Даррелл и заповедная Россия

На эмблеме заповедника изображена скопа

С учетом уникальности этой птицы и ее численности в заповеднике это справедливо, но... рядом с нею по праву должен красоваться и глухарь, поскольку долгие годы именно он главенствовал в Дарвинском государственном заповеднике среди пернатых.

В заповеднике был создан первый в стране — и скорее всего в мире — экспериментальный питомник глухарей, отработана система содержания взрослых птиц и их размножения. Работа по вольерному разведению глухарей началась в ДГЗ в 1963 г. Все на ферме-питомнике было отлажено, работы набирали темпы. Но после того как министерство рассталось с директором заповедника В. В. Нестеренко, а В. В. Немцев, возглавлявший питомник, после себя не оставил последователя, наступили “смутные времена”. Прежнего энтузиазма у нынешнего руководства МПР по заповедникам глухари не вызывали, все пришло в полную разруху. А пару лет назад, после увольнения А. А. Шилабкова, надежды на возможное возрождение глухариной фермы и изгнания коммерсантов из заповедника рухнули окончательно. Хотя питомник прославил заповедник, его опыт заинтересовал многих, и даже Джеральд Даррелл приезжал в 1980-х посмотреть на местных глухарей. А теперь все в прошлом.

Имя Д. Даррелла и его книги, конечно, если говорить о прежних временах, были любимы и читаемы всеми поколениями нашей страны.

В октябре 1984 года Джеральд с супругой Ли вылетел в Советский Союз для съемок документального фильма “Даррелл в России”. Ему хотелось своими глазами увидеть, что делается в СССР для сохранения исчезающих видов животных.

Писатель был бесконечно удивлен, узнав, что в этой далекой для него стране он культовая фигура. Его русские поклонники цитировали целые абзацы из его романов, разумеется, по-русски. “Русские напоминают мне греков, — писал Даррелл в дневнике, — своими бесконечными тостами и готовностью целоваться. За последние три недели я перецеловал больше мужчин, чем Оскар Уайльд за всю свою жизнь. Они все стремятся расцеловать и Ли, и это лишний раз убеждает меня в том, что за коммунистами нужен глаз да глаз”.

Учитывая политическую обстановку тех лет, программа пребывания и перемещения была не только срежиссирована, но и согласована с компетентными органами. Так, путь в заповедник через Череповец был далеко не самой короткой и удобной дорогой. Зато “русификация” знаменитого естествоиспытателя прошла на славу. Когда Даррелла всю ночь везли на поезде из Москвы в Череповец, он удивил своих сопровождающих крепкой головой, до утра на равных угощаясь водкой в купе.

А началось путешествие Даррелла со знакомства, которое запомнилось ему надолго. “Это была встреча с Николаем Дроздовым — высоким, элегантным и… обаятельным человеком, — вспоминал он. — Благодаря его огромному интересу и любви к природе, а также его очаровательному, немного сардоническому чувству юмора, было приятно… работать с ним, и мы с большим удовольствием приняли участие в его телепередаче. Поэтому мы были очень рады, что Ник приехал на вокзал проводить нас. Именно тогда мы и обнаружили у него подкупающую привычку носить с собой неглубокий кожаный саквояж, который иногда давал приют его любимцу-змее, но чаще всего содержал партию подарков. Они выдавались не сразу, а порциями, через некоторые промежутки времени, так что ты ждал, очарованный и затаивший дыхание, как дети при встрече с фокусником. В данном случае он начал с того, что достал коробку с шоколадными конфетами для Ли. Последовал обмен страстными поцелуями. Мы некоторое время поболтали о том о сем, а затем Ник снова нырнул в свой саквояж и достал коробочку, в которой было шесть маленьких зеленых стаканчиков в изящных филигранных подстаканниках, украшенных различными изображениями животных. Мы распаковали их и выразили свое восхищение столь чудесным подарком, опять поговорили минут пять или около того, пока Ник снова не нырнул в свою сокровищницу и торжественно не выудил оттуда бутылку бренди, чтобы было чем наполнить бокалы. К своему сожалению, должен признаться, мы потребили его так много, что Ник чуть не пропустил момент, когда поезд тронулся… Вот так благополучно и началось наше путешествие”.

