз меня вводит в заблуждение какая-то лукавая пичужка, точно имитируя звонок колокольчика, но сейчас ошибки не было – поклевка!
Спускаюсь к закидушкам. Особенно торопиться уже некуда, налим жаден и наверняка заглотал насадку, и теперь лишь бы не было зацепа за кусты, торчащие метрах в трех от берега. На всякий случай делаю подсечку и выбираю дрожащую на течении леску. Рывки рыбы ощущались слабо, их гасило тяжелое грузило, волочащееся по дну, и лишь когда у берега в свете фонарика мелькнуло брюхо приличного налимчика, последовала серия вялых толчков. Но на берегу налима словно подменили: отчаянно извиваясь, он вырвался из рук и, оборвав поводок, пополз прямо к воде. Видать, только сейчас понял, чем ему грозит это ночное приключение. Живо представив себе дымящуюся на сковороде налимью печень, обложенную подрумяненным лучком, не менее отчаянно кинулся на беглеца.
В эту ночь налим припозднился с выходом на кормежку и брал вяловато: смутил его, видимо, теплый и ясный вечер.
После первого звонка только через два часа басовито подал голос самодельный колокольчик закидушки, заброшенной в самую круговерть перед ямой. Звякнув несколько раз, колокольчик замолк. Есть у налима такая привычка: сядет на крючок и робко так, не чета язю, дает сигнал – снимай, мол… Если рыболов-«налимятник» досматривает десятый сон, налим терпеливо подождет и снова деликатно напомнит о себе негромким звонком. Так и будет он позванивать всю ночь, пока рыболов не проснется.
Осветив закидушку фонарем, вижу плавную раскачку колокольчика. Леску вытянуло вдоль берега. Так бывает, когда на нее накрутит траву или возьмет крупная рыба… Проверим. После подсечки ощущаю приличную тяжесть, а затем и тупые толчки. Чувствуется, что взяла серьезная рыба. Вот уже показался и сам налим, на вид не менее полутора килограммов. Он крутанулся под берегом, пискнул от сильного сжатия руками и уже по-хозяйски устроился в садке.
Когда перевалило далеко за полночь, скрылась в облачной пелене луна, колокольчики зазвонили вновь. И вновь, упираясь, выползали из черных глубин налимы – речные тати-душегубы. Напрягая сильные мышцы, вились они в руках и разевали пасти, покрытые мелкой щеткой зубов…