ОТКАЗ
С юга России из области в область прошествовала весна, неся на своих крыльях величайший охотничий праздник – весеннюю охоту. Что бы ни говорили в адрес любителей весенней охоты, как бы ни обвиняли охотников в «кровожадности» и «жестокости», какие бы «научно-обоснованные» доводы о ее вреде и пользе закрытия ни приводились, многие из нас с душевным трепетом и нетерпением ждали ее открытия. Весеннюю охоту по сказочному очарованию пробуждающейся природы, торжеству жизни, ожиданию чего-то необычного, таинственного, по моему глубочайшему убеждению, нельзя сравнивать с другими охотами, хотя, как писал классик правильной охоты, С.Т. Аксаков, «все охоты хороши».
В этом году весенняя охота в Тверской области открывалась с 27 апреля, и, ориентируясь на эти сроки, я планировал устроить себе десятидневный праздник весны. Но неожиданности начались сразу же по приезде в Бежецк. Почему-то губернатор сократил охоту на один день. Попытки получить разрешение в общедоступные угодья, в которые перевели угодья Бежецкого РООиР, не увенчались успехом. Отказ объяснили тем, что на эти угодья было выдано всего 500 разрешений, и их уже выкупили. Некоторые местные охотники предъявляли квитанции из сбербанка, доказывая, что они уже оплатили госпошлину, но инспекторы только разводили руками. Охотники уходили ни с чем, а некоторые в сердцах заявляли: «Я здесь родился и вырос и на охоту все равно пойду – чихал я на ваши разрешения!» Как тут не вспомнить мудрую поговорку «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» Я направил свои стопы в Дубакинское охотхозяйство. Благо там пока еще без проблем. Все происходит по ранее принятым решениям. Как наши чиновники от охоты и обещали «своим» западным коллегам по «Афро-евразийскому соглашению», так они и поступают, постепенно вводя ограничения на весеннюю охоту.
НА ВАЛЬДШНЕПА
В один из холодных и ветреных вечеров я оказался на опушке березняка, слегка подернутого легким туманом. В глубине леса проглядывали темные верхушки елей, а из овражка доносился веселый говорок ручья. А запах! Такой бывает только в весеннем лесу.
Постепенно стихла разноголосица дневных птиц. И вот первый вальдшнеп. Его хорканье с хрипотцой и цвирканье заглушили все звуки, и чудная музыка стала наплывать на меня. После выстрела кулик упал, и в надвигающихся сумерках я его долго искал. Этот трофей за три выхода на охоту был единственным. Холодные зори и сильный ветер значительно ухудшали тягу, и ее как таковой, в классическом понимании, не было. Бекас активно начал токовать с 30 апреля. А 29-го я случайно нашел небольшой точок турухтанов, где насчитал с десяток птиц. Все самцы были одеты в красивый брачный наряд: удлиненные перья на груди, «воротники» и «уши» окрашены во все известные в природе цвета. Самое удивительное – как я ни старался, мне не удалось увидеть двух одинаково «одетых» бойцов турнира.
Мелодичный и печальный голос большого кроншнепа я услышал также 29 апреля и почти ежедневно встречался с этой птицей. Чибисы активно токовали во все дни охоты и довольно часто попадались на глаза, задавая свой извечный вопрос: «Чьи вы?»
НА ТЕТЕРЕВА
В ближайшей округе тетеревиного тока не было. Местные охотники ему не давали сформироваться. Косачи токовали в основном поодиночке, реже – парами. По утрам их чуфыканье и бормотание слышались отовсюду и веселили охотничью душу.
Охотясь на гусей, я на заросшем поле неоднократно замечал двух токующих тетеревов. Соорудив шалаш, в одно прекрасное утро я отправился за ними. Cидя в своем укрытии, вспоминал прошлые охоты на тетеревиных токах в Ленинградской области. Не то от воспоминаний, не то от утреннего холодка или охватившего меня азарта от предстоящей встречи с дивной птицей я начал дрожать. Но вот послышалось хлопанье крыльев. Я тщетно пытался разглядеть косача, но в том, что пожаловал именно он, сомнений не возникало.
