Охота — это не только выстроенная в определенной последовательности цепь событий: зверь (птица) — выслеживание — выстрел — трофей, но и целостная система нравственно-этических ценностей, ядром которой являются честь и совесть охотника — два неразделимых понятия. Без них охота и личность охотника теряют должный образ, без них это уже браконьерство. Ибо, переступая незримую грань между браконьерством и честным поединком со зверем, человек, взявший в руки ружье, даже имея в кармане охотничий билет и путевку (разрешение) на право охоты, оказывается вне морального закона. И в первую очередь для себя самого. Закон совести — самый строгий закон.
За последние два десятилетия в России резко выросло число охотников. Причин этому много, но основная— определенная доступность получения охотничьего билета и приобретения оружия. Для кого-то стать охотником было мечтой с детства, порывом души, а кто-то стал им, так сказать, в силу обстоятельств или, скажем, благодаря корпоративу. Бывает и такое! Но и те и другие — охотники состоявшиеся. То, как они будут вести себя в угодьях, — дело их совести. В душу охотника ведь не заглянешь, и не сразу поймешь, каких этических норм он придерживается. Знаменитое тургеневское «Охотник — значит хороший человек» в нынешнее время «не работает».
Верно замечено, что на охоте высвечиваются не только лучшие стороны человеческой личности: доброта, взаимовыручка, ответственность, совестливость, но и пороки: жадность, рвачество, неуважение к другим, жестокость. Может быть, кто-то из неохотников, прочитав последнее, усмехнется и спросит: «А как же на охоте без жестокости? Ведь охота сопряжена с выстрелом по живой цели». Отвечу. Жестокость во время охоты проявляется не в выстреле по зверю или птице, не в добывании подранка, а в тот момент, когда охотник, лишенный чувства уважения к объекту охоты, не видя перед собой ничего, кроме живой цели, нажимает на курок своего ружья. Нормы уважения к объекту охоты не прописаны ни в справочниках, ни в регламентах, они существуют в охотничьем обществе, где свято чтут охотничьи традиции. Настоящий охотничий коллектив есть не что иное, как эталон высоконравственного поведения охотников в нем. Коллектив всегда и поддержит охотника, и, если надо, осудит его неблаговидный поступок.
Зачем я все это пишу? Увлечение охотой, пришедшее к нам из глубокой древности, на сегодняшний день уже не средство добывания пропитания (в большинстве своем), а определенный пласт отечественной культуры, основанной на традициях.
В наше время человек яростно наступает на природу: строит города, забирая у лесов и полей все новые и новые территории для прокладки магистралей ЛЭП и автомобильных дорог, для организации новых садоводческих товариществ и т.п. Природа уступает натиску человека, безвозвратно теряя территории, где некогда обитали рябчики и зайцы, глухари и кабаны, где проходили миграционные пути лосей. Там, где выстраиваются крупные мегаполисы, жилые кварталы с инфраструктурой, возможности сходить на охоту (даже на тягу вальдшнепа), вероятнее всего, уже не будет. Но это фактор, продиктованный развитием технического потенциала общества, и его можно приостановить. А вот когда сами охотники, попирая законы чести и совести, своими же руками сокращают численность животных и птиц, — это обидно и больно. Например, на облавной, загонной охоте трофеями становятся лосиха или оленуха, кабаниха или козочка косули. Конечно, правилами охоты на копытных в осенне-зимний период регламентируется добыча животных, невзирая на пол и возраст. Но где же тогда неписаные правила охотничьей этики, которые в данном случае будут выше писанных Правил охоты? Ведь за каждой добытой самкой оленя или лосихи стоят один, а то и два лосенка или олененка, которые, возможно, впоследствии станут завидным трофеем для настоящего охотника.
Охота на копытных проходит в тот период, когда гон уже прошел и самки носят в себе будущее поколение. Так стоит ли поднимать ружье на вышедшую на номер охотника лосиху? Конечно же нет! В этом-то и есть великая ценность охоты, ее благородство, которые должны передаваться из поколения в поколение. Пусть лучше лицензия останется незакрытой, чем будет бездумно загублено неродившееся потомство.
К месту замечу, что в пылу охотничьей страсти бывает трудно опустить ружье, отказаться от выстрела, когда видишь, что прямо на твой номер идет выставленный зверь. Но на то и даны охотнику «холодная голова и горячее сердце», чтобы, мгновенно оценив ситуацию, принять единственно правильное решение. Ведь от вашего выстрела будет зависеть не только результат настоящей охоты, но и возможность охотиться в будущем.
Частенько приходится слышать возгласы алчных до трофеев охотников в адрес их товарища, упустившего с номера зверя. И чего только не сыпется в эти минуты на его голову! А он, как правило, молчит, хранимый совестью и честью.
Охранять поголовье копытных, пушного зверя, птицу есть первоочередная задача охотника. Спросите, например, коренного алтайца или карела, тунгуса или чуваша, которые как зеницу ока берегут свой охотничий удел, того, кто нормы охотничьей этики впитал с молоком матери, — спросите его, поднимет ли он ружье на маралиху или матку северного оленя лишь бы получить трофей. Уверен, вы услышите гневный ответ.
То же самое относится и к охоте по перу, причем не только в весенний период, но и в другие сроки, когда есть реальная возможность определить пол птицы. Один мой знакомый, уважаемый мною карельский охотовед, перефразируя высказывание героя известного фильма, однажды сказал: «За державу обидно, когда эти горе охотники по весне рябчиков стреляют да на манок самочек бьют. Сломать бы их ружья да в Белое море!» Ну как с этим не согласиться!
Сохранение охотничьих ресурсов посредством грамотной, правильной охоты есть золотое правило. И я полагаю, что в правила охоты должна быть непременно внесена поправка о недопустимости отстрела самок копытных при загонных охотах. То же самое должно быть определено в отношении птицы в осенне-зимний период. Думаю, мою позицию разделяют большинство охотников — все, кому небезразлично состояние наших угодий и будущее охоты вообще. Такими поправками будет вбит еще один клин в доводы антиохотников, ратующих за запрещение охоты.