А вот очерк «Лес и степь» мне совсем не «показался», поскольку, как мне представлялось, он был ни о чем. Тогда мне никто не подсказал, что этот фрагмент являет собой одно из самых поэтичных отображений в прозе природы среднерусской равнины.
Зато рассказ другого нашего классика Дмитрия Мамина-Сибиряка «Зимовье на Студеной» я воспринимал в то время как сугубо охотничий, хотя охотничье содержание в нем сводилось по сути к краткому сообщению о том, что главный персонаж – старый охотник Елеска – каждую осень добывал по несколько десятков рябчиков и что эти рябчики «долетали» до Парижских ресторанов. Весь трагизм этого рассказа (одиночество Елески и его гибель) до меня по-настоящему тогда не доходил.
С возрастом, знаниями и опытом мои оценки охотничьей литературы становились все более взвешенными или, как бы сейчас сказали, адекватными. Осмелюсь утверждать, что в России ХХI века наиболее талантливыми писателями-охотниками могут считаться ныне здравствующие и творящие В. Чернышев, Б. Петров, Д. Дурасов, И. Алехин, М. Булгаков, а из недавно умерших – С. Кучеренко и А. Бикмуллин.
Но помимо авторов, пишущих преимущественно об охоте, есть известные прозаики, у которых охотничья тематика растворяется в «общечеловеческой» (по выражению М. Пришвина) или же отражается в их творчестве попутно, эпизодически. Собственно к таковым относятся те же И. Тургенев и Д. Мамин-Сибиряк. Но если иметь в виду более близкое к нам время (скажем, последние четыре-пять десятилетий), то я назвал бы И. Соколова-Микитова, О. Волкова, Ю. Нагибина, Г. Троепольского, А. Скалона, В. Астафьева и, конечно же, Ю. Казакова.
Однажды аспирантка-филолог, работающая над кандидатской диссертацией о творчестве Юрия Казакова, поинтересовалась, как я оцениваю «с точки зрения охотника» его рассказ «Плачу и рыдаю». Я сказал, что это один из лучших охотничьих рассказов ХХ века. Мы разговорились и сошлись во мнении, что другой рассказ Казакова «Арктур — гончий пес» вместе с его же повестью «Тэдди (история одного медведя)» и повестью Г. Троепольского «Белый Бим – Черное ухо» достойно продолжают традицию мировой литературной классики в изображении животных (вспомним рассказ Льва Толстого «Холстомер», повести Джека Лондона «Белый клык» и «Зов предков», рассказ Э.Сетон-Томпсона «Венипегский волк»).
Охотничье содержание можно найти в исторических повестях и романах. С этой точки зрения я выделил бы в первую очередь роман В. Иванова «Русь изначальная» (издан в 60-е годы, затем переиздавался). Сразу оговорюсь, что историческими я называю лишь те художественные произведения, которые повествуют о событиях далекого прошлого (относить к жанру исторической романистики книги о реалиях нового или тем более новейшего времени – значит неоправданно расширять границы жанра). Считаю, что список авторов, специализировавшихся в указанном жанре, у нас по достоинству возглавляют трое: С. Бородин (роман «Дмитрий Донской»), Д. Балашов (серия книг «Государи московские») и В. Иванов («Русь изначальная», «Русь великая»). Мне ближе последний – в силу неординарной стилистики, высокой художественности, глубокой философичности его романов и, конечно же, наличия в них запоминающихся охотничьих включений.
Основными видами зверовых охот наших предков, живших в лесостепной зоне, были охоты на кабанов с рогатиной и на туров с луком. Писатель показывает тонкое знание предмета и воспроизводит в деталях жизнь и быт охотников той далекой поры (VI век). Привлекает внимание их оружие и снаряжение. Вот как, например, автор описывает подготовку материала для изготовления рогатин: «На древки выбирают прямой чистый ясень или клен. Первый год хранят неошкуренные бревна подвешенными под крышу, но не в избе, а в амбаре. От верхнего избяного жара свежее дерево дает трещины даже в коре. На второй год бревно ошкуривают – не завелся бы червь – и подвешивают в избе. Закоптившись в дыму, древесина твердеет. На третий год бревно колют колышками, строгают стругами, чистят камнем. Такому древку можно довериться. Был бы верен глаз, тверда рука, а дерево не выдаст».
Экзотикой веет от сцен охоты на туров – животных, к которым наши предки относились с почтением (автор «Слова о полку Игореве» называет удалого князя Всеволода Буй Туром): «На сжатых коленях человек приподнимается над седлом, чтобы дать свободу нижнему усу лука. Сообразив силу ветра и откуда он тянет, стрелок растягивает тетиву до уха. Оттянутая средним и указательным пальцами, тетива срывается будто сама и щелкает по кожаной рукавичке… Издали оснащенный накрест серо-белым гусиным пером конец стрелы кажется маленькой птичкой, куличком-воробьем, прилепившимся к турьему боку… От укола бык взбрасывает тяжелый перед, прыгает и падает».
В книге В. Иванова есть глава, в которой рассказывается о том, как грек-изгой по имени Малх идет на север берегом Днепра в надежде встретиться со славянами-русичами и быть принятым в их среду. Пропитание путник добывает охотой (он вооружен ножом, мечом, луком и стрелами). Глава привлекает великолепным изображением пейзажей Приднепровья. Фактически здесь мы имеем дело с тургеневскими «лесом и степью», но только такими, какими они были полторы тысячи лет назад.
И последнее: если мы считаем себя патриотами, то должны знать историю своей страны и своего народа. Для охотника это знание неотделимо от любви к природе и осознания необходимости бережного к ней отношения (напомню в связи с этим, что последний на планете степной тур был добыт в середине XVII и застрелен не из лука, а из ружья).