Особенно много таких уголков в юго-восточной части дельты Волги. Здесь природа, создав в густых, труднодоступных дебрях камышей, кустарников и деревьев бесчисленные острова, сама позаботилась о сохранении диких животных, спрятав подальше от человеческих глаз даже крупные озера-лиманы.
И вот однажды во время довольно длительной осенней командировки в этот таинственный край я медленно плыл на мощном катере «Прогресс» в сторону Каспийского моря, часто переходя из одной извилистой протоки в другую. Они то сжимались до ширины в несколько метров среди мрачных обрывистых берегов со свисающими в темную воду змееподобными корнями деревьев, то неожиданно распахивались перед катером большими светлыми плесами, покрытыми зарослями белых и желтых кувшинок, с которых поспешно убегали в береговые заросли лысухи и султанские курочки и взлетали стайки уток и небольших стремительных чирков.
Неожиданно слева передо мной появилась широкая и длинная поляна, вся заросшая ежевичником, из которого с треском и звонкими криками взлетели несколько великолепных красавцев-фазанов. А метрах в восьмидесяти от меня с поляны в воздух поднялось, неуклюже взмахивая большими крыльями, множество серых, белых и красных цапель и небольшая стайка гусей. Сделав круг, птицы направили свой полет в сторону высокой стены камыша, возвышавшейся над поляной метрах в ста от берега, и, перелетев через нее, резко пошли на снижение.
Крайне заинтересованный, я причалил свое плавсредство в уютной бухточке у песчаного берега, подтянул его повыше, а рюкзак с продуктами — жареной рыбой, хлебом, помидорами и пакетом с вяленой воблой — закрепил плечевыми лямками под уключинами металлического весла и накрыл палаткой, страхуясь от ворон-воровок, сидевших среди больших черных бакланов на ветках сухих деревьев.
Выйдя на поляну и продвигаясь по зарослям ежевичника, я на ходу сорвал крупные спелые ягоды, но не направился сразу к стене камыша, за которой скрылись гуси и цапли, а пошел туда, откуда они взлетели, и сразу увидел длинное узкое озеро, из мягкой илистой почвы которого дикие кабаны добывали вкуснейшие плоды водяного ореха — чилима. При моем приближении с озера взлетели еще несколько цапель и уток, также улетевших за камышовую стену. А вслед за ними и я отправился к предполагаемому лиману.
Тихо преодолев камышовую преграду и осторожно выглянув, я увидел обширный лиман, покрытый зарослями цветущих белых и желтых кувшинок и крупными розовыми цветами лотоса, а среди сказочного изобилия ярких цветов такое количество всевозможных водоплавающих, что у меня даже дух захватило, хотя нечто подобное я уже встречал на балхашских разливах.
Посередине водоема среди многих сотен крупных и мелких уток разных видов, нырявших за кормом и весело гонявшихся друг за дружкой, хлопая по воде крыльями, степенно и важно плавали, гортанно переговариваясь, стаи старых и молодых гусей и лебедей, а ближе к берегам по всему периметру лимана все водное пространство было покрыто тысячами лысух-кашкалдаков, одетых в черные монашеские одеяния со сдвинутыми на лоб белыми беретами-наростами, за что их и называли лысухами. Они, как и другие водоплавающие птицы, плавали, ныряли и, сгорбившись, ходили по цветкам лотоса и кувшинок, беспрерывно «кланяясь» во все стороны и делая при этом бесподобные по изяществу книксены.
Почти вся моя жизнь прошла в тесном общении с природой, и пребывание в этом безмятежном птичьем царстве было наивысшим счастьем. Для меня даже время остановилось, хотя, несмотря ни на что, день уже клонился к вечеру. Об этом напоминали прибывавшие полчища комаров, отмахиваясь от которых, я чуть не пропустил момент появления новых действующих лиц. В нескольких десятках метров от меня, с левой стороны водоема, камыши с шумом распахнулись, и на берег выбежало большое стадо кабанов под предводительством огромного рыже-седого вепря.
Их появление никого не удивило и не напугало, поскольку для птичьего сообщества эти звери при соблюдении субординации и дистанции не представляют никакой угрозы.
Не принюхиваясь и не задерживаясь на берегу, взрослые кабаны, поросята и подсвинки сразу забежали в воду и принялись шумно выдергивать из ила пучки чилима с гроздьями рогатых, но необыкновенно вкусных орехов. Отфыркиваясь от стекавшей по их длинным мордам воды и грязи, они смачно чавкали и при этом близоруко щурились.
Стадо медленно продвигалось в мою сторону, и, когда нас разделяло расстояние не более пятнадцати метров, со стороны катера раздался резкий металлический грохот, от звуков которого секачи оглушительно ухнули, и в одно мгновение все стадо стремительно исчезло в густых дебрях.
Но на птиц продолжавшийся грохот не подействовал никак. Только несколько чирков взмыли вверх и, совершив над озером небольшой круг, тут же с шумом приводнились.
А вот на меня произошедшее подействовало почти так же, как и на кабанов. Только я не бросился спасаться в крепи, а ринулся к катеру, опасаясь, что его пытаются угнать лихие люди, оставив меня на этом необитаемом острове на очень длительное время в роли Робинзона Крузо. И только когда катер оказался в поле моего зрения, а людей возле него я не увидел, хотя грохот и продолжался, я перешел на медленный, крадущийся шаг и увидел, что под бортом катера кто-то копошится. А подойдя еще ближе, распознал виновника шума и нашей с кабанами паники.
Вцепившись зубами в горловину моего рюкзака, свисавшего с борта катера и не соскочившего с уключины весла благодаря моей нехитрой уловке, его пыталась сдернуть оттуда, возмущенно рыча и производя страшный шум (от ударов металлического весла по борту катера), толстая и очень симпатичная енотовидная собака, учуявшая в рюкзаке вкусно пахнущую жареную рыбу. Рывки были очень частыми, и таким же частым был стук весла о борт катера. Палатка была вытащена и почти вся лежала в воде.
Видя увлеченность нахального воришки, я, уже совсем не таясь, подошел к нему не более чем на пять метров и остановился. Продолжая недовольно рычать, енот упорно тащил рюкзак к себе, а я, преисполненный симпатии к отважному зверьку, мысленно подсказывал ему: «За шнур потяни, за шнур!» — поскольку лишь так он мог добиться желаемого и получить аппетитно пахнущую рыбу. Наконец моя подсказка была услышана. Упрямый зверь, бросив дергать горловину рюкзака, схватил шнур. Когда он дернул его, скользящий узел тут же развязался, и под нос еноту на траву выпали из рюкзака упакованные в бумагу жареная рыба, хлеб и помидоры. Вобла же осталась в застегнутом кармане.
Не медля ни секунды, воришка разорвал бумажную упаковку с жареной рыбой и быстро съел ее. Таким же образом управился с хлебом, а упаковку с помидорами не стал даже открывать. Только присел над ней и окропил тоненькой струйкой.
— Ах ты, поганец неблагодарный! Как же тебе не стыдно?! — воскликнул я, смеясь, но больше добавить ничего не успел, так как енот испуганно тявкнул и бросился убегать по открытому месту. При желании я мог очень легко догнать и схватить зверька, поскольку его короткие лапы не приспособлены для быстрого бега. Кстати, еноты — единственные из семейства псовых, которые ложатся в зимнюю спячку и нагуливают для этого толстый слой жира.
Не чувствуя за собой погони, енот остановился и, развернувшись в мою сторону, без всякого страха посмотрел на невиданное им ранее двуногое существо, но когда я опять с ним заговорил, скользнул в заросли ежевичника, и больше я его не видел.