Лет тридцать назад, еще при развитом социализме, многие предприятия и учебные заведения выезжали на полевые работы для помощи колхозам в уборке урожая. Не обошла эта участь и нас. Но студентов музыкального училища, где я работал, дабы не портить им нежные ручки, посылали не на свеклу или картошку, а на уборку яблок.
Поэтому мы на несколько лет были приписаны к одному колхозному саду. Приехав в первый раз, мы увидели горы яблок, лежавших на земле. Это были ранние сорта, и их увозили на переработку. А мы срывали зимние сорта и укладывали их в ящики. За небольшую плату можно было купить яблок и себе, чем мы и воспользовались с моим приятелем. Приехали через пару дней, захватив ящики и заплатив, пошли к бригадиру. Тот, получив от нас презент в виде бутылки, сказал, что можно брать, сколько вывезем. Мы, зная уже, какие сорта самые сладкие и долго лежат, затарились ими и хотели уже ехать домой, как увидели яблоню, усыпанную крупными яблоками красного цвета, немного продолговатыми. Яблоня стояла, как новогодняя елка – глаз не оторвать.
Мы не могли пройти мимо и начали загружать оставшиеся ящики. Получилось по два. Попробовали на вкус, но яблоки оказались очень твердыми и кислыми. «Позже дойдут», – сказал приятель. Прошел октябрь, ноябрь, наступал декабрь, а яблоки так и остались жесткими и кислыми. Я отнес их знающему человеку, и он сказал: «Так это савлук, они и в марте такие же дубовые будут». Что делать?
И есть нельзя, и выбросить жалко. А тут мой сосед пригласил на охоту к своему леснику. «Отличный дядька, богатый лес, познакомишься, поехали», – уговаривал приятель.
Я согласился и подумал: «Вот куда я дену эти яблоки – отвезу их в лес, кабанам». Приятель мой работал в художественных мастерских чеканщиком и сделал в подарок леснику портрет усатого запорожца с длинным чубом.
Я тоже что-то захватил и положил в багажник злополучные яблоки.
Приехали на место, познакомились, лесник очень рад был «запорожцу» и разрешил нам пойти в лес прогуляться, а яблоки поставил в чулане, пообещав свезти их кабанам. Погуляв пару часов по лесу и убедившись, что лес действительно богатый – есть и кабаны, и козы, мы вернулись на кордон. Лесник за это время сварил казан картошки, достал соленых огурчиков, нарезал сала, ну и мы вынули свои припасы, и все сели обедать. Лесник оказался очень словоохотливым и рассказал много случаев из своей жизни. Один из них врезался мне в память. Дед рассказал, как во время войны он еще мальчишкой переводил через Буг евреев с одного берега, где были немцы, на другой, где были румыны. Румыны евреев не расстреливали и относились к ним более-менее гуманно.
Однажды к нему прибежала молодая девушка в одной ночной сорочке и умоляла перевести на тот берег. Переходя через брод, девушка, чтобы не замочить сорочку, поднимала ее все выше и выше. Парнишка чуть не задохнулся от увиденного впервые нагого женского тела. Через много-много лет эта девушка, уже взрослая женщина, разыскала своего спасителя и пригласила к себе в Ленинград. Всей семьей благодарили его, осыпали подарками и приглашали приезжать в гости в любое время. Между разговорами лесник вскипятил воду в полуведерном чайнике, сунул туда охапку сушеной липы, нарезал глубокую тарелку меду из висевшей тут же рамки, и мы начали чаевничать. Такого душистого чая да еще с сотовым медом я еще не пил. Отдохнув, мы поехали домой. Через пару недель, как раз на Рождество, мы снова приехали к этому леснику. Походили по лесу, снова ничего не добыли и вернулись. За столом я спросил у лесника, понравились ли яблоки кабанам. «Какие там кабаны! – ответил лесник. – Тут перед Новым Годом приехала бригада на отстрел кабанов, человек двадцать, и за два дня съели все яблоки». Я так и обмер. Вот это да! Это ж как надо набегаться, чтобы смолотить два ящика яблок, которые и кабанам, наверное, не по зубам. Ну молодцы, хорошие ребята, крепкие. В общем, «подкормил» я, да только не кабанов, а охотников.