Ветер продолжался все выходные. Да еще и с морозцем «повезло». Выдвинуться на водохранилище мы не решились. Искали свою рыбу в речке, но четыре десятка мерных окуньков на мормышку достались нелегко. И хотя той рыбалкой мы были вполне довольны, оставалась некоторая незавершенность.
В начале следующей недели ветер сбавил прыть, и к среде прогноз давал всего жидкую «троечку». Поползло вверх давление, прибавил морозец. Я понял, что нужно срочно воспользоваться образовавшимся окошком между дел и посетить «большую воду».
Найти напарника среди недели непросто. Но можно утречком выйти к традиционному месту сбора зимних рыбачков в надежде на попутку.
… Возле микроавтобуса суетился проворный водитель, зазывая попутчиков «в деревню». Поколебавшись несколько минут и сообразив, что больше вариантов не предвидится, протиснулся в салон. Близкий путь показался нудным из-за завязавшегося обсуждения телевизионной передачи какого-то резонера с переключениями на политику. Уровень дискуссии между коллегами, среди которых я оказался чужаком, граничил с легкой степенью слабоумия, и я томился в ожидании прибытия на берег.
Просторы встретили леденящим безмолвием. В далеком еще темном небе догорали мерцающие звезды. Горизонт на востоке заливался сиреневым светом. Совместно с «телезрителями» договорились о точном времени отъезда, и я с облегчением покинул говорливых попутчиков.
Снег на льду за неделю ветров превратился в узорные барханы. Теперь мороз их сковал с такой силой, что путь напоминал пересохшее каменистое русло реки. Кое-где из трещин проступала вода, но застывала, казалось, прямо на глазах. Свет с востока, теперь уже яркий розовый, разливался все полнее и шире. Я неторопливо брел, любуясь восходом. Спешить было некуда, да особо и незачем. Запечатлеть в памяти морозную тишину сейчас было важнее поимки нескольких «матросиков». На большее при таком давлении в последней декаде января я не рассчитывал.
Когда, наконец, добрел до обширной косы у острова, было около одиннадцати. Человек десять-двенадцать крутились в округе. Подошел к одному из них. Мужичок играл блеснильной удочкой без рукавиц. И это в такой мороз! Перекинулись парой фраз. Оказывается, вот буквально в лютое ветреное воскресенье мы встречались с ним на реке. Теперь его привезли сюда, за шесть километров от берега на снегоходе. Поклевок нет. А надежда?
Отошел на почтительное расстояние, забурился. Хотел сразу несколько лунок просверлить, как обычно, но успокоился на второй, опустив в воду ножи. Чего зря лед дырявить: сказал же человек – не клюет здесь.
… Вода в лунке затягивалась хрупкой корочкой, и проводка безмотылки осложнялась. Через несколько подъемов кивок дернулся. Ожидаемый «матросик», вряд ли дотягивающий до пятидесяти граммов, возвестил о начале «успешной» ловли. Следующей поклевки долго ждать не пришлось. В этот раз окунек прижал кивок в самом начале игры.
Соседи все время перемещались в поисках активной рыбы, но выдерживали дистанцию и не подходили плотно друг к другу. Похоже, поиски их были безуспешны. Я сидел на одном месте и наслаждался тишиной. Нет-нет, да и случалась поклевка. Окунь, нет, не крупный, так, едва в сто пятьдесят, напоминал о своем присутствии то на третьей проводке, то на десятой. Солнце достигло зенита и стало откровенно пригревать. Время от времени раздавались гулкие хлопки потрескивающего от мороза льда.
… Пауза между поклевками затянулась. Плавно поигрывая хлыстиком, я поднимал руку все выше и выше, и вот уже начал постепенно привставать, но так и застыл на полусогнутых коленях в нелепой позе: кивок под неведомой властной силой резко согнулся. Окунь, тот, который уже не оставляет сомнений, что в нем больше двухсот пятидесяти, скакал на льду, запутывая вокруг себя леску. Случайность или нынче окунь стоит выше? Гулкие хлопки участились: ледяная кольчуга трещала, все плотнее стискивая воду. Временами казалось, что лед вот-вот лопнет прямо под тобой. Разумом я понимал, что опасности никакой нет, лед толстый и прочный. Но древний животный инстинкт заставлял излишне напрягаться.
