Вот и в эти выходные я, в приподнятом настроении ехал в автобусе со своими соратниками по сборной Группы Советских войск в Германии по стендовой стрельбе. Как вы понимаете, стрелять мы умели и редко приезжали без добычи, и поэтому к нам часто старались присоединиться другие охотники.
Вот и на этот раз в другом автобусе ехала довольно чопорная компания, особенно выделялся один полковник. По прибытии на место охоты из автобуса в начале показался живот, потом подбородок, ну а затем все остальное. Не терпящим пререкательства голосом он приказал принести рюкзак и ружье прапорщику, угодливо семенящему за ним.
У некоторых сложилось мнение, что охота в Германии в те времена, это мчащийся по полям БТР, поливающий из крупноколиберного пулемета, длинными очередями по мечущимся косулям и зайцам.
Конечно, были случаи, доходящие до анекдота. Как-то раз привезли генерала, и в первый же день он с вышки пристрелил племенного колхозного быка, а во вторую охоту егерского жеребца.
Но в подавляющем большинстве случаев все происходило по всем канонам цивилизованной охоты, чего немцам не занимать. Вот и здесь после построения и инструктажа, все расселись по автобусам и поехали на номера, да-да, поехали, т.к. дороги в лесах прекрасные. Все расставлены по номерам, звучит сигнал горна о начале загона, и сердце учащенно забилось в груди.
В первом загоне добыли двух косуль и все, в приподнятом настроении громко разговаривая, направились к автобусам. Следующий загон проходил недалеко от первого, и мне выпало стоять на номере метрах в пятидесяти от полковника. Я с некоторым опасением посматривал за ним, зная по горькому опыту, что выстрел вдоль линии стрелков для этой публики не проблема. Два раза уже у меня над головой пуля поломала ветки, а один раз стукнулась в дерево на пол метра выше головы. Поэтому чувствовал я себя не очень комфортно.
В Германии стрелять в загон запрещено, и поэтому полковник сразу встал к нему спиной и на мой жест развернуться даже не отреагировал. А жестикулировал я ему не зря. Двумя неделями ранее мы обложили кукурузное поле и один наш стрелок, будучи уже довольно опытным охотником, почему-то точно также встал спиной к загону.
Протрубил горн егеря и через несколько минут, не успев ничего сообразить, он оседланный самцом косули, который стремительно выпрыгнул из кукурузы, полетел по пыльной дороге, пролегающей вдоль поля. Вскочив на ноги и обалдело отдуплетившись, разумеется, промазав, обычно спокойный и интеллигентный человек, разразился громкой тирадой под смех рядом стоящих охотников.
Голоса загонщиков приближались, и вдруг крик: «Кабан пошел!».
Не обращая внимания на мои жесты, полковник продолжал стоять спиной к закону, держа ружье поперек живота. С другой стороны что-то хрустнуло, заставив меня на мгновенье посмотреть в противоположную от полковника сторону. Повернувшись я увидел, как ружье и шапка полковника разлетелись в разные стороны, а сам он в результате немыслимого пируэта рухнул на кабана и понесся задом наперед через дорогу. Все это происходило без малейшего звука, как в немом кино.
Что делать? Стрелять нельзя. Положение было критическое. По счастливой случайности кабан, а это был хороший секач, оказался подранком с первого загона. Он прошел еще около сотни метров, силы его оставили и он залег. Вот только оторвать этого горе – охотника от кабана не удалось никакими силами. Пришлось вырезать шкуру вокруг насмерть зажатых кистей. Говорили, что он еще долго приходил в себя.
Разумеется, пострадавшего сразу повезли на одном из автобусов домой.
В те времена не рекомендовалось не то что рассказывать анекдоты, но даже шутить над руководящим составом. Полковник был особистом, поэтому отправка его домой происходила в полной тишине.
По заведенной традиции после окончания охоты, с построением и выкладкой трофеев, происходило застолье вместе с немецкими егерями, которые с серьезным видом обсуждали все перепитии этой охоты.
За то на обратной дороге, тоже по заведенной традиции, в придорожной пивной под общий хохот мы добавили еще чуть-чуть.