Для поездки в Дарвинский заповедник было две причины. Во-первых, он был создан для изучения и контроля за воздействием на окружающую среду одного из самых больших в мире искусственных озер — Рыбинского водохранилища. Второй, более интригующей причиной была берлога медведя, найденная сотрудниками заповедника, которые уверяли, что можно будет снять косолапого. Однако как раз перед самым нашим отъездом медведь проснулся и отправился “прогуляться”. Менять планы было уже поздно, да и оставалась надежда, что удастся найти шатуна

Утром команда Даррелла прибыла в Череповец и сразу же, как только караван машин свернул с асфальта на проселок, столкнулась с таким чисто русским явлением, как распутица. Дороги — один сплошной кошмар. Пришлось “незапланированно” остановиться, чтобы познакомиться с советско-российским вариантом потемкинской деревни. Крохотная. На окнах всех домов крохотной деревушки были великолепные ставни и наличники, покрытые резьбой и выкрашенные в веселые цвета. В одной из таких избушек путешественников ждала пожилая пара, которая “приготовила” им обед.

Если чем и можно удивить иностранца в России, так это застольем. “На длинном столе в главной комнате было собрано столько еды, что можно было бы прокормить Красную Армию. Ватрушки, булочки и черничный пирог, картошка, мясные тефтели, море соленостей, гренки с яйцом, пироги с рисом и яйцами, а для утоления жажды — огромный самовар с чаем, клюквенный морс и неизменная водка, без которой в Советском Союзе ни один прием пищи, включая и завтрак, не считается завершенным” (из воспоминаний Даррелла).

Для Даррелла глухарь оказался весьма экзотической птицей. Вот его впечатления о глухариной ферме: “Глухарь — величественная птица размером с небольшую индейку. Птиц содержат в больших вольерах, где рядом с крупным, агрессивным самцом помещаются три или четыре самки. Мы направились в первый птичник, где самки с оперением цвета осенних листьев и красивыми, отливающими каштановым грудками скромно оставались в тени, приседая и переворачивая яйца в гнездах, тогда как самец, чересчур возбужденный нашим присутствием, важно расхаживал по вольеру и демонстрировал себя нам с такой самоуверенностью, какую можно увидеть только у прусского офицера в новой униформе. Униформа в данном случае была действительно роскошной, поэтому самоуверенность была вполне простительна. Верхняя часть его груди была зеленой, цвета бутылочного стекла, который плавно переходил в переливчатые оттенки синего на шее и голове. На коричневатых крыльях размещались красивые белые “эполеты”. Свой хвост, состоящий из украшенных белой отделкой темно-синих перьев, он развернул, словно жесткий веер на балу викторианской эпохи. Он бегал вокруг нас на своих мощных плоских лапах, одетых в панталоны из перьев, откинув назад голову так, что были видны клюв цвета жженого сахара, похожий на ястребиный, и агрессивно топорщившаяся жесткая борода из черных перьев. Его бешеные, орехового цвета глаза были увенчаны устрашающими бровями — мясистыми ярко-красными кусочками кожи в форме полумесяцев, которые придавали ему особенно “воинский” вид. Совершая вокруг нас короткие перебежки, он издавал два совершенно непохожих звука. Он словно занимался чревовещанием, используя один голос для вопросов, а другой для ответов. Первый звук — низкий и глухой шум, как будто кто-то осторожно сыпал каштаны на поверхность барабана. После небольшой паузы глухарь “отвечал” на этот звук странным гнусавым курлыканьем. С откинутой назад головой, топорщащимися перьями под открытым острым клювом, поднятыми в ярости от нашего вторжения бровями, он напоминал геральдический символ — одну из тех птиц, что украшали щит какого-нибудь средневекового князя”.

Из всего задуманного в ДГЗ Дарреллу удалось осуществить далеко не все, хотя сотрудники заповедника прилагали максимум усилий и старались “не за страх, а за совесть” помочь ему в создании “вологодской серии” киноленты “Даррелл в России”. Но сам знаменитый путешественник отметил: “В общем серия о Дарвинском заповеднике оказалась не самой удачной в нашем фильме, хотя сам заповедник был поистине очаровательным местом”.

В воспоминаниях жителей заповедника Даррелл остался человеком общительным, по-русски пьющим. А занятые в съемках люди отзывались о нем как о человеке с ночным режимом работы, жестким и требовательным по отношению к своей команде (например, он разом уволил оператора, не сумевшего продолжить съемку после того, как провалился под лед).

В те несколько дней, когда съемочная группа (и особенно сопровождавшие ее лица) были приятно удивлены ассортиментом местного магазинчика, на жителей ДГЗ наложили табу на покупку доселе невиданных товаров. Отмена данного запрета, пожалуй, единственное положительное изменение в заповеднике спустя почти тридцать лет после посещения ДГЗ Джеральдом Дарреллом и спустя пятнадцать — после развала глухариного питомника.