Теперь я решил провести мормышку по всей водной толще и уже сразу не стал садиться. Стоять согнувшись было неудобно, и я форсированно обловил придонную зону, как бы для галочки. Когда, наконец, разогнул спину, то сосредоточился на тщательной игре в метре от дна. Рука поднималась все выше и выше, к леске прилипали льдинки, но я проявлял усердие. Вот кивок уже замелькал на уровне глаз, и прижим! Рука рефлекторно дернулась в подсечке, мощная рыбина дернулась в ответ и тут же сошла с крючка. Эх!..
Едва справляясь с волнением и опять повторяя сложный подъем, я уже не рассчитывал на повторную мощную поклевку. Но она случилась! Вопреки пессимистичному прогнозу, подкрепленному внушительной статистикой. На той же высоте. Толстобрюхий красавец явно превышал полкило. Ага, а может, и не нужно тратить силы и время на проводку у дна? Потряс, потряс, еще потряс. Не клюет. К тому же лунка стала опять затягиваться корочкой.
Под трескучий ледяной аккомпанемент полностью присел и медленно стал выпрямлять ноги, обеими руками держал удочку, глаза буравили кивок. Постепенно разгибаясь, поднял удочку над головой. Затем повторил упражнение. Вернее, хотел повторить. Не дали. Поклевка, властная и бескомпромиссная, случилась в двадцати сантиметрах у дна. Окунь под триста. Следующая - на уровне груди, и окунь на четыреста. Следующая – выше головы, и рыбка на двести…
Через десять минут я уже не мог продолжать упражняться и сел передохнуть. Физические силы покидали тело, прочно укутанное в зимние одежки. Я перестал спешить закидывать снасть и взял средне-медленный темп. Рыба клевала хаотично и непоследовательно по всему двухметровому горизонту. Размер колебался от ста пятидесяти до семисот граммов. Несколько хороших окуней подобрали мормышку прямо со дна. Поклевки чередовались то серией на каждом подъеме, то лишь иногда после третьего, а то и пятого приседания. Однажды, выполнив четыре приседания, я стоя засунул удочку под мышку, чтобы подышать теплом на пальцы. Окунь дернул неподвижно висящую мормышку, но не засекся. Я стал экспериментировать с цветом бусин на мормышках.
Соседи по-прежнему хаотично бродили вдали, вылавливая единичные экземпляры на блесны. Я думаю, это было сегодня лишним. «Музыкальное» сопровождение лопающегося льда гоняло рыбу по всей акватории в водной толще. Нужно было просто ждать у лунки свою рыбу.
Когда я окончательно устал от ловли на мормышку с приседаниями, решил передохнуть с балансиром. Поклевки были действительно такими редкими, что впору было сорваться с места и бурить лунки на новом месте. Но все равно пяток достойных окуней удалось перехитрить и балансиром. Правда, танцевать вприсядку я перестал.
Но пора было собираться. Договор с попутчиками – это превыше клева! Проявив способности упаковщика, плотно набил добычей рюкзак. Вскинул ледобур на плечо и прытко помчался к своему берегу. У трещины в недавно образовавшейся прозрачной корочке искристого льда играли радужные зайцы. Хотел остановиться и сфотографировать, но прикинул, что и так опаздываю. Мужской договор победил во мне фотохудожника. Мокрый, едва справляясь со сбившимся дыханием, пересек финиш с опозданием в полторы минуты и…
Ни хозяина, ни пассажиров не было. Заиндевелый автобусик неприступно скукожился замками. Я в отчаянии подергал запертые двери и стал вглядываться назад, в белую пустыню. Далеко-далеко, где-то вблизи острова неспешно брела группа «телезрителей». Можно было легко прикинуть, что к берегу они подойду примерно через час. Через несколько минут потное тело начало остывать. Становилось ощутимо зябко. Я махнул проезжающей мимо легковушке, оставив на снегу послание.
Медленно согреваясь от автомобильной печки, стал постепенно забывать о скомканном финише, и теперь в ногах ощущалась лишь приятная усталость от дневных приседаний под хрустящий и бухающий ледяной аккомпанемент, рука мысленно продолжала замысловатую безмотыльную проводку, а перед глазами стоял образ сгибающегося кивка под властным и настойчивым прижимом матерого окуня.