Оглянуться не успели, как уже и лето перевалило на вторую свою половину. Дни стоят неподвижные, жаркие. Тёплые ночи наполнены стрекотанием цикад, шелестом ветра в сонной листве, если вдруг где-то вдали заворчит гром и заполыхают вспышки молний. Хотелось бы дождя, свежести. Но торопливая гроза опять обойдёт спящий город, и снова всё замрёт в чуткой и тёплой тишине.
Но потемну ещё сквозь сон слышишь вдруг, как раскалывается небо, бьёт в крышу яростный ливень. А потом переходит на мерный перестук, срываясь временами на частую дробь под напором шквалистого ветра. Утро приходит умытое, пахнущее пронзительной свежестью и сырой травой. Начинается новый летний день середины лета, второй его половины.
Давно замечал, что в ругаемое многими рыбаками «глухолетье» неплохо берёт окунь. На лесном озере Лужъер, что находится среди сосновых вековечно гудящих лесов, в июле и начале августа можно было поймать самых крупных окуней, о которых даже не мечталось в другое время года. Именно в это время выходили к жерлицам-рогулькам матёрые горбачи под два кило весом и хватали насаженных на крючки окуньков. Ничего им не надо было, кроме своих мелких собратьев. Пытался я насаживать на тройники плотвичек-сорожек, пойманных на соседнем озерце и принесённых с большими предосторожностями на Лужъер, но давили этих серебристых рыбёшек лишь окуньки не тяжелее двухсот граммов, редко крупнее. Да и то не садились они на крючки, а большей частью просто портили живца, ободрав чешую и придавив рыбку так, что она вскоре уже не шевелилась. Смена живца на серебристых сорожек была предпринята с временным бесклёвьём крупного окуня, мол, уж на нежную и хорошо заметную в тёмной торфяной воде рыбку точно возьмёт самый крупный горбач. Но те словно и не замечали рыщущих и блещущих яркими боками шустрых сорожек, которые к тому же были гораздо более живучие, чем окуни.
Была попытка ловить горбача и на маленьких серебряных карасиков. Специально ловил их в небольшом деревенском прудике, чтобы привезти на озеро. Здесь была ставка на известную живучесть карасей. В летнюю жару окунь-живец иногда и часа не выдерживал, быстро костенел и белел. Вероятно, причина этого была и в способе насаживания живца. Обычно летние жерлицы-рогульки я оснащаю так называемыми финскими крючками, правда, в расчёте на щуку, но и окуни попадаются на них, но только крупные. А крючок представляет собой острые отходящие в стороны усики из рояльной струны, которая очень прочная и пружинистая. Нет на крючках никаких бородок, а принцип ловли состоит в том, что живец не цепляется ни под спинку, ни за губу, а поводок с крючком пропускается сквозь жабры и потом финский коварный крючок оказывается во рту живца. Внешне усики и выглядят таковыми. Они под углом уходят по обеим сторонам пасти окунька по направлению к хвосту. Усы и усы… Только усы особенные. Схватив живца по своему обыкновению поперёк, щука спешит развернуть его головой в глотку. Здесь усики-жала этому не препятствуют. А вот при рывке назад, когда живец проглочен и хищник уходит в траву, зловредный «финн» становится в распор. Ни туда, ни сюда. Никогда щука не сойдёт с такого крючка. Но и минусы у него тоже есть. Поводок, пропущенный под жаберной крышкой живца, всё равно беспокоит окунька, натирая жабры. И в жару срок его службы очень короток.
Карасики и должны были стать альтернативным видом живца, причём способным сохранять бойкость долгое время. Но их постигла та же участь, что и сорожек. «Крупняк» брезгливо отвернулся, продолжая изредка всё же хватать окунишек, а карасиков быстро истрепали мелкие чёрные окуньки, живущие под торфяными берегами. Настоящие же горбачи, которые, по словам местных рыбаков, достигают в озере трёх килограммов веса, здесь живут, видимо, на песчаных косах или лудах, встречающихся среди илистого торфяного дна. Обычно такие песчаные косы находятся рядом с камышами. Причём не у берега. Островки камыша видны у одной стороны озера и у другой, но все они располагаются метрах в пятидесяти от берега, где-то ближе, где-то дальше. И глубина в озере пустяковая – не больше полутора-двух метров. В одном только месте встречается на озере глубина около трёх метров, как раз за одним из островков камыша.
Несмотря на мелководность, озеро большое по площади. В длину не менее двух километров, а в ширину с километр. Кроме этого, оно не промерзает сильно. Лёд здесь бывает даже тоньше, чем на Волге. Видимо, щелочная торфяная вода препятствует образованию толстого льда.
И удивительно, что в мелководном Лужъере есть очень крупная щука. Я, правда, не ловил здесь щук больше шести с половиной килограммов, а старший сын, ещё тогда маленький, поймал здесь свою первую в жизни щуку на семь кило триста граммов. Но в довоенное время здесь, судя по статьям в тех газетах, попадались экземпляры до тридцати килограммов…
Замечено было, что выход крупного окуня и самая успешная его ловля обычно приходилась на день Военно-Морского Флота России, то есть на конец июля. Помнится, как раз в эти дни за пару дней я поймал здесь на жерлицы двадцать окуней, самый крупный из которых весил два с половиной килограмма.