А за спиной все сильнее разгорался восход. Светало. Чуффыш, чуффыш! – начал свое сольное выступление косач. До него было не менее, 60 метров. Далековато. Но во мне теплилась надежда: вот-вот подлетит его соперник, и они в пылу сражения. возможно, переместятся ко мне поближе. В березняке заквохтала тетерка. Спустя некоторое время на поле опустилась и та, ради которой звучала песня. Косач еще больше распетушился, сверкая белым подхвостьем. Чем бы все закончилось, не знаю. Окажись петух на выстреле, мы бы вряд ли разошлись. Но птицы вдруг насторожились и сорвались с поля. Оказывается, не я один положил глаз на косача. От опушки, прячась за кустами, крался другой «охотник», возжелавший полакомиться тетеревятиной.
НА ГУСЕЙ
Озимых полей в округе не было, так как колхоз давно распался и поля заросли бурьяном и кустарниками. Гусей в эту весну было мало. На пустырях корма для них было недостаточно, и птицы с озера Верестово на кормежку улетали куда-то на восток за многие километры. В день открытия охоты повторилась ставшая уже традицией история: гусям не давали ни снизиться к профилям, ни тем более облететь поле – начиналась бестолковая стрельба, птицы в страхе поднимались на недосягаемую высоту и уходили без потерь. Настрелявшись за выходные, основная масса охотников разъехалась по домам. Хотя гуси немного успокоились, но уходили утром на север и восток на недосягаемой высоте, и охота для меня в эту весну на гуся не сложилась.
С ПОДСАДНОЙ
Утро. Мой шалаш стоял в укромном заливчике на берегу озера Верестово. Я заворожено смотрел на весенний разлив озера. Ветер гнал по нему крутые волны с белыми барашками на гребнях. Неумолчное шипение струй и пьянящий запах весны действовал успокаивающе. Тишину тревожили только крики чаек и чибисов. А где-то далеко-далеко в огнях рекламы жил большой город со своими страстями и бурями; люди в нем, упиваясь «личной» свободой, пытались что-то доказать друг другу и порой прибегали к таким убедительным аргументам, как «макарыч» или «калаш». А я душой и телом находился в благословенном храме Природы и был счастливее их...
Зовущий голос подсадной вернул меня к действительности. Посвист сильных крыльев, хрипловатое жвяканье – и долгожданный, сверкающий весенним нарядом зеленоглавый красавец, выставив оранжевые лапки и словно съехав с горки, проскользнул по воде, рассекая ее гладь грудью. И замер. Сколько их, страстных молодцев, полегло от моих выстрелов! Вроде бы и пора привыкнуть, но нет! В предвкушении стать обладателем заветного трофея сердце сладко замерло, словно от первого поцелуя...
Как и в прошлые годы, кряковые были обычны. А вот шилохвости, серой утки, свиязи и чирков наблюдалось заметно меньше. Редко отмечались веселые компании чирков-трескунков, в которых за одной уточкой «увивалось» до десятка кавалеров. Кряковые держались еще парами. И подсадной отбить селезня от дикой утки удавалось не всегда. Больших стай пролетной чернети и других нырковых я не замечал. Можно предположить, что в летне-осеннем охотничьем сезоне уток будет маловато.
Охота с подсадной на селезней в эту весну у меня прошла успешно. Утка работала безотказно как утром, так и вечером. Вот пишу эти строки, а перед глазами проплывают картины притихшего вечернего леса. Вот тянущий вдоль опушки вальдшнеп, вот задиристые косачи на току, а вот переговаривающаяся гусиная стая, улетающая куда-то в неведомую даль, и селезень, будоражащий душу хрипловатым жвяк-жвяк. Все это бывало в моей жизни не единожды и повторилось вновь. Слава Тебе, Господи, что даруешь силы предаваться давней забаве наших предков! Сердце какого охотника останется равнодушным, пережив нечто подобное! И кому из нас не захочется все это еще раз прочувствовать и прожить! Но в сознании молнией вспыхивают горячие споры с противниками весенней охоты, требующими ее в такой охотничьей стране, как моя, запретить, и – встает тревожный вопрос: «Неужели власти осмелятся закрыть весеннюю охоту?»