Заняв место под любимой сосной, я примечаю селезня-одиночку, приводившего себя в порядок. Меня он не боится и особо не настораживается. Вот что делает близость города и людей. До заката еще далеко. Слушаю пение птиц, отмечаю знакомых, пытаюсь разобраться во всей этой птичьей музыке.
Вдруг мой селезень, истошно жвякая, идет на взлет. Что-то не то, отмечаю про себя. Перевожу бинокль на лужу в колее. По старой лесной дороге идет, ссутулившись, человек. За плечами длинный чехол. Ну вот и компаньон мне. По охотничьей этике надо подойти поздороваться, обсудить стрельбу и расстановку.
Старичок первый начинает разговор.
— Ну как, тянет?
— Не знаю, тут давно не был. Это место у меня от безысходности. Самое близкое к дому.
— Я вот тоже, поближе. Путевку купил, пять дней охоты прошло. Ни разу еще не был. Жалко, путевка пропадает. Надо, думаю, съездить. Да и вообще с охотой надо завязывать, тяжело ружье стало. Продавать пора. Патронов жалко, патронов у меня в запасе много. Вот расстреляю их и продам.
Я стою и улыбаюсь в ответ. Жалко, жалко…. Все ему жалко. Ой, лукавит.
— Да и года идут. Семьдесят лет мне уже.
— А какая разница в годах? Ты же сейчас здесь, на тяге. Мне тридцать пять, а тебе семьдесят. Но собрались мы здесь не по годам.
Дедушка лукаво улыбается. В глазах огонек охотничьего азарта. Такой огонек дома не запрешь.
— Ну давай по местам, — говорит он, и мы расходимся.
Но тяги не было. Ружья молчали. Дед ушел раньше меня, да и завозился я, собирая свой охотничий скарб. Однако охотник не уехал, а дожидался меня у машины.
— Что, провели нас сегодня? — спросил он.
— Зато патроны целы, придется тебе еще поохотиться. Отставка отменяется.
— Это да. Завтра будешь? Давай тогда в лес сходим. Там в двух километрах хорошая поляна есть, не зарастает. Там уж точно будет. Раньше с товарищами охотились там, никого не осталось уже из них.
Мы ударили по рукам.
Еду домой, перебираю в мыслях встречу. «Продать», «тяжело», «жалко»… Нет, обманул дедушка. Не охотника это слова. Простые житейские — да. Но не человека со страстью. Ведь не для денег или жалости все это делается. Пока горит огонек любви к природе, ты будешь в лесу, в поле, в горах, в степи...
Еду я и улыбаюсь, а перед глазами стоит застывшая лукавая улыбка дедушки. И я пытаюсь ее разгадать. Что-то было в ней особенное.