С того времени много воды утекло. Обвалилась и разрушилась землянка, которую мы с отцом вырыли и построили на сухом бугорке рядом с устьем речушки Лужи, впадающей в озеро. По осени мы ловили окуней на мормышку с насаженным окунёвым глазом и собирали на моховых болотах клюкву. Точнее, клюкву собирали мама с бабушкой. А мы с отцом рыбачили и кормили женщин рыбой, но и со сбором клюквы иногда тоже помогали. В землянке и ночевали всей семьёй.
Побывали, видимо, на озере и дикари с электроудочками, так как в один сезон начали попадаться какие-то странные окуни с высохшим телом, явно битые, мутанты какие-то. И рыба почти не брала.
А потом и горело озеро окрест. Словом не войдёшь дважды в одну и ту же реку.
Сегодня мы приехали на озеро, но добираться пришлось через горельники. Унылое и тяжёлое зрелище. На месте сосновых боров – только пустоши, быстро зарастающие мелколесьем. Говорят, можно теперь добраться до самого озера на машине, не как раньше, но нужна машина с хорошей проходимостью вроде «УАЗика». На нашем «Логане» там не проехать. И та лесная дорога находится гораздо ближе от города. Мы и не знали даже о ней. Видимо, не так давно её протоптали всевозможные внедорожники, начиная с упомянутых «УАЗиков».
Ладно, не впервой. Так напрямую и вышли к озеру. Окуньки клевали, как и в старые времена, прямо под ногами. Требуется лишь срезать сухой хлыст, всего-то длиной около полутора метров, и привязать к вершинке леску с маленьким пенопластовым поплавком и белой мормышкой на леске. А потом надо тихо идти по низкому берегу, под которым стоит чёрная вода. Её видно в прогалах-провалах среди переплетения корней и дёрна, тонким слоем покрывающим корни, под которыми плещется озёрная вода. Задача – найти окунёвый залив, где иногда собирается довольно много рыбы. Помнится, в одно лето мы с отцом прямо из-под ног за час ведро окуней наловили.
Найдя на берегу заливчик, как раз с поваленным деревом, около которого любят стоять окуни, насаживаем на мормышки хвостики червяков и закидываем рядом со стволом дерева. Поклёвок вначале нет. Но стоило повести мормышку вдоль дерева, как тут же белый поплавок исчез в торфяной воде, и его уже видно уходящим в сторону. Нельзя медлить, иначе заведёт в коряги. Подсечка! И вот уже чёрный окунёк пляшет на леске.
Мелких окуньков-живцов мы ловим на червя. А более крупные окуни берут здесь только на окунёвый глаз. На этом озере явно в моде самый закоренелый каннибализм, в разной форме, в зависимости от размеров рыбы. В отличие от лета ранней осенью, в «бабье лето», в сезон паутинок летящих, окунь у берега не ловится. Он уходит на чистые плёсы метров на тридцать-сто от берега и уже совершенно отчаянно клюёт на ту же мормышку с окунёвым глазом. Причём попадаются неплохие окуньки, граммов до двухсот-трёхсот. Они не всегда чёрные. Бывают даже цвета, скорее, тёмно-оранжевого. Эти ребята, видимо, нашли себе место жительства где-то между песком и береговым илом, заходя и туда, и сюда.
Наловив более двух десятков живцов, опускаем часть их в металлическом садке под корягу у берега. Здесь тень и относительно холодная вода. Штук двенадцать берём с собой в лодку в пластмассовом кане. Теперь главное угадать с местом, где держится или охотится крупный окунь. Пяток жерлиц мы выставляем вдоль береговой полосы кувшинок. Втыкаю сухой сосновый шест прямо по краю кувшинок и вешаю рогульку с леской на кончик шеста при помощи петли-удавки, которая за секунду позволяет подвесить жерлицу и при натяжении только затягивается. А снимается так же – за пару секунд. Главное, чтобы живец бегал рядом с травой, но не цеплялся за неё и шест. Для этого шест втыкается в ил под углом в сорок пять градусов.
Другие пять жерлиц ставим у островка камыша, тоже у кувшинок. Здесь перепад с очевидной песчаной мели, где воды лишь полметра, на относительную ямку в полтора метра глубины.
Всё… Запас живцов есть. Под бережком в тени. Можно и размяться со спиннингами. Обычно в июле здесь окунь отлично берёт на белые вертушки. Так оно и вышло: то и дело при начале проводки или под самой лодкой садятся окуньки на белые нулевые «Меппсы». Отвели душу. Можно и на берег.
Вечером тихие разговоры у костра, треск смолья, запах ухи и ломти нежных варёных окуней под рюмочку беленькой. А там и – проверка жерлиц. Надо и живцов обновить на ночь, благо ещё подловили прямо здесь, не отходя далеко от костра. Крупный окунь в июле и ночью берёт, и на самой ранней заре.
Тихо подходим к жерлицам. Одна из них размотана, леска косо уходит в кувшинки. Берусь за леску и чувствую упругие толчки. Это явно не щука. Точно… На леске вывожу в стороне от борта лодки окуня на кило весом. Есть!.. Не оскудело ещё озеро на увесистых окуней. Но на других жерлицах были только пустые хватки. Очевидно, брали мелкие окуньки. Один попался сам едва крупнее живца, граммов на двести.
Рано утром снимаем жерлицы. Попался ещё один килограммовый окунь и его более мелкий собрат, такой же, как накануне. Нет уже таких горбачей более полутора кило или подобных тому, на два с половиной килограммов весом, которого я поймал когда-то в июле. Может быть, и время не подошло. Праздник-то моряков ещё впереди. Вдруг да и приедем ближе к нему, морскому празднику, на наше Озеро.