Я не иду в кассу, а становлюсь на посадочной площадке в сторонке, чтобы не привлекать внимание людей. А в подошедший автобус стараюсь прошмыгнуть побыстрее и занять последние места.
Причина странного поведения более чем банальна: ватная куртка до того изношена, что супруга не раз пыталась порвать ее на тряпки, но я спасал вещь от печальной участи. А о рюкзаке и говорить не приходится – латаный-перелатанный.
– Носишь это тряпье – со стыда деться некуда! – ругает меня всякий раз супруга, когда я возвращаюсь с охоты. Когда ухожу, она еще спит.
В душе я с ней согласен. И даже приобрел новый рюкзак. Есть и другая, камуфляжная куртка. Но хранятся они второй год в шкафу в ожидании своего часа. Ну не лежит душа к новым вещам! То ли дело эти – родные, испытанные временем. Помню, скрадывал лисицу в поле, оставалось уж шагов сорок пройти, и можно было бы стрелять, а она возьми да и проснись. Упал на снег, затаился. А лисица то встанет, то ляжет, то опять встанет, походит вокруг лежки, присядет. И так почти час. Не подвела фуфаечка. Конечно, продрог немного, но не до такой степени, чтобы зубами стучать.
А лисицу ту взял – заснула все-таки, я же тем временем и подскочил поближе.
A сколько лет рюкзаку, не припомню. Немало переносил в нем лисиц и зайцев, тетеревов и уток... Поначалу лисицам счет вел, дошел до сотни, да куда-то дел ту бумагу. Собирался восстановить записи, да все откладывал назавтра. Потом, по прошествии десятка лет, сделать это стало невозможно.
После охоты я вешаю куртку у газового котла на просушку. Делаю это, когда супруга уходит в спальню. Негоже лишний раз видеть ей почти полностью вытертую подкладку. Пора, пора менять «старушку». Но в голове упрямо встает вопрос: а нельзя ли как-то ее подлатать? Уж больно сроднился с ней, за много лет она приняла все очертания моей фигуры – не всякий портной сможет так подогнать.
«Ну, хорошо, – решаю я, – дохожу последний сезон, а с осени буду привыкать к новой».
То же самое говорил я себе и год